Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин - Олег Михайлов

В отблеске пожаров приметил он у самой дунайской воды кучку сражающихся. Три дюжих французских гренадера, желая пробиться к лодке, наседали на двух егерей, и вот уже один из них пал от штыкового удара. Только тогда Семенов разглядел, что это Пашка, веснушчатый новобранец. А кто же второй? Унтер-офицер, прокладывая путь прикладом, зычно кричал ему:

– Браток! Держись!..

Он был уже рядом. Рухнул красавец гренадер с золотым императорским орлом на кивере; двое кинулись прочь по берегу. Теперь Семенов узнал в солдате своего дружка Мокеевича. Старик едва держался на ногах и мог лишь сказать приятелю:

– Видать, еще не срок мне помереть…

Пощады в этом бою не было: все соделалось жертвою штыка. Победа русских была полной. И если кто и ускользнул из дивизии Газана до зажжения сараев, то был обязан тому ночному мраку, еще более усилившемуся от скопления дождевых туч. Мортье впотьмах удалось с горсткой храбрецов прорваться к Дюпону, после чего он бегом отступил к Спицу и переправился назад через Дунай. Около двух тысяч пленных, в том числе генерал Грендорж, были обязаны жизнью Дохтурову, который одним начальственным словом остановил ярость московцев и прекратил бесполезное уже истребление неприятеля.

Наполеон, в бессильной злобе взиравший с правого берега Дуная на это сражение, назвал его «воловьей бойней».

Когда кончилось кровопролитие, у солдат начался обычный торг. Многие носили богатые пистолеты, палаши, предлагая неприятельских лошадей, которых было взято едва ли не три полных эскадрона. Оценка коня с седлом и вьюком была скорая – пять австрийских гульденов или рубль серебром за каждого. За немногих только получали по червонцу. Некоторые хвастались черезами с золотом – узкими кошельками в виде пояса, отвязанными у пленных. Захваченных французов разделили на шесть партий и отправили в Кремс.

Войска триумфально возвращались в город под восторженные крики жителей, толпившихся у дороги:

– Браво, Русь! Браво!..

На главной улице Кремса, у городской ратуши, в окружении генералов стоял Кутузов. Он благодарил каждый проходящий полк.

– Спасибо, русские чудо-богатыри! Спасибо, победители! – приветствовал Михаил Илларионович ярославцев.

– То-то, батюшка наш! Не посрамили тебя! – кричали ему из рядов.

Перед взводами Московского мушкетерского полка везли отбитые у неприятеля пять орудий и несли отнятые у него знамена и штандарты. Полковник Сулима приказал положить их на барабан перед Кутузовым. Тот, призажмуривая здоровый глаз, махал рукой в белой перчатке и говорил солдатам:

– Молодцы! Молодцы, московцы! Слава и честь вам!..

Потом, оборотясь к стоявшей позади свите, главнокомандующий прибавил:

– Этот полк всегда дрался с отменной храбростью. За то и носит славное имя нашей белокаменной Москвы!..

Принудив Мортье возвратиться с уроном на правый берег Дуная, Кутузов обрел полную свободу действий.

Он мог теперь оставаться в Кремсе и ждать Буксгевдена или идти ему навстречу, уже не опасаясь скорого преследования. Лучший на Дунае мост у Кремса был разрушен; единственный Таборский мост, ниже по течению, у Вены, охранялся 15-тысячным австрийским отрядом Ауэрсперга. Казалось, французы надолго заперты за Дунаем.

Кремское сражение имело большое нравственное значение для всей Европы, трепетавшей перед Наполеоном. Во многих столицах поняли, что пора дешевых побед французов прошла, что Бонапарт встретил достойных соперников. Победа при Кремсе казалась залогом будущих новых успехов.

События, однако, приняли вновь зловещий оборот, и вновь виною тому были австрийцы…

Кутузов щедро платил лазутчикам и был поэтому превосходно осведомлен о каждом шаге неприятельской армии. Он знал о том, что корпуса Бернадота и Мортье стоят против Кремса и готовятся к переправе, чтобы при первом же известии об отступлении русских теснить их с тыла. Сам Наполеон с корпусом Даву и гвардией подошел к Вене. Еще ранее туда же поспешил Мюрат с корпусами Ланна и Сульта и гренадерской дивизией Удино, чтобы силой или хитростью овладеть Таборским мостом, а после устремиться в тыл Кутузову. Русский полководец весь день 31 октября спокойно оставался у Кремса, давая измученным войскам отдых, в твердой уверенности, что переправа у Вены будет упорно обороняться австрийцами.

На другой день, к вечеру, Кутузов получил сообщение, опрокинувшее все его надежды.

Заняв 1 ноября Вену, Мюрат и Ланн, не останавливаясь ни на минуту в городе, кинулись к Таборскому мосту, который с левого берега Дуная был защищен сильным венским гарнизоном. У пушки для сигнального выстрела к зажжению моста находился офицер с курившимся фитилем. Внезапно на противоположной стороне реки появились Мюрат и Ланн с несколькими всадниками. Размахивая белыми платками, они въехали на мост, честью уверяя Ауэрсперга о заключении перемирия с императором Францем.

– Не имея более враждебных намерений против австрийцев, – говорили они, – мы идем искать русских! Пропустите нас через мост!

Граф Ауэрсперг вступил с ними в разговор и, не сомневаясь в справедливости клятв, доверчиво расспрашивал Мюрата и Ланна о подробностях мнимого перемирия. Вдруг появились французские колонны и бегом устремились на мост. Австрийцы в смущении отступили от берега…

Вечер 1 ноября Кутузов провел в тяжелых раздумьях…

Русской армии вновь грозило окружение и гибель. Если бы Михаил Илларионович теперь решил остаться в Кремсе, Наполеон легко отрезал его от всех подкреплений и он оказался бы в положении Мака под Ульмом. Если бы русский главнокомандующий отказался идти на Цнайм, по единственной дороге, он очутился бы в неизвестной горной местности, лишившись всякой надежды на соединение с Буксгевденом. Если бы Кутузов все-таки рискнул отступить из Кремса в направлении Цнайма, навстречу Волынской армии, французы, перешедшие мост у Вены, все равно поспевали раньше: дорога от Вены была короче и лучше, чем дорога от Кремса. И тем не менее это был единственный путь, оставлявший надежду на спасение.

В ночь на 2 ноября Кутузов выступил из Кремса, поручив Милорадовичу арьергард. Маршируя всю ночь по Кремско-Цнаймской дороге, русские достигли на другой день местечка Эберсбрюнн. Теперь важно было любой ценой приостановить движение французов по Венско-Цнаймской дороге. Кутузов вызвал к себе князя Багратиона и приказал ему с шеститысячным авангардом двинуться направо, горами, перейти с Кремско-Цнаймской дороги на Венско-Цнаймскую и стать у Голлабрунна и Шенграбена, лицом к Вене, задерживая, сколько можно, французов. Основным силам надо было еще идти с обозами трудной дорогой, без отдыха, целые сутки, чтобы достигнуть Цнайма и спасти армию.

– Знаю, на что посылаю тебя! И благословляю на великий подвиг! – сказал на прощание Михаил Илларионович Багратиону, перекрестил его и поцеловал.

Отряд Багратиона только что пришел из Кремса в Эберсбрюнн, и солдаты даже не успели сварить каши, когда получили приказание выступать. Хотя до Голлабрунна было всего двадцать верст, переход предстоял чрезвычайно тяжелый, в непроницаемом мраке, тропинками, виноградниками, оврагами. Но Багратион, изучивший у Суворова сложное, не многими генералами постигнутое искусство усиленных маршей, к девяти пополуночи был уже у Голлабрунна, на несколько часов опередив Мюрата.

В это время Кутузов только еще проходил с главными силами за спиной у Багратиона, кружным путем направляясь бездорожьем к Цнайму.

12

Русская армия простояла около двух часов, не зажигая огней. Наконец показался перед фронтом Кутузов и, к удивлению всех, скомандовал вполголоса:

– Налево кругом!..

С поворотом арьергард стал авангардом и Ярославский мушкетерский полк оборотился лицом к Кремсу, откуда ожидался неприятель. Вскоре гусарский офицер-мариуполец в синем ментике подвел к Кутузову четырех австрияков. Михаил Илларионович повелел Дохтурову приставить к ним караул из двенадцати гренадер при одном расторопном унтер-офицере. Дохтуров вызвал Сергея Семенова, и тот, взяв у подпрапорщика знак своей новой власти – алебарду, передал ему полковое знамя, которое было доверено герою Кремса.

– Смотри, Чижик, за немцами пристально и береги их как зеницу ока, – сказал Семенову Михаил Илларионович. – Это наши вожаки или, лучше сказать, наши глаза! Понимаешь ли?..

Тотчас двинулись в путь, соблюдая возможную тишину. Версты две шли обратно к Кремсу. Солдаты думали, что их ведут ударить на спящих французов, и радовались новой потехе. Однако скоро последовало разочарование.

Проводники сошли с дороги и взяли круто вправо. Стемнело, как в яме; пронесли потайной фонарь, который освещал лишь узкую полоску впереди. Всю ночь армия пробиралась по узеньким тропинкам, часто спускаясь в овраги, проходя ручьи и перелески. Саперам пришлось во многих местах очищать дорогу и строить наскоро мостики для артиллерии, которую почти при каждой крутизне солдаты вытаскивали на руках.