СССР и Запад в одной лодке (сборник статей) - Андрей Амальрик

3. ЕВРОПА И СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

Как мне кажется, на Западе господствует мнение, что Европе не угрожает советское вторжение. Если бы завтра советские войска перешли границы ФРГ или Австрии, я сам был бы очень удивлен. Похоже, что СССР более заинтересован в сохранении статус кво в Европе и признании того, что уже достигнуто, чем в лобовой атаке.

Можно думать, что советская экспансия осторожно выбирает обходные пути — через Африку или Ближний Восток, а войска, стоящие в Восточной Европе, скорее преследуют цель придать значимость каждому советскому слову, обращенному к западноевропейским правительствам. Войскам не надо двигаться — само их присутствие и обаяние силы, которое исходит от них, — оказывают значительное влияние на ситуацию в Европе.

Однако можно думать, что европейская безопасность основана не на доброй воле Советского Союза и не на воле к сопротивлению европейских государств, которая весьма сомнительна, а на трех преходящих факторах.

Во-первых, на американском военном присутствии в Европе, которое угрожает Советскому Союзу ответным ядерным ударом и удерживает СССР от таких, например, рискованных шагов, как оккупация Западного Берлина.

Во-вторых, на внутренних трудностях в самом СССР и на его недоверчивых отношениях с восточноевропейскими странами; эти трудности побуждают СССР к экономическому сотрудничеству с Западом и к попыткам установить стабильные отношения в Европе.

В-третьих, на постоянной угрозе со стороны Китая и на желании иметь спокойный тыл на случай открытой советско-китайской конфронтации.

Но если безопасность Западной Европы действительно основана на совокупности этих трех факторов, то ее нужно признать весьма неустойчивой.

Во-первых, американское военное присутствие в Европе нельзя считать вечным. В США могут победить идеи изоляционизма и даже готовность рассматривать всю Европу — а не только Восточную — как естественную сферу влияния СССР и как своего рода плату за то, чтобы СССР не трогал США. Идея, что вывод войск США из Западной Европы взамен на частичный вывод войск СССР из Восточной смогут привести к лучшему взаимопониманию СССР-США и способствовать стабильности в мире, может быть очень популярна в США. Американская общественность не понимает, что такое Советский Союз, и склонна рассматривать его как такую же сверхдержаву, как и США, — с внешнеполитическими амбициями, но со стремлением к разумному компромиссу. Если же войска будут выведены, то СССР, пользуясь сухопутной границей, сможет их без труда снова быстро ввести, тогда как для США будет чрезвычайно трудно это сделать как по соображениям стратегического, так и политического характера. Если не к этому времени будет подписан договор об отказе от применения ядерного оружия, руки СССР будут развязаны.

Во-вторых, внутренние трудности — экономический кризис, обострение национальных противоречий, конфликт с интеллигенцией и другие — смогут побуждать советское руководство искать их разрешения как раз во внешнеполитических конфликтах, как это русское правительство уже пыталось делать накануне революций 1905 и 1917 годов. К тому же рост армии, если ей не находить то или иное внешнее применение, будет постоянной угрозой для партийного руководства внутри СССР.

И в-третьих, всегда остается возможность для СССР и Китая найти общий язык. Это особенно вероятно после смерти Мао Цзе-дуна, когда в Китае будет происходить внутриполитическая борьба и Китай постарается не обострять отношений со своим северным соседом. К тому же весьма вероятна победа умеренных элементов, которые постараются установить с СССР хотя и сдержанные, но добрососедские отношения и дадут ему чувство надежного тыла. Существует к тому же мнение, что в китайской армии все еще сильны просоветские элементы. Я не думаю, чтобы СССР и Китай установили хорошие отношения надолго и считаю конфликт межу ними рано или поздно почти неизбежным, но на какое-то время между ними возможно взаимопонимание и даже договоренность о разделе сфер влияния в Европе и Азии — и тогда для Европы могут наступить тяжелые времена. К тому же безразличие Европы к Китаю и двусмысленная позиция США, которые при Никсоне стремились сблизиться с СССР, используя флирт с Китаем скорее как средство шантажа, смогут ускорить процесс сближения Китая с СССР.

Если западные государства, и прежде всего США, не обнаружат достаточно политической воли, чтобы противостоять СССР в Европе и пытаться повлиять на либерализацию его изнутри, и достаточно политического здравомыслия, чтобы попытаться сблизиться с Китаем и поощрить его независимую от СССР позицию, то Франция и Англия в один прекрасный момент смогут оказаться в положении Венгрии и Чехословакии.

11 октября 1976,

Утрехт

Опубликовано в «Survey» № 100, 1976 (Великобритания) и «U. S. News and World Report» 17.1.77 (США). 

Есть ли политзаключенные в СССР?

Интервью заместителя министра юстиции СССР г-на Сухарева журналу «Новое время» (1976, № 1) заслуживает, чтобы на него ответил один из тех, кто на себе испытал действие представляемой им юстиции.

После шести лет тюрьмы, лагеря и ссылки я прочел это интервью со смешанным чувством радости и отвращения. С радостью — поскольку сама попытка пространного — на пяти журнальных страницах — оправдания карательной политики говорит о том, насколько чувствительно советское правительство к реакции мирового общественного мнения на нарушения прав человека в СССР, и следовательно, сколь многого могло бы общественное мнение здесь добиться. С отвращением — поскольку почти все, что утверждает г-н заместитель министра, — это ложь, а ложь всегда противно читать.

Он утверждает, что «советский закон» с самого начала преследовал только за «конкретные действия», а не за убеждения, не за принадлежность к тем или иным социальным группам или партиям.

В действительности же с первых месяцев большевистской революции была введена система заложников — система ответственности одних за других. В июле 1918 года Троцкий предложил держать в концлагерях в качестве заложников жен и детей призванных в Красную армию офицеров. В августе Ленин, призывая к «беспощадному террору», приказал: «Сомнительных запереть в концентрационный лагерь». В сентябре нарком внутренних дел Петровский телеграфировал местным советам: «Взять из буржуазии и офицерства… значительное количество заложников».

А вот человек, убивший посла Мирбаха, «чтобы вызвать войну Германии против Советской России», — г-н заместитель министра ссылается на это убийство как на пример «конкретного действия», — в действительности никаким преследованиям не подвергся, продолжал служить в ЧК и был уничтожен только в период сталинских чисток.

Так же из советских источников хорошо известно, что в 1929-31 годах сотни тысяч людей подвергались ссылке и заключению в концлагерь не за «конкретные действия», а только за то, что были так называемыми «кулаками» и «подкулачниками», т. е. зажиточными крестьянами и теми, кто хотел жить зажиточно. С ними высылались и их жены и дети.

В 1941-45 годах, чтобы подвергнуться репрессиям, тоже не нужно было совершать «конкретных действий»: достаточно было быть крымским татарином, волжским немцем, калмыком, ингушем, чеченом. Известно, что эти и другие малые народы в полном составе подверглись депортации.

Так в основу деятельности советской юстиции — если ее можно назвать юстицией — был положен сначала классовый, а потом и расовый подход, а отнюдь не понятие «конкретного действия».

Г-н заместитель министра настойчиво повторяет, что в СССР никого никогда не судили за политические и религиозные убеждения, и что он не знает закона, по которому можно было бы преследовать за убеждения. Такой закон есть — это ст. 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и ст. 1901 УК РСФСР (распространение сведений, порочащих советский строй), не говоря о том, что можно использовать и другие статьи кодекса или даже внесудебное помещение в психиатрическую больницу.

Работники советской юстиции придают специфический смысл слову «убеждение». Мне и другим заключенным неоднократно говорили: «Вы можете иметь убеждения, но не высказывать их. Мы вас судим не за убеждения, а за то, что вы их высказали». Очевидно, что за убеждение, никак не высказанное и ничем не проявленное, судить невозможно, ибо еще не изобретен аппарат, позволяющий читать чужие мысли. Но коль скоро неортодоксальная мысль печатно, письменно или устно — была высказана, она считается действием, за которое можно судить. При этом, расценивать ли высказанную мысль как «антисоветскую» или нет, зависит целиком от конъюнктурных соображений, никакого юридического определения понятия «антисоветский» нет.

Не надо считать, что «антисоветское» высказывание — это призыв к насильственному свержению советского строя. Во всех известных мне случаях речь шла или о критике его отдельных сторон или о путях его возможной эволюции — зачастую критике с марксистских позиций. Так лее в большинстве случаев осужденных вовсе не обвиняли в связях с какими-либо «зарубежными центрами», а в тех случаях, когда это делали, — это осталось недоказанным.