Анубис - Вольфганг Хольбайн

И все-таки мисс Пройслер не сдержала короткого сдавленного крика и теперь вместо рта прижимала руку к сердцу, а с ее лица сошла краска. И лишь Грейвс оставался абсолютно бесстрастен. Он не только не пошевельнулся — выпад Клеопатры не удостоился даже морщинки на его лбу или неодобрительного взгляда. Он, как ни в чем не бывало, сделал еще затяжку, выпустил новое облако густого дыма и небрежно стряхнул на кошку пепел своей сигареты. Клеопатра возмущенно фыркнула, одним прыжком отскочила в сторону и со свирепым мяуканьем и шипом дала деру из комнаты. Мисс Пройслер испустила третий, еще более пронзительный вопль и устремилась за ней.

— Несносная особа, — заметил Грейвс. — Она уже пыталась затащить тебя к себе в постель?

Могенс с трудом следил за его мыслью. Он продолжал пялиться на бурую вонючую кучку на ботинке Грейвса, которая уже начала растекаться и скапывать на ковер. Грейвс, казалось, не замечал этого. «Он играет роль, — подумал Могенс. Другого объяснения не могло быть. — Грейвс разыгрывает тщательно отрепетированную роль, и никто и ничто не заставит его сбиться. Но какую? И зачем?»

— Что ты сказал? — отрешенно переспросил Могенс.

Ему стоило немалого усилия оторвать взгляд от туфель Грейвса и посмотреть ему в лицо. Грейвса все еще окутывало серое облако дыма. Из левого уголка рта у него струйкой стекала слюна и оставляла за собой поблескивающий влажный след на подбородке, но тот не обращал на это внимания.

— Неважно, — ответил Грейвс. — Поскольку ты явно не настроен предаваться со мной воспоминаниям давно минувших дней, перейдем к моему предложению. Так оно тебя интересует или нет?

Могенсу неимоверным напряжением последних сил удалось-таки отвлечься от все возрастающего омерзения, которое поднимал в нем Грейвс, и сконцентрироваться на причине его появления здесь.

— Если я правильно помню, — сказал он, — пока что ты не сделал мне никакого конкретного предложения, которое я мог бы принять или отклонить.

— Все еще предпочитаешь тернистый путь, да? — покачал головой Грейвс. — Ладно, как хочешь. Я здесь, чтобы предложить тебе в высшей степени интересную и, между прочим, чрезвычайно выгодную работу. По разным причинам я не могу сейчас вдаваться в подробности, но могу тебя заверить, что ты останешься доволен. Речь идет о деятельности, которая во сто крат больше соответствует твоим способностям и твоим устремлениям, нежели то, чем ты занимаешься в этой провинциальной дыре. И, как я уже сказал, она будет высоко оплачиваться. Знаю, что деньги имеют для тебя не слишком большое значение, но даже человеку с такими скромными потребностями, как твои, со временем понадобится больше, чем все это здесь.

Два предпоследних слова он произнес с подчеркнутым пренебрежением и гораздо громче остальных. Он поднялся, жадно затянулся и как-то ненатурально начал мерить шагами комнату, во-первых, ожесточенно жестикулируя и, во-вторых, оставляя за собой на ковре бурые, тошнотворно пахнущие пятна.

— Не маловато ли информации? — спросил Могенс. Ему было нелегко контролировать свой голос, хоть он и старался. И все труднее удавалось выносить Грейвса. Вонь от его сигарет и наследство, оставленное Клеопатрой, соединялись в зловоние, от которого Могенса в прямом смысле тошнило. Он пару раз сглотнул слюну, чтобы избавиться от горечи, собравшейся под языком, и неспешно продолжил: — Мне показалось, ты ждешь от меня, что я брошу все здесь и доверюсь тебе на слово. И почему, ради всего святого, я должен это сделать? Довериться? Тебе?!

И тут же раскаялся в последних словах. Ему не хотелось выказывать Грейвсу силу своих чувств к нему, даже если тот наверняка о них знал. Как бы то ни было, Грейвс не заострил на этом внимания — он только на мгновение приостановил свое безостановочное мелькание по комнате и посмотрел на Могенса чуть ли не с жалостью.

— Ты меня разочаровываешь, профессор. И, с позволения сказать, оскорбляешь мои умственные способности. Что ты себе воображаешь, Могенс? Я даю себе труд месяцами выяснять место твоего нынешнего пребывания, проделываю путь через полстраны, и все только для того, чтобы сыграть с тобой глупую шутку?

Он покачал головой. Рука, обтянутая перчаткой, поднесла сигарету ко рту, и его лицо снова исчезло в мерзостно-серых клубах. Могенсу показалось, что и волосы Грейвса шевелятся чудовищным образом, как клубок извивающихся змей или червей. Но, должно быть, и это впечатление порождал шлейф дыма, окутывающий его голову.

— Не знаю, что и думать, — сказал Могенс. — После всего, что между нами произошло, ты действительно ждешь, чтобы я тебе доверял?

— Тогда все твои сомнения, правду я говорю или нет, совершенно не имеют смысла, — усмехнулся Грейвс. Его зубы вдруг показались Могенсу гораздо острее, чем выглядели до сих пор. Они были покрыты желтым налетом, а за ними ворочалось что-то черное и рвалось наружу. — Могу тебе кое-что пояснить, но не много. Если ты примешь мое предложение и поедешь со мной, сам поймешь причину моей сдержанности. Пока что скажу тебе только, что речь идет об исследовательском проекте колоссальной важности. Если добьемся успеха — в чем я нимало не сомневаюсь — снискаешь больше славы и научного признания, чем даже можешь себе представить. Чего же здесь долго раздумывать? Раз уж для тебя не так важно выбраться наконец из этой дыры, подумай, по крайней мере, о представившейся возможности. Я говорю о по-настоящему великом научном открытии. Может быть, важнейшем с зарождения современной археологии. Ты будешь полностью реабилитирован, когда твое имя в связи с ним появится в бесчисленных статьях и научных трудах. Я уж не говорю об учебниках истории.

— Ты что, нашел Ноев ковчег? — сыронизировал Могенс. Он хотел рассмеяться, но не смог, и вместо смеха получилось нечто неприятное, что еще долгое время висело в воздухе.

— Нет, — серьезно ответил Грейвс. — Он уже найден, больше пяти лет назад.

— Это… это что, шутка?

Грейвс проигнорировал его вопрос.

— Ну так как, ты заинтересовался? — вернулся он к теме.

Могенс долго и напряженно размышлял. Но ни к чему не пришел. Он не мог доверять Грейвсу после того, что тот с ним сделал.

С другой стороны, то, что он предлагал ему, было слишком привлекательно, и Могенс чувствовал за словами Грейвса некую правду. Будто то, что он сообщал, имело такое значение, которое само по себе просвечивало сквозь всякое намеренное умолчание.

— Почему я? — спросил он наконец.

— Потому что нам нужны самые лучшие, — ничуть не смутился Грейвс. — То, что тебя списали со счета и загнали в тупик — это вопиющая несправедливость. Прошлое не имеет никакого значения. Человек с твоими возможностями не должен гноить себя здесь. Расточать такие способности, как твои, — это преступление!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});