Черная смерть. Как эпидемия чумы изменила средневековую Европу - Филип Зиглер

времени года с легочной на бубонную». Едва ли можно винить средневекового доктора в том, что он считал этот процесс необъяснимым. Но даже если бы он его понял, то едва ли смог бы разобраться в нем до конца. Потому что по-прежнему оставались необъясненными те случаи, когда человек умирал в течение нескольких часов или, отправившись в постель в полном здравии, утром уже не просыпался.

По-видимому, не приходится сомневаться, что здесь работал третий вариант Черной смерти – септическая чума. Ее носителями, как и бубонной чумы, были насекомые. Разница в том, что основная тяжесть инфекции приходилась на кровь, которая в течение одного-двух часов уже кишела бациллами. Жертва умирала гораздо раньше, чем успевали сформироваться бубоны. Именно в распространении этой формы чумы могла активно участвовать человеческая блоха Pulex irritans. Кровь больного была так сильно насыщена бациллами, что блоха могла с легкостью заразиться сама и передать болезнь новой жертве без непременного участия крысы как свежего источника заразы. Септическая чума, должно быть, являлась самой редкой из трех вариантов болезни, составлявших Черную смерть, но она была определенно такой же смертельной, как ее легочная кузина, и предоставляла еще один способ, которым чума могла обосноваться на новой территории и стремительно распространяться среди ее обитателей.

Глава 2

Ситуация в Европе

В книге такого объема было бы чересчур амбициозным пытаться дать какой-либо серьезный анализ экономического и социального состояния Европы середины XIV века. Однако что-то сказать необходимо, поскольку обстоятельства, сложившиеся на континенте, и ментальное состояние его обитателей являются одним из наиболее важных факторов при рассмотрении воздействия на него Черной смерти. «Чума XIV века, – писал Мишон[23], – не отличалась от тех, которые ей предшествовали или следовали за ней. Она убила больше людей, не по своей природе, а из-за тех условий, в которых болели ее жертвы, и того рабского состояния, в котором она их застала». Ни один из тех, кто изучал сокрушительные удары, нанесенные Черной смертью богатым и бедным, молодым и старым, сильным и слабым, не мог принять то, что это была просто еще одна эпидемия, такая же, как и все прочие. Однако это не повод отвергать суждения Мишона как досужие разглагольствования.

На протяжении XI, XII и первой половины XIII века Европа переживала период сильного и почти непрерывного экономического роста. Позже некоторые историки задавались вопросом, действительно ли, по меньшей мере, в Англии «золотой век» высокого средневековья был таким впечатляюще благополучным, как это принято считать. Конечно, можно назвать секторы экономики, которые отставали от остальных, и определенные территории, преуспевавшие меньше других. Но в целом то, что профессор Набхольц описывает как «удивительное единообразие условий во всем регионе», подтверждает, что рост был всеобщим и ни одна из частей Европы не осталась в стороне.

В течение двух столетий, предшествовавших середине XIII века, лицо Европы значительно изменилось, и это изменение было к лучшему. Крестовые походы дали выход воинственным стремлениям ее обитателей, и это время было относительно спокойным. В условиях непривычной безопасности процветало крестьянство. Фруассар[24] с удовлетворением писал: «Le pays gras et plentureux de toutes choses… les maisons pleines de toutes richesses…»[25] Земля в долинах Рейна и Мозеля в конце XIII века стоила в 17 раз дороже, чем в начале X века, в то время как старая привычная арендная плата оставалась почти без изменения. Быстрыми темпами шла колонизация, иными словами – захват неиспользуемых земель на холмах, в низинных торфяниках и лесах. К 1300 году площади обрабатываемых земель в Центральной и Западной Европе достигли значений, с которыми они не могли даже сравниться в течение следующих 500 лет.

Главной движущей силой этой колонизации было, конечно, давление увеличившегося населения на существовавшие ресурсы. К середине XIII века Европа начала становиться ощутимо перенаселенной. Плотность населения в районе Пистойи, составлявшая 38 человек на квадратный километр, была высокой по стандартам любой сельской местности, но вовсе не считалась чем-то необычным для средневековой Тосканы. Население этой провинции, вероятно, доходило до 1–1,8 миллиона человек – значение, которого оно впоследствии снова достигло только в XIX веке. Быстрый рост населения начался с середины XI века. Производство продовольствия тоже росло, но этот рост даже не приближался к росту населения. Средневековые технологии в сельском хозяйстве, видимо, были недостаточно развитыми, потому и разрыв между спросом и предложением увеличивался. Тосканский крестьянин, уровень жизни которого никогда не превышал необходимый для выживания, теперь обнаружил, что близок к тому, чтобы опуститься еще ниже.

Тоскана была далеко не единственной. Во Франции «многие районы снабжали такое же большое или близкое к нему количество жителей, как в начале XX века». В регионе Уазан, к юго-востоку от Гренобля, в 1339 году проживало около 13 000 человек, а к 1911-му общая численность населения выросла всего до 13 805. В окрестностях Нёфбура население, составлявшее около 3000 человек в 1310 году, в конце 1954-го достигло 3347. В окрестностях Эллоу в Фенденде плотность населения в 1260 году была такой же, как в 1951-м. В некоторых местах, в частности в Артуа, во Фландрии, в Шампани и в областях Западной Германии решение проблемы роста населения искали в развитии промышленности. В целом в Западной Европе больше не было диковинной редкостью разрастание деревень и их превращение в поселки и города с количеством жителей 10 000—20 000 человек. Но поток, перетекавший в города, был лишь малой частью растущего населения сельской местности.

До тех пор, пока для растущего населения имелась неиспользуемая земля, которую можно было с легкостью взять и ввести в оборот, чтобы произвести больше продовольствия, неразрешимых проблем не существовало. На определенных территориях – Нижний Прованс, Каталония, Швеция и Шотландия – такая ситуация сохранялась даже в XIV веке. В Европе, если рассматривать ее целиком, даже в 1350 году имелось довольно большое количество недостаточно развитых малонаселенных территорий. Но в местах с большим количеством населения, откуда крестьяне не могли или не хотели уходить, конец XIII века стал периодом острого кризиса. Оставшиеся леса ревностно охранялись, горы не сулили потенциальному фермеру надежд на богатый урожай. Производительность падала по мере того, как эрозия почвы, нехватка удобрений, невозможность оставить землю под паром или производить ротацию культур на основе научных знаний лишали усталую землю плодородия.

Население стремительно росло, нужно было кормить все больше и больше ртов, и разрыв между доступным количеством продовольствия и спросом на него становился все шире.

Афоризм Тэна[26] о старом режиме «Народ похож на людей, идущих