Черно-белая радуга - София Ларич

– С чего это ты взяла, что я тебя выдавал за студента? – хмыкнул он. Ударение в его фразе пришлось на «тебя».

Анна возмущенно задохнулась, но ответа придумать не успела: откинув бархатные шторы, Миша жестом пригласил ее в бухающий музыкой зал, в одном конце которого высилась сцена, в другом – бар, а в середине было не протолкнуться.

– Здесь всегда столько людей? – прокричала она в ухо Мише.

Он часто покивал и показал рукой на стойку, определяя направление движения. Тут на сцене появился мужчина, переодетый необычайно вульгарной женщиной, и, поприветствовав публику, которая отозвалась свистом и криками, принялся развлекать зрителей похабными шутками, густо приправленными матом. Шутки прерывались не менее похабными репликами из зала, на которые переодетый мужчина реагировал очень живо и смешно.

– Это шоу, – объяснил Миша, вставив Анне в ладонь стакан очень холодного джин-тоника. – Сейчас будут песни.

И сразу за его словами к публике вышла длинная и стройная фигура, мужчину в которой выдавал только кадык.

Анна перевела взгляд на толпу и, оглядывая лица, подумала, что ей нравится здешняя атмосфера беззаботности и веселья, флирт напропалую, разлитая в воздухе сексуальность и исходящее буквально от каждого предвкушение еще более глубоких удовольствий. Увидев в толпе очень известного актера, Анна повернулась к Мише и удивленно спросила, указав подбородком на знаменитость: «А он тоже что ли?».

Миша покрутил головой, пытаясь понять, о ком говорит Анна, и фыркнул:

– Еще больше других! Я с ним спал. Истеричный такой.

Анна вдруг заметила, как преобразился Миша: щеки его раскраснелись, в глазах появился блеск, а во взгляде – суетливый интерес и цепкость. Его жесты стали настолько жеманными, что почти превратились в ужимки.

На втором стакане джин-тоника к бару протолкнулись очередные знакомые Миши, которых он после поцелуев в щеки представил Анне. Она с улыбкой назвала несколько раз свое имя: «Анна. Очень приятно. Анна» и включилась в общее обсуждение шоу.

Вдруг один из знакомых – представленный Мишей как редактор мужского журнала – рассмеялся и, положив Анне руку на плечо, спросил:

– А ты что же, со среды здесь тусуешь?

Она недоуменно вздернула брови и склонила голову набок, ожидая объяснений. Миша захохотал.

– Сюда женщин только по средам пускают, на лесбийские вечеринки!

– Бедные лесбиянки, вынуждены напиваться среди рабочей недели! – неловко попыталась поддержать шутку Анна.

Когда знакомые отошли, Миша спросил Анну:

– Слушай, а чего ты все время представляешься так строго? Анна?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Аня как-то уродливо звучит. Это «ня»!

– Смешно. Ня! Теперь так буду тебя называть. Чтобы искоренить комплексы!

– А я тебя Микаэлла! – огрызнулась Анна.

– Откуда ты… – ахнул Миша. – Машка! Машка растрепала!

– Да ладно, смешно же!

– Ой, это все было сто лет назад, – пьяно качнул головой Миша. – Как молоды мы были, как много пили и курили… Что еще выпьем, кстати?

– Мне хочется какого-нибудь сложного коктейля.

– М-м-м… Пина колада достаточно сложный?

– Давай.

Бармен поставил на стойку два высоких стакана с вишенкой на ободке, в которую был воткнут флажок с шестицветной радугой, такой же, какой Анна видела на двери клуба.

Она коснулась своим стаканом Мишиного и спросила:

– Миш, а почему символ голубых – радуга? И из шести цветов?

– Ну-у-у, у каждого цвета есть свое значение, вроде сексуальности, силы, жизни… Я их и не помню, честно говоря. – Миша сделал глоток. – Хорошо коктейль сделали, кстати. А появились эти флаги на первом гей-прайде в Сан-Франциско в семидесятых. Их развесили на фонарных столбах, и получилось несимметрично, некрасиво, в общем. Поэтому одну полоску потом для симметрии убрали, фиолетовую. Такая вот официальная версия.

– А откуда взялись гей-прайды?

Миша покосился на нее.

– Это что, экзамен? Достоин ли я принадлежать к тусовке?

– Извини, – Анна потупилась. – Мне просто интересно. Это же целая культура теперь.

– Да ладно, я шучу. – Миша приобнял ее. – Первый гей-прайд провели через год после полицейского рейда в голубом клубе в Нью-Йорке, который закончился серьезным побоищем. Жертв там, кажется, не было, но драки были серьезные, и именно это восстание считается началом движения за права голубых.

Тут Миша вручил Анне свой стакан и развернулся всем телом к явно пьяному блондину за его спиной.

– Вы не могли бы стоять ровнее? – обратился он к нему. – Мне очень трудно держать вас на своих плечах!

Он повернулся обратно к Анне, забрал у нее стакан и осуждающе поджал губы.

– И до сих пор же приходится бороться за свои права! Ужас.

Анна громко рассмеялась, совершенно очарованная Мишей и вечером.

Они досмотрели до конца шоу, обсуждая актеров и публику, и Анна скоро почувствовала, что картинка перед ней размылась и потеряла четкость, а ноги стали менее твердыми.

– Слушай, Мишка, а как бы мне тут в туалет сходить? – спросила она, поставив опустевший стакан на стойку.

– Обыкновенно. Только постарайся не пользоваться писсуаром, это тебя точно выдаст. Туалет вон там. Потом домой поедем?

– Да, я думаю, пора.

Миша коснулся ее локтя.

– Ко мне, ладно?

Анна заглянула в его глаза и за веселым хмелем увидела в них звериную тоску.

– Конечно.

3.

Миша, провалявшись большую часть дня на неприбранной кровати, после обеда все же встал, чтобы заняться отчетом для французского офиса. День для возни с бумагами и письмами был не лучший, так же, как и состояние Миши, корившего себя за вчерашнюю излишнюю невоздержанность во всем, но времени уже не оставалось – французам отчет надо было отправить к утру понедельника.

Заваривая чай, он заметил на столе записку от Анны, в которой она благодарила его за вечер и обещала позвонить «как-нибудь». Он потянулся было к телефону, что узнать, как она себя чувствует, но передумал, поняв, что таким образом он лишь старается отложить минуту, когда придется сесть за работу.

С большой чашкой зеленого чая в одной руке и раскрытым ноутбуком в другой он уселся на диван в кухне и принялся просматривать свои записи. После ознакомления начальника с отчетом – скорее всего, в среду – должна была состояться телеконференция, к которой тоже следовало подготовиться заранее. Хотя работа не была для Миши новой, место он получил недавно, и доказать свою нужность компании ему еще только предстояло. А доказать надо было обязательно – за два безработных месяца его сбережения уже подходили к концу. К тому же, карьерные перспективы, столь важные для него, казались сейчас реальными, а значит, стараться стоило.

Миша уставился в экран, на точку в конце первого предложения, и, не в силах сосредоточиться, отвлекся, вспомнил с застарелой злостью, каким позорным провалом закончились его усилия на предыдущей работе в табачной компании всего лишь из-за одной маленькой оплошности.

* * *

Усилия Миша решил приложить, когда узнал, что начальницу маркетингового отдела, в котором он исполнял обязанности одного из координаторов, переводят в другой офис. Женщиной она была видной и уверенной, но, по наблюдениям Миши, семейно-сексуальная жизнь ее все же похрамывала, и ему пришло в голову, что, удовлетворив это ее такое явное желание женского счастья, он сможет добиться – в качестве благодарности – ее нынешней должности.

Хотя решение и было тривиальным, Мише оно далось непросто – в последний раз он спал с женщиной на первом курсе института, после чего понял, что искренне гетеросексуальным ему уже не стать никогда. Женское тело в постели казалось ему слишком мягким, чересчур пассивным. А вне постели пассивность сменялась капризами и глупыми запросами, которые ему вовсе не хотелось удовлетворять.

Однако в начале четвертого десятка лет его желание карьерного успеха достигло такого накала, что он почувствовал себя готовым к любым средствам на пути к этой цели.

К его продуманным ухаживаниям Елена отнеслась с заинтересованностью, подтвердившей догадку Миши о ее проблемах с мужем. Почувствовав мужчину рядом с собой, она скоро заторопилась к постельной стадии, и после нескольких ужинов в ресторанах Миша, приняв для верности виагру, осуществил то, к чему так стремилась начальница, и что было так противоестественно его физиологическим желаниям.

После первого секса изменений в служебном положении Миши не произошло и даже не наметилось, и он продолжил ухаживания, которые в представлении Елены уже начали превращаться в отношения – вопреки Мишиным планам лишь развлечь начальницу и потешить ее женское самолюбие.

Очередное свидание, начавшееся в ресторане, скоро переместилось в Мишину квартиру, в которой он заранее убрал из вида фотографии и предметы, которые могли бы показаться слишком личными или двусмысленными. После несколькоразового секса, сопровождавшегося женскими стонами удовлетворения, Миша с извинениями скрылся в ванной, оставив Елену устало возлежать на диване. Он отсутствовал не больше десяти минут, но когда вернулся, от усталости начальницы не осталось и следа. Она стояла посреди комнаты, плотно затянутая в простыню, и постукивала по ладони коробкой с видеодиском.