Ближе, чем вечность (СИ) - Емельянов

я сработал блестяще, как всегда.

— Я рада, что ты не разворчался, — проворковала Синьора и коснулась пальцами его подбородка. Тарталья побелел и сжал зубы. — Ты славно сработал, Тарталья, я обязательно упомяну это в своём докладе Императрице.

“Пожалуй, если бы это не повлекло за собой последствий, он бы убил её на месте”, — подумал Чжун Ли.

И был совершенно прав.

Но Синьора была не единственной в списке Тартальи.

Синьора развернулась, чтобы уйти, и Чжун Ли собрался было последовать за ней, но Тарталья сказал так резко, что от неожиданности он остановился:

— Подожди.

Синьора вышла, оставив их одних в большой чуть затенённой занавесками комнате посольства. Когда Чжун Ли обернулся, Тарталья уже стоял рядом с ним.

— Ты обманул меня, — дав волю своей ярости, прошипел он.

— Контракт связывал меня, — спокойно ответил Чжун Ли, — я не мог тебе рассказать, даже если бы хотел.

— Ты не мог мне рассказать! — взорвался Тарталья. — Какой я идиот, какой кретин, правда всё время была перед глазами, а я даже ухом не вёл! Валенок!

— Ты очень помог мне, — заметил Чжун Ли.

Тарталья толкнул его ладонями в грудь, и Чжун Ли покачнулся.

— Ты врал мне! — рявкнул он. — Ты держал меня за идиота, я с самого начала был для тебя чем? Чем-то вроде разводного ключа? Нет, погоди, не походит. — Он сделал наигранную паузу, положив руки на бёдра и постучав по ним пальцами, а потом снова рявкнул: — Я был заводным зайцем!

— И ты великолепно справился с задачей, — с тем же выводящим из себя спокойствием талдычил Чжун Ли, как будто это сейчас имело для Тартальи значение. Он подался ближе и сказал подрагивающим голосом:

— Меня никогда. Никто. Так. Не унижал. Моракс.

То, как он выплюнул это имя ему в лицо, разозлило Чжун Ли. Он, так старавшийся быть человеком, оказался не готов к тому, что кто-то позволит себе говорить с ним, как с человеком. И он захотел напомнить Тарталье, что тот имеет дело с архонтом.

— Я не обязан был отчитываться перед тобой.

Но Тарталья, оказывается, не забывал. Он всплеснул руками.

— Ты позволил мне трахнуть тебя, лишив меня удовольствия знать, что я трахаюсь с архонтом!

— Теперь ты знаешь, — холодно ответил Чжун Ли. — Так лучше?

— Значительно, — со всем ядом, на который был способен, заверил его Тарталья. — И ты должен мне бой.

— В любое время.

Тарталья будто только ждал этого. Он выхватил клинки, взметнув вокруг брызги воды, и прокричал в лицо Чжун Ли, прижав один из клинков плашмя к его шее:

— Почему ж не сейчас?

— Как пожелаешь, — ответил Чжун Ли и оттолкнул его. Вокруг него закружился щит, но Тарталье было плевать. Тарталья рванулся вперёд, давая выход своей уязвлённой гордости и злости. Он ненавидел Чжун Ли в этот момент, и в то же время у него захватывало дух от мысли, что он — архонт. Древнейший и, возможно, самый сильный из богов Тейвата. Теперь Тарталья знал о нём всё. “Он не человек”, — говорил себе Тарталья, — “он даже не понимает, почему ты так бесишься”, но это только усиливало его злость и жгучее чувство стыда за то, что он был так грубо обманут.

— Ты архонт лжи! — с издёвкой прокричал он, делая выпад за выпадом, каждый из которых Чжун Ли отражал. — Я доверял тебе!

— Не неси чушь, — ровно отвечал Чжун Ли. — Никто из нас не доверял другому, и в здравом уме не станет. Будто ты мне не лгал.

Тарталья расхохотался и сделал новый выпад, крутанувшись вокруг себя и скользнув под рукой Чжун Ли, так, что едва не застал его врасплох.

— Давай заключим контракт! — предложил он. — О том, что никто из нас не скажет друг другу ни слова правды. Это будет честно. И ничего не изменит.

Чжун Ли сделал неуловимое движение и вышиб из руки Тартальи клинок. Тот молнией метнулся за ним и схватил раньше, чем он коснулся пола.

— С давних пор я предпочитаю не заключать контракты с теми, кто мне симпатичен, без крайней нужды, — сказал Чжун Ли.

Тарталья остановился в нескольких шагах от него и развёл руки с клинками в стороны. Он был невероятно хорош в своей спущенной с поводка ярости, и в каком-то смысле Чжун Ли наслаждался им таким. Тарталья хорошо скрывал свою суть, но так же, как он чуял Моракса за пеленой образа Чжун Ли, так и Чжун Ли видел за великолепной, тончайшей маской его добродушия и веселья тьму, силу, об источнике которой догадывался и которая теперь показывала себя в этой необузданной злости, яростной насмешке, с которой он говорил с ним.

— Так я тебе симпатичен! — с издевательским изумлением воскликнул Тарталья. — Ты поэтому меня обманул? Любишь обманывать тех, кто тебя любит? Как несчастного заточённого тобой дракона?

Взгляд Чжун Ли на мгновение сверкнул, и Тарталья возликовал.

— Ты же любил его, да? — продолжал он, испытывая восторг от того, что причиняет Чжун Ли боль. — Но это не помешало тебе запереть его в клетке. — Он усмехнулся. — Бедный Аждаха.

Чжун Ли резко вдохнул и на секунду прикрыл глаза. Тарталья рассмеялся и метнулся к нему, подняв клинки. Чжун Ли отразил его выпад жёстче, чем до этого. Тарталью отбросило к стене, он не удержался на ногах и упал, крутанулся вокруг себя и поднялся на одно колено, уже без улыбки, его глаза горели бешенством.

— Хватит, — властно сказал Чжун Ли, отведя копьё в сторону. — Тебе не победить меня.

— Так уверен, — прошипел Тарталья. — Так упоён своим величием. Думаешь, что всё знаешь и непобедим. — Он медленно поднялся на ноги, не сводя с Чжун Ли глаз. — Так посмотри же на меня теперь, — глухо проговорил он и надвинул маску на лицо. — Посмотри на Предвестника Фатуи.

И Чжун Ли смотрел. Наконец он видел его истинную форму — того Тарталью, что до времени был скрыт, но всегда существовал, всегда жил там, в глубине, готовый выйти на свет и только ждущий своего часа.

Облик Тартальи менялся. Он раскинул руки и запрокинул голову, словно давая этой силе поглотить себя. Она вытянула его вверх, сделав выше, покрыла бронёй, наполнила его мышцы силой, вложила ему в руки оружие — то же, что и у Чжун Ли: копьё. Гутой синий дым на мгновение окутал Тарталью, а когда развеялся и Тарталья вновь посмотрел на Чжун Ли — у него не было лица, лишь маска.

— Бездна, — без удивления проговорил Чжун Ли. — Ты думаешь, я не знал, что твоя сила оттуда?

— Моя сила только моя, — ответил Тарталья,