Мальчики под шаром - Фарид Нагим

– Весы, – ответила она.

– А я Скорпион, – соврал я.

Она пожала плечами.

Всего лишь сто пятьдесят долларов каких-то. Мужчина может изменить жене с проституткой. Проститутка какая-то, подумаешь. Один раз. Виталику тоже понравилась именно эта Маша.

– Ты пробовала грибы? – спросил он у нее.

– В смысле?

– Галлюциногенные.

– А-а, не проще водярой закинуться?

– Давайте бухло возьмите! – сказала беловолосая зомби. – Беспонтово, когда на сухую.

– За любой кипеш подпишусь, – поддержала Маша. – Но не на сухую.

– Вам, б…дям, это вредно! – вдруг сказал какой-то мужчина.

Я даже вздрогнул от неожиданности. Это был водитель.

– Не хами, пусть отдыхает молодежь! – Это была бабка. – Небось, у самого шляпа дымится?

– Кто это?! – Я вспомнил анекдот и засмеялся сам с собой.

Виталик вышел у магазинчика и купил водки с соком, отдав, наверное, последние свои деньги.

Мы ехали долго. Как же я пьян. Я смотрел на свое отражение в черном стекле автомобиля, и мне казалось, что, если я поверну голову, мое отражение ее не повернет, а будет прямо и нагло смотреть на меня. Приехали, прошли дворами и оказались в маленькой однокомнатной квартирке на первом этаже. Хозяйка что-то показала Марии и ушла. Я вдруг очнулся в центре большой комнаты и увидел, что мимо меня шныряет какая-то жгучая, потасканная брюнетка. Откуда взялась третья девушка? Эта брюнетка что-то требовала от меня.

– Ты кто?

– Я Мария, ёпть! Пить будешь?

– А где твои прямые белые волосы? Ты же блондинка была.

– Это парик был! Мне в нем тепло, он уши от ветра хорошо закрывает.

– Парик! А-а. – Я еще некоторое время присматривался к этой деловитой тетке. – А где Маша, серая такая?

Виталик с почерневшей и постаревшей Марией накрывали на стол, если можно так выразиться. Он все мило так делал с ней. Я с недоверием посмотрел на них. Была белая, стала черная. Но Маши нигде не было. Я нашел ее в ванной комнате и обалдел. Она набрала полную ванну воды и сидя спала в ней.

– Это что такое, блин?! – разозлился и одновременно почувствовал, что когда злюсь, теряю сексуальное желание.

– Чего надо? Я ща! – Она недовольно продрала глаза. – Ща. Идите забухайте пока.

Я пошел, и мы втроем выпили.

– Меня удивляет это меркантильное поколение! – негодовал Виталик. – У них даже одежда такая… – Он закурил в форточку. – Вот интересно, когда в форточку куришь, кажется, что ты дома.

Проститутка курила, щурилась и кивала головой.

– Мой “верту”, мой водитель, вилла, тусняк – они очень любят жизнь, находят в ней вкус и сладость, и у них у всех обязательно должно быть дело, в смысле “свой бизнес”…

– Расслабься, ты че? – сказала она с презрением. – Все поколения такие.

– Мы тоже мечтали там о роскошной, блин, жизни, но намеками, что ли, не так откровенно, и мы бы за нее не продались или не продавались бы так охотно, как эти.

Я долго слушал, как Виталик раскрывает душу. А все-таки приятно сидеть с проституткой просто так. Я еще выпил с ними.

– А к чему я это? – растерялся Виталик. – Ладно, наливайте!

Водка была, как вода. Правильно американцы делают, что во время общения пьют воду из бутылочки, удовлетворяют глотательный рефлекс, и все, просто.

Я пошел и стал вынимать ее из ванны. Она злилась, но подчинялась. Я вдруг поскользнулся и упал прямо на нее. Большой волной плеснуло на пол. Кое-как выбрался. Пока возился с ее скользким и длинным телом, возбудился. А пока вытирал и нес на диван, успокоился. Я снял брюки и вздрогнул, оказывается, заснул вместе с ними в руках. Потом снова проснулся и все же смог забраться к ней под одеяло.

– Холодные какие, бля-а! – дернулась она.

– Сегодня нету, Юль, – сказал я. – “Простоквашино” им привозят только в понедельник, среду и пятницу.

– Что?

– И пятницу…

Когда я очнулся, было светло. Дома тихо. И вдруг я испугался, страх накатывал волнами. Не может быть?! Но голова затрещала так, что окружающий мир начал сокращаться в глазах. И я понял, что наше тело – прибор, через который мы смотрим на мир. В линзах этого прибора все вздрагивало, перекашивалось и сокращалось. А во рту вкус, будто я всю ночь жевал полено. Согнувшись в три погибели, выбрался в прихожую. На полу валялся мой кошелек, тотально пустой. Предупреждал же Юльдоса, что с этими портмоне коричневого цвета мне по жизни не везет! Дверь в квартиру была открыта. Виталик лежал на кухне под столом, из-под головы растекалась блевотина. Одного носка нет, ширинка расстегнута и там сияет что-то сморщенное и жалкое. Когда я его встряхнул, он начал страшно кашлять, выхаркивая из гортани кусочки нарезки. Живой, гад! Сколько же времени сейчас? Я начал искать мобильники и не сразу обратил внимание на две “симки”, аккуратно лежащие на трюмо.

Виталик очухался, когда уже начало смеркаться. Хорошо, что хоть одежду нам оставили. Только мои джинсы и майка насквозь мокрые почему-то. Стирал я их, что ли? Пришлось сушить полотенцем и над газом.

– А может, они за пивом ушли и сейчас вернутся? – сообразил Виталик. Но, глянув на меня, продолжил. – Они вернутся, мы похмелимся, на оставшиеся деньги купим игрушечные пистолеты и ограбим “Альфа-банк”. Мы удерем в Крым. Старый дед-капитан на яхте свердловского магната увезет нас в Турцию. А потом в Италию…

– Это что, сценарий?

– Девяностые.

– Что?

– Сценарий можно назвать “Все кончилось в девяностые” или “Хангри Дак” – последний клуб нашего поколения”.

– Или так – “Лохи клофелин”.

В квартиру не пришла даже хозяйка. Уже почти ночью вышли на улицу. Мы не знали, в каком районе Москвы находимся, и стали спрашивать у людей, как пройти к метро. Я почему-то хромал.

– Ты вчера с барной стойки упал! – уверенно сказал Виталий.

А я этого совершенно не помнил.

Была теплая, сырая ночь, с приятной влажностью мигали огоньки машин. Бедная Юльдос, даже представить страшно, что с нею творится сейчас и как эти нервы ее передаются нашему зародышу. Слава богу, если можно так сказать, что Юльдос уже беременная и не сможет бросить меня.

– Знаешь, что самое отвратительное с похмелья? – спросил Виталик.

Я вопросительно кивнул. Вернее, попытался кивнуть, поскольку меня колотил озноб.

– Напарфюменные девушки в маршрутке или с налаченными волосами.

– Не продолжай, меня уже мутит…

Поддерживая друг друга, мы дошли до метро

Виталик был рад чему-то. И я подумал тогда, что он вставит эту сцену в свой роман.

 

Гена

 

Гена стал все чаще запивать. С одного сериала его выгнали. Но он вышел из очередного запоя и устроился на другой. А потом снова запил. И друзья как-то смирились с этим. Он уже и не звал никого на помощь, сам падал и сам выкарабкивался. Потом звонил мне свежим, “утренним”, просветленным голосом, казалось, из трубки сияние идет, и я понимал, что он вышел из похмелья.

– Так хорошо! И как-то радостно этим утром! – говорит он. – И такое чувство, что было что-то, не СССР и не та дореволюционная страна, а какая-то совсем другая жизнь, с другой Россией, с другими людьми, с другим исходом. Совсем другой сценарий…

– Да, да.

Я осторожно пытался убеждать его, что нужно поменять этот образ жизни, бросить Москву, уехать к себе домой, найти девушку, создать семью, сорок с чем-то лет мудаку. Я так говорил еще и потому, что, когда однажды проверял свою почту на его компьютере, случайно увидел список сайтов, на которые он заглядывал: СЕМЬЯ. СЕРЬЕЗНЫЕ ОТНОШЕНИЯ. СОЗДАМ СЕМЬЮ. ПРАВОСЛАВНЫЕ ДЕВУШКИ. РЕЛИГИОЗНАЯ СЕМЬЯ. САМОВЫЖИВАНИЕ В ЭКСТРЕМАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ. КАК ОТРЫТЬ БЛИНДАЖ.

Гена слушал доводы и смотрел на меня с неприязнью. Он все еще надеялся, что найдутся “его” продюсеры и режиссеры и снимут классные фильмы по его личным высокохудожественным сценариям.

А потом снова звонил, и по сопящему молчанию в трубке я понимал – запой. Брал ключи от его квартиры, которые он заранее передал мне, и шел к нему. Он растекался по стене, на клочковатой бороде остекленевшие слюни, какие-то потеки на джинсах.

– А! А?! – приплясывал он. – Хоть мужчиной от меня пахнет! Да?

– Да, Ген, да!

– Не для меня цветет сирень! – пел он. – Не для меня Дон разольется! И сердце девичье забьется…

А потом зверски прикладывал палец к губам: “Тихо! У меня женщина”!

Он произносил это так, будто у него в гостях был сам господь бог, только в женском обличье. Женщины его никогда не показывались, но по их обуви в прихожей я догадывался, какого рода эти тетки.

Виталик давно уже съехал, как только начал писать свой роман, и он у него стал получаться. Не столько из-за Гены, Гена ему был до балды. Просто Виталик решил сменить это мистически неудачное место ради своего будущего романа. За бешеные бабки снял квартирку, чуть ли не в центре! – страшная вещь эта эйфория.

А мне совсем стало грустно, когда он уехал. Я в любое время мог ему позвонить. Мы встречались у “Пятерочки” и говорили, выпивали по бутылочке пива или пластиковый коктейль “Мохито плюс”. Благодаря Виталику мне казалось, что я живу в центре какой-то хорошей жизни, среди понимающих людей, что молодость все еще длится, что все еще получится, что есть у меня какой-то шанс. Но он уехал в центр, а я остался на окраине вместе с Геной. Я часто вспоминаю наши вечера. Мы с Виталиком пьем, Гена стойко отказывается. Никто и не настаивает, конечно. Они спорят, как всегда. Например, является ли их общий успешный знакомый S писателем или нет? Или что предпочтительнее писать – роман или сценарий, рассказ или синопсис?