Суд и ошибка - Энтони Беркли

Бывает, человек отправляется на поиски, но не находит того, что ищет, а потом возвращается домой и узнает, что некий добрый друг принес искомое на блюдечке. Во вторник вечером после неудавшейся беседы с мистером Читтервиком мистер Тодхантер решил отказаться от своего великого замысла. А на следующее утро Феррерз, литературный редактор "Лондон ревью", невзначай исполнил его желание. Пока мистер Тодхантер искал подходящую жертву на больших дорогах и окольных путях, она услужливо вертелась у него под ногами.

Это обстоятельство всплыло благодаря совершенно случайному вопросу мистера Тодхантера. Прежде чем побывать у Феррерза и выбрать книгу для очередной рецензии, мистер Тодхантер завернул в другой коридор, к давнему другу и одному из ведущих авторов журнала, благодаря которому, в сущности, и началась работа мистера Тодхантера в "Лондон ревью". Но в привычном кабинете друга он не застал, на двери висела табличка с другой фамилией.

— Кстати, — произнес мистер Тодхантер, кладя свою древнюю коричневую фетровую шляпу на кипу газет в кабинете Феррерза с окнами, выходящими на Флит-стрит, — кстати, а Огилви болен? В кабинете его нет.

Феррерз оторвался от статьи, которую он правил синим карандашом.

— Болен? Только не он. Если кто и должен был остаться, так это он.

— Остаться? — переспросил слегка озадаченный мистер Тодхантер.

— Он уволен! Беднягу Огилви вышвырнули вон, попросту говоря. Вчера вручили ему чек в размере полугодового оклада и велели убираться.

— Огилви уволили? — мистер Тодхантер был потрясен. Большеголовый мудрый Огилви с невозмутимым и проницательным пером всегда казался ему неотъемлемой принадлежностью "Лондон ревью". — Боже мой, а я думал, он здесь навсегда…

— Стыд и срам! — Феррерз, воплощенное благоразумие, заговорил с неожиданным пылом. — От него просто отделались!

Один из рецензентов беллетристики оторвался от стопки новых романов, лежащей на столе у окна.

— Но зачем? — изумленно спросил он.

— Да из-за этих треклятых закулисных игр и интриг. Вам, старина, в них не разобраться.

Рецензент, который был тремя месяцами старше литературного редактора, добродушно усмехнулся.

— Прошу прощения, шеф, — почему-то ему казалось, что обращение "шеф" Феррерзу неприятно.

— Послушайте, давайте вернемся к Огилви, — предложил мистер Тодхантер. Почему, говорите, ему пришлось уйти?

— По причине внутренней реорганизации, дружище, — с горечью объяснил Феррерз. — Вам известно, что это означает?

— Нет, — ответил мистер Тодхантер.

— Насколько я понял, это значит увольнение всех, кто не боится высказывать свое мнение, и оставить одних подхалимов. В самый раз для такого издания, верно? — Феррерз неподдельно гордился "Лондон ревью" и его репутацией солидного, старомодного, уважаемого и честного журнала со всем полагающимся декорумом, репутацией, которую он продолжал беречь даже после того, как журнал перешел в собственность не заслуживающих уважения хозяев, компании с ограниченной ответственностью "Объединенная периодика".

— Как же теперь быть Огилви?

— Бог знает! На его иждивении жена и дети.

— Полагаю, — заметил обеспокоенный мистер Тодхантер, — он без особого труда сможет найти работу в другом месте?

— Вы думаете? Вряд ли. Он уже не молод, наш Огилви. И потом, увольнение из "Объединенной периодики" — скверная реклама. Запомните это на всякий случай, дружище, — добавил Феррерз, обращаясь к рецензенту беллетристики.

— Платите мне побольше, и вам не придется увольнять меня, — возразил рецензент.

— Что толку повышать вам гонорар? Вы ни разу не состряпали стоящей рецензии.

— Если вам нужна рубрика елейных восхвалений ваших крупнейших рекламодателей, перенасыщенная самыми восторженными и достойными цитирования цветистыми оборотами — нет, такой вы от меня не дождетесь, — пылко заявил рецензент. — Я уже объяснял вам: кропать такие рецензии я не согласен.

— А я объяснял, что вы плохо кончите, дружище. Надо принимать этот мир таким, каков он есть.

Рецензент грубо фыркнул и повернулся к своим романам. Мистер Тодхантер распахнул дверцы вместительного книжного шкафа, гае хранилась историческая литература, но на этот раз его глаза остались тусклыми. Он принадлежал к тем несчастным, которые, вопреки всем доводам рассудка, чувствуют себя виноватыми перед теми, кто попал в беду или оказался в затруднительном положении; неожиданное увольнение и туманное будущее Огилви встревожили его. Мистер Тодхантер считал, что он обязан хоть что-то предпринять.

— Огилви уволил Армстронг? — спросил он у Феррерза. Армстронг был новым главным редактором "Объединенной периодики".

Феррерз, который уже успел снова взяться за статью, терпеливо отложил синий карандаш.

— Армстронг? О нет. Такие решения ему пока не доверяют.

— Значит, лорд Феликсбурн?

Лорду Феликсбурну принадлежала компания.

— Нет. Это дело рук… Знаете, об этом лучше умолчать. Скверное это дело.

— Есть ли шансы, что вас уволят следующим, Феррерз? — полюбопытствовал рецензент беллетристики. — Знаете, я был бы рад видеть на вашем месте литературного редактора, который позволил бы мне хотя бы раз в месяц откровенно называть плохой роман плохим.

— Вы пишете то, что считаете нужным, разве не так? Я вам не мешаю.

— Конечно не мешаете — вы просто вырезаете мои лучшие пассажи, рецензент прошелся по кабинету и встал за спиной редактора. С воплем отчаяния он ткнул пальцем в рукопись, лежащую на столе. — Господи, неужели вы вычеркнули и этот абзац? Его-то за что? В нем нет даже намека на оскорбление. Речь идет всего лишь о…

— Послушайте, Тодхантер. Вот что пишет Байл: "Будь этот роман первым литературным опытом мистера Феркина, это обстоятельство могло бы хоть как-то оправдать словесное недержание, эти помпезные потоки слов, перенасыщенные клише, как крем комками, поскольку они означали бы только одно: что автор еще не научился пользоваться орудиями своего ремесла. Однако к шестому роману мистеру Феркину следовало бы, по крайней мере поверхностно, ознакомиться с английской грамматикой. Что касается содержания, если этот многословный поток и имел некий скрытый смысл, то отыскать его мне не удалось. Возможно, кто-нибудь из моих коллег, на которых произвела впечатление способность мистера Феркина распускать розовые слюни, разглагольствовать до бесконечности, но так ничего и не сказать, снискавшая столь щедрые похвалы его ранним книгам, соблаговолит разъяснить, с какой целью они написаны. Или эта тайна известна только издателям мистера Феркина?" А он утверждает, что здесь нет ничего оскорбительного! Как вы поступили бы на моем месте?

Мистер Тодхантер улыбнулся смущенно и чуть виновато.

— Пожалуй, чересчур откровенно…

— Вот именно! — подхватил Феррерз и перечеркнул злополучный абзац двумя жирными синими крестами.

Рецензент, человек вспыльчивый и несдержанный, в ярости топнул ногой.

— Ничего не понимаю! Проклятье, Тодхантер, вы должны были поддержать меня! Конечно это звучит чересчур откровенно. А почему бы и нет, черт побери? Кто-то давно должен был сказать о Феркине всю правду. Его репутация чудовищно, нелепо раздута. Никакой он не талант — наоборот, бездарность! А хвалебные, приторно-сладкие рецензии критики строчат лишь потому, что одной половине не хватает терпения одолеть его словоизвержения, вот они и предпочитают хвалить, а не критиковать, а вторая половина убеждена: чем длиннее роман, тем гениальнее его автор, поэтому они не обращают внимание на тех, кто способен в четыре раза короче выразить те же мысли. Или же рецензентам известно, что читателям нравятся увесистые тома, вот они и именуют словоблудие талантом. Черт возьми, когда же наконец лопнет этот мыльный пузырь?

— Все это прекрасно, дружище, — перебил Феррерз, которого не впечатлила эта вспышка, — но зачем прибегать к таким радикальным мерам? В конце концов, чтобы уничтожить мыльный пузырь, вовсе не нужен топор мясника. А если я опубликую вашу рецензию без купюр, на следующее утро в редакцию придет дюжина укоризненных писем от чувствительных пожилых дам — о том, как некрасиво нападать на бедного мистера Феркина, который так усердно трудится над своими книгами и не сделал нам ни чего плохого, и с просьбами призвать к ответу своекорыстного, жестокосердного рецензента.

— Но я не преследую никаких корыстных целей! — вскипел рецензент.

— Я-то знаю об этом, — отозвался Феррерз, — а они — нет.

Мистер Тодхантер наугад выхватил из шкафа книгу и на цыпочках выбрался из кабинета. Уже закрывая дверь, он услышал за спиной взволнованный голос мистера Байла:

— Прекрасно, я увольняюсь! К черту ваших пожилых дам! Я не намерен потакать им. Если от меня требуют откровенной лжи, я увольняюсь!