Доброволец. Записки русского пехотинца - Михаил «Норман»

Между тем, арта вновь активизировалась и разгулялась не на шутку. Уханье разрывов слышно где-то неподалеку, может быть в километре или меньше. Обе стороны вовсю шлют друг другу бризантные приветы. Опять слышно хлопанье минометов. Далекий горизонт вдруг наливается алым. Мертвое зарево встает на пол неба, это страшно и безумно красиво.

– Я четвертый. Вижу залп «градов» противника на 12 часов.

Надо бы укрыться, но куда? С НП не уйти, да и все равно реактивный снаряд мне не обогнать. Поэтому я просто продолжаю смотреть. Слышно высокое злое шипение. Не по нам, отмечаю я почти равнодушно.

– Говорит пост шесть: по Вергулевке ударили. Или куда-то туда.

Вергулевка, это возле Дебальцево. Там – основные позиции нашего батальона. Помогай вам Бог, мужики. Его помощь вам сейчас ой как нужна!

Как много все же зависит от удачи. Не от опыта, не от навыков, которые, конечно, тоже важны, а просто от удачи. Ты можешь натренированным ухом услышать падающую мину или снаряд еще до того, как их звук станет ясно различим, можешь отлично ориентироваться на пересеченке, распознавать «растяжки» и прочие сюрпризы, метко стрелять навскидку, да все, что угодно можешь, но если не хватит удачи…. тогда твой боевой путь закончится на койке в лазарете, а то и вовсе закончится.

Вспомнился Чупакабра, отчаянный подрывник из батальонной разведки, неутомимый весельчак и балагур. Как-то он пришел ко мне и попросил пару минометных мин: что-то ему надо было срочно взорвать. Я сказал, что у меня имеется парочка 82мм минометок, которые при последней стрельбе дали осечку, а переснарядить их не получалось. Предупредил, что взрыватель у них чуткий, поставлен на осколочное действие.

– Это ничего. – Заметил Чупакабра. И мы с ним пошли к железной дороге, где я припрятал в старой воронке оба опасных «подарка». За ночь их припорошило снежком, но подрывник смело отковырял их ножом от наледи, отряхнул и, соорудив из мешка для строительного мусора нечто вроде хурджина, сунул мины туда и закинул на плечо.

– Ну, я пойду.

– Куда? – Опешил я.

– На Вергулевку, в батальон.

– Так это же три километра почти. Я думал, тебя подвезут.

Три километра вдоль линии фронта, в одиночку, почти без оружия: только с малокалиберной винтовкой и ножом, и еще с двумя смертями на плече. «Мужик, да ты обалдел», – подумал я.

– Ничего. Нормально.

– Давай я, что ли, с тобой пойду. У меня хотя бы автомат есть. – Предложил я.

– Нет, – Чупакабра глянул на меня очень серьезно, – в своей удаче я уверен, а за тебя не знаю. Вдруг одной моей нам на двоих не хватит?

И ушел один. И дошел. И взорвал, что ему там надо было взорвать.

– Всем постам, я пост один. Как обстановка?

– Я пост два: тишина.

– Говорит третий пост: все тихо….

Артиллерийский бой почти затих, лишь изредка ухает где-то совсем далеко. Тикают часы. Одиночество. Темнота. Холод.

Наверное, никто не ощущает одиночество так, как ночной часовой. Современный человек часто бывает одинок, но это, как правило, «одиночество в толпе»: кругом полно народу, но все погружены в себя и никто никого в упор не видит. Мне доводилось ночевать в одиночку в лесу, у костра, слушая уханье сов и далекий волчий вой. Но там я был предоставлен самому себе и отвечал лишь за себя. Хочешь – водки выпей, хочешь – песни пой, хочешь – спи. На посту ты не просто один, а один за всех. И вот ты вглядываешься, смотришь в ночную тьму и вся она, и все, что в ней – против тебя. Через какое-то время начинает казаться, что в ней кто-то есть, что-то движется, мелькает, а присмотришься: пусто. И от этого, как ни странно, чувствуешь себя еще более одиноким. Есть связь с соседними постами, но они словно на других планетах, а здесь ты сам по себе. Один в темноте.

Воет ледяной ветер, где-то опять бьет артиллерия, впереди темнеет опостылевшая лесополоса, стынут ноги. Еще одна ночь на войне, такая же, как и десятки предыдущих.

Шаги в коридоре, гулкие, уверенные. Поворачиваюсь. Беру со стола автомат.

– Кто там?

– Кок. Смена.

– Заходи.

Скрип двери. Едва различимая во мраке фигура движется ко мне по проходу между столами.

– Как дела?

– Как обычно, стреляют. – Я протягиваю сменщику рацию, – Заряд еще есть. Удачи тебе.

Боевая группа ДКО перед выездом

Братья по оружию

Этот рассказ – художественное произведение. Все имена, позывные и названия воинских частей в этой истории вымышленные. Посвящается памяти воинов-добровольцев: Сергея Корнева (Сеня), Всеволода Петровского (Ковыль), Евгения Павленко (Таймыр).

«

Вы стреляли когда-нибудь из миномета? Это не так уж сложно. Для начала вы должны найти ровный и твердый участок земли, затем собрать сам миномет, направив его ствол в том направлении, в котором намереваетесь вести огонь. Вращая патефонную ручку вертикальной наводки, придайте ему угол возвышения 45 градусов, затем, нажимая на срез ствола, проверьте, работает ли амортизация, иначе при выстреле миномет скакнет почище козла и может так боднуть плитой, что мало не покажется. Только после этого можно уже стрелять.

Расчет старенького 82 мм миномета БМ-37 готовился открыть огонь, схоронившись за высоким земляным отвалом на обочине разбитого шоссе, в том месте, где от него отходила грунтовка. Удобное место. Прежде всего, удобным его делал перекресток, наличие которого позволяло заранее, на карте, рассчитать угол и расстояние от точки стрельбы до цели – блокпоста украинских военных в окрестностях населенного пункта Дебальцево. Вторым удобством был уже упомянутый земляной отвал, высотой в добрую пару метров, не только дававший укрытие, но и отражавший звук выстрела, что должно было помешать противнику засечь огневую позицию.

Командир орудия с боевым позывным Монгол, работавший в состоящем всего из двух человек расчете еще и за наводчика, крайний раз сверился с компасом. Был он, к слову, высоким, русобородым, сероглазым, с узким интеллигентным лицом и на монгола не походил совершенно. Наконец, упрятав компас в карман трофейной утепленной куртки с нашитыми на левый рукав и погоны георгиевскими ленточками, он обернулся к присевшему у разложенных на плащ-палатке мин заряжающему, одновременно поднося к губам гарнитуру коротковолновой рации:

– Хмурый, Хмурый, я Монгол, как слышите?

– Монгол, я Хмурый, слышу хорошо, – прохрипела в ответ рация.

– Машина прибыла. Начинаю погрузку.

– Понял вас. Грузите машину, – отозвался Хмурый, корректировщик, притаившийся сейчас где-то в полях, в добром километре дальше и левее минометчиков.

Корректировщики ополчения предпочитали не использовать для своей работы чердаки, деревья и прочие возвышенные места. С них, конечно, обзор лучше, зато снайпера и пулеметчики противника в первую очередь пасут именно такие, всем очевидные точки наблюдения. Поэтому Хмурый, одетый в грязно-белый маскхалат и с таким же самопальным чехлом на каске, медленно дубел сейчас, засев под кустом в неглубоком сугробе и наблюдая в бинокль укрепление «сил АТО» – метрах в пятистах, на макушке невысокого холма. Оно состояло из мощных бетонных блоков, окопов и блиндажей и смотрелось бы вымершим, если бы не тоненькая струйка дыма, курившаяся откуда-то, видимо, из «буржуйки» в блиндаже.

– Давай, осколочную, – скомандовал Монгол.

Независимо от задачи, он всегда начинал работу с пары мин, поставленных на осколочное действие. Они разрывались на поверхности земли или в кронах деревьев, рубя все вокруг. Во-первых, это было удобно тем, что такие мины рвались абсолютно всегда, в отличие от фугасов, которые часто втыкались в рыхлую землю без взрыва. А во-вторых, при удаче, был шанс сразу кого-нибудь достать. Потом-то попрячутся по щелям…. Звякнул, отлетая, защитный колпачок. Заряжающий вставил обвязанный дополнительным пороховым зарядом хвостовик в раструб ствола и разжал руки. Мина с тихим шелестом заскользила вниз, и расчет присел, приоткрыв рты. Оглушительно хлопнуло. Миномет, слегка подпрыгнув, плюнул огнем. Мина, оставляя за собой тоненькую серую струйку порохового дыма, ушла к хмурым зимним небесам, нависшим над опасной, воюющей землей. Минометчики ждали, напрягая слух. Наконец где-то за горизонтом, за темной полоской лесополосы, которой заканчивалось лежавшее перед ними снежное поле, бахнуло.

– Недолет двести метров, право триста, – флегматично сообщил корректировщик.

Закусив губу, Монгол опустил ствол на пару полных оборотов ручки, затем выкрутил винт горизонтальной наводки почти до упора.

– Осколочной.

Снова звякнул колпачок. Плюнул огнем ствол. Привычно долбануло по ушам.

– Недолет сто пятьдесят, – сухо прокомментировала рация.

Командир вновь чуть опустил ствол. Хмурый в своем ненадежном укрытии услышал далекий хлопок. Затем перед самым передним краем вспухло грязно-серое облако взрыва.