Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода

— Фолли, у нас в поселке тоже полно работы. Неужели обязательно мотаться так далеко? Когда ты уезжаешь, у меня душа не на месте. Вдруг что с тобой случится. Вы еще молодые совсем, неопытные. Знаешь, сколько нехороших людей вокруг, вдруг обманут вас, втянут во что-нибудь. Вон на днях по телевизору показывали, сект всяких развелось!

— Ма… — Он вытащил из кармана пачку денег, отделил несколько купюр и протянул ей. — Я тебе ничего не привез. Купи сама, что нужно. Туфли там, духи, платье какое-нибудь, помоднее. Прическу сделай. Ты же еще молодая, а ходишь, как… бабка.

Мать покраснела.

— Приоденешься, и мы тебя замуж отдадим. Ты же у нас красавица! Верно, Ники?

Фолк нарочито грубовато чмокнул ее в щеку и выскользнул из дома.

Шолто со свежей стрижкой, в стильном пиджаке, ждал друга у входа в поселковый клуб. В отличие от Фолка, он выглядел совершенно по-городскому: аристократическое лицо, породистый подбородок, а самое главное — умный, уверенный взгляд. Для пущей важности Шолто носил узкие интеллигентские очки. Он легко знакомился с людьми и входил в доверие. Единственное, что выдавало в Шолте мужика от сохи, — здоровенные крестьянские ладони с крепкими узловатыми пальцами. Шолто уважал приятеля за отчаянную храбрость и способность, не раздумывая, применять силу, и предпочитал оставаться в его тени, хоть и был года на три старше Фолка.

Увидев друга, Шолто бросил недокуренную сигарету под ноги, где валялось уже с полдюжины бычков.

— Здорово Шолт! Ты чего тут загораешь?

— Тебя ждал. Думал, ты в кому впал.

— Впал, — кивнул Фолк. Он даже Шолту не говорил о том, что может Ники. — И выпал. Идем, тряхнем костями.

— А может, ну их всех? Пойдем лучше на речку искупаемся.

— Шолт, ты уже напился, что ли? С какого перепугу тебя на речку тянет?

— Да… Ивка там, — буркнул он. — С каким-то жирным хахалем пришла. По всему видно — из этих, отдыхающих.

Ниже по течению реки располагался дорогой пансионат.

Фолк рванулся вперед, не глядя, сунул охраннику на входе купюру.

— Не нужно, Фолк, — Шолто схватил его за локоть. — Дура она, Ивка. Меркантильная дура, падкая на цацки. С кем она только не была до тебя.

— Пусти!

Шолто был во всем прав. Ивка — дура. И не красавица. И перестарок. И кто к ней только не таскался. И не любил ее Фолк, и даже не уважал. Только его к ней всегда тянуло, он к ней привык и всегда скучал, когда подолгу не видел. И она принадлежала ему, только ему. Все последние полгода.

Ивка, в платье из полупрозрачной белой ткани с огромными маками, танцевала, обольстительно покачивая бедрами. Рыхлый белобрысый мужичонка, с красной, будто обгоревшей кожей, обнимал ее сзади за талию, прижимался. Шлепал мясистыми губами. Ивка прикрывала глаза, блаженно улыбалась, словно этот потный тип обещал ей золотые горы. Новый браслет блестящей змейкой обвивал тонкое запястье. Фолк не мог отвести глаз от глубокого выреза, в котором то и дело колыхалось шоколадное пятно.

Ивка выгнулась и, грациозно повернув голову к своему ухажеру, что-то сказала. Мужик кивнул и направился к барной стойке.

— Шолт, задержи этого хрена у бара, — бросил Фолк и стал пробираться сквозь толпу.

Обнял Ивку со спины, прильнул всем телом, вдыхая аромат духов и кожи.

— Соскучилась?

Ивка застыла. Он развернул девушку к себе, присосался к неотвечающим губам долгим поцелуем.

— Не ждала сегодня?

— Нет, — она стрельнула глазами в сторону бара и фальшиво улыбнулась. — Хорошо, что приехал! Пойдем ко мне.

— Конечно, пойдем. Только немного выпьем и потанцуем. Ты же не против? Только что так зажигала.

Он помахал Шолту рукой.

— Что-то больше не хочется. Пошли, Фол.

Она поежилась. Забавно было видеть дерзкую Ивку — такой. Словно ее в прорубь макнули. Ему хотелось видеть, как она будет барахтаться, выкручиваться, лебезить перед ним. Фолк крепко прижал ее к себе.

Через толпу с двумя высокими стаканами прорвался краснорожий тип.

— Э… Ивви? У вас все в порядке?

Она кивнула:

— Это мой друг… детства, Фолк. Подожди немного. Я сейчас.

Ивка твердо взяла Фолка за руку и вывела из клуба. Под фонарем, как сигаретный дым, клубилась мошкара.

— Меня не было всего три недели, Ивка, а ты уже нашла какого-то старого козла! Дрянь!

— Я уже двадцать пять лет дрянь. Ради всего святого, Фол, двадцать пять! И я тоже, как и все, хочу жить хорошо.

— Деньги не проблема, Ивка. Хочешь, я куплю тебе такой же браслет? Хоть двадцать штук!

— Какой же ты… Я хочу семью и детей! А с кем тут?.. Либо пацаны зеленые, как вы с Шолто, либо алкаши, как твой папашка. Да разве кто-нибудь из нашего поселка возьмет меня замуж, скажи мне, Фолли? Ты вот — возьмешь?

Он молчал. Шалава! Ивка никогда раньше не называла его этим детским домашним именем.

— То-то же, — зло сказала она и шмыгнула носом. — А Гудло мне сделал предложение. И кольцо подарил, как полагается. Ты все твердил, что хочешь вырваться отсюда. Я тоже хочу, понимаешь?! Не просто сидеть и гадать, вернешься ты или найдешь себе малолетку с ногами от ушей. Ругайся, сколько тебе вздумается, только завтра я уезжаю с ним в город. Навсегда.

В глазах железная решимость. Да она сметет любого, кто встанет на пути! Если б Фолк сегодня не приехал, то и не нашел бы ее никогда.

Он сердито прищурился и… улыбнулся:

— Счастливого пути.

Ее брови поехали вверх, пока совсем не исчезли под неровно подстриженной челкой.

— Ты не сердишься?

— Ты права. Тебе нужно ехать. Когда еще представится такой шанс, — он пожал плечами.

Такого Ивка не ждала. Она готовилась к оскорблениям, ругани, драке, наконец.

— Фол… Ты… ты…

— Прощай, Ивка.

Она взяла его лицо обеими руками и нежно поцеловала в губы.

— Прощай, Фол. Я тебя никогда не забуду.

Он повернулся и пошел к мосту. Ивка с облегчением скрылась за дверью клуба и не видела, как сильный удар начищенным ботинком смел в кусты дремавшую на обочине дворнягу.

* * *

Старые качели не скрипели даже — мерзко визжали. Ланка толкнулась ногой, брезгливо поморщилась — в сандалию попали мелкие колючие камушки — и, ни к кому не обращаясь, протянула:

— Ску-у-учно…

— Ага, — с готовностью поддакнула Таля. — Может, к Мику в гости завалимся? Там сегодня тусовка…

Ланка и отвечать не стала, только фыркнула. После того случая Мик в ее сторону не смотрел. Хуже — он всему классу наболтал что-то такое, что теперь все, кроме верной подружки, обходили Ланку стороной, как зачумленную. Так что она же еще и крайней оказалась!

Она вспомнила, как пыталась помочь Мику подняться, то и дело возвращаясь глазами к мелькавшей между стволов угловатой фигуре. Пока та не скрылась за негустой зеленью. А Мик… Он так шарахнулся от протянутой руки, будто это Ланка прижимала его к деревянным перилам, шарила по спине жадными руками и дышала в лицо перегаром. Будто это она избивала его.

А ведь на самом деле, если бы не она, кто знает — сумел бы незнакомец вовремя остановиться? Или так и забил бы незадачливого ухажера до смерти? Ланка снова услышала тонкий, жалобный стон, так не вязавшийся с образом уверенного в себе красавчика-одноклассника… Ну почему у нее все не как у людей?!

— Ланк… — голос подруги отвлек ее от горестных раздумий. — Знаешь…

Таля замолчала, ковыряя песок носком босоножки.

— Ну?

— Знаешь, я иногда так боюсь…

— Кого боишься? — не поняла Ланка.

— Да не кого, а чего, — вздохнула Таля. — Всего этого… — Она неопределенно махнула рукой и, понизив голос, продолжила: — Быть взрослой, понимаешь? Вдруг я не смогу. Может же такое быть, чтобы… ну, случайно, понимаешь? А я просто не переживу, наверное, если… Если туда.

Ланка с удивлением уставилась на подружку. До Последнего Дня Детства Тайле оставалось чуть больше месяца — живи и радуйся! А она вон чего — боится. Талька! Серая мышка, тихоня! Ей-то чего бояться?

— Переживешь, — хмуро бросила Ланка, удивленная внезапно нахлынувшей злостью.

— Лан…

— Ну?

— А как там? — Таля искательно заглянула в опущенное лицо Ланки и заторопилась: — Да нет, не хочешь — не говори! Просто я думала… мы раньше всегда… обо всем. Но, если тебе неприятно, то конечно…

Голос у нее совсем упал. Ланка вдруг ощутила превосходство над глупой, маленькой девочкой Талей и неожиданно для себя сказала:

— Да ничего такого, Таль, — она обняла подругу и, чувствуя, как расслабляются под рукой закаменевшие плечи, продолжила: — Неуютно, конечно. И тоскливо так, знаешь… Вот, как сейчас прямо. Но жить можно!

Талька просияла робкой улыбкой и благодарно ткнулась лбом куда-то Ланке в шею.

— Ланк, я тебя так люблю! Ты такая…

— Какая?

— Смелая. И сильная.