Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю!
— Ну вот. Зайдешь и скажешь вахтенному, что ко мне. Подымешься по трапу — и направо, каюта пять. А если меня еще не будет, ключ под комингсом.
Я ничего не понял и широко раскрыл глаза.
— Что же тут непонятного? — удивился Борода. — Вахтенный — это дежурный, трап — лестница, а комингс — порог. Придешь, скажешь вах… тьфу дежурному: так, мол, и так, иду к Бороде. Прямо по лестнице на второй этаж, направо первая каюта — ну, комната! — номер пять. Нагнешься, возьмешь под порогом ключ. Садись, читай, а если захочешь есть — полезай в рундук, там хлеб, сало…
Что такое рундук я тоже не знал, но про себя решил: скорее умру с голоду, но не стану спрашивать, что это такое.
* * *В гости к Бороде я направился в семь часов. На захламленных улицах, носивших еще дореволюционные названия: Всехсвятская, Дворянская и даже Жандармская — повсюду следы зимних боев: много сгоревших и полуразрушенных домов, витрины магазинов, заколоченные досками, разбитые уличные фонари, оборванные провода и груды битого кирпича. Неподалеку от гостиницы, на противоположных углах главной улицы, помещались два иллюзиона (так тогда называли кинотеатры) — «Рекорд» и «Паласс». Возле них толпились мальчишки, торговавшие поштучно папиросами и махоркой. Они громко выкрикивали:
— А вот кому «Египетские»!
— А вот кому махорочки! Кременчугскую крупку на одну закрутку!
Папиросники затевали шумную возню вокруг каждого покупателя. Изредка по улицам проезжали извозчики, их здесь называли «фурками». Лязгая цепями, промчался грузовой автомобиль с полным кузовом красноармейцев. Ощетинившийся во все стороны штыками, грузовик походил издали на громадного ежа.
На улице стало темнеть.
Покрутившись возле «Парижа» еще минут пятнадцать, я сверился по часам в витрине часовщика и ровно в восемь толкнул тяжелую дверь.
Когда-то гостиница считалась лучшей в городе. При деникинцах в ней размещался армейский штаб. Во время зимних боев здесь засела и бешено сопротивлялась группа офицеров-контрразведчиков. Сейчас от былой гостиничной роскоши остались расколотые мраморные ступени парадной лестницы, разбитые зеркала в вестибюле и на лестничных маршах и ободранная хрустальная люстра огромных размеров. Единственная лампочка едва освещала вестибюль.
Вдоль лестницы, по стенке в щербинах от пулевых пробоин, были расклеены какие-то объявления и плакат с изображенным на нем красноармейцем, прокалывающим штыком генерала в черной черкеске. Поперек плаката красной краской было написано: «Добить Врангеля!»
Я постучал в «каюту» номер пять. Никто не отвечал. Тогда я нашел ключ и открыл дверь. В комнате было темно. На подоконнике стояла керосиновая лампа. Я поискал спички, но не нашел их, уселся на подоконник и, задумавшись о предстоящем разговоре, незаметно задремал.
Разбудил меня громкий смех. Горела электрическая лампочка. Посреди комнаты с большим чайником в руках стоял Борода.
— Чудак ты, палка-махалка! Чего же не зажег свет?
Он распахнул дверку письменного стола, достал хлеб, сало, несколько кусочков сахару, две кружки и, отодвинув в сторону стопку книг, разложил на листе оберточной бумаги это великолепное угощение.
Пока он по-хозяйски хлопотал, я просмотрел книги. Кроме знакомых мне учебников — алгебры, геометрии и географии, здесь были «Государство и революция» В. И. Ленина, «Россия в цифрах» Рубакина, «Западня» Эмиля Золя на французском языке и пухлый, зачитанный томик рассказов Конан-Дойля. Я бегло полистал его, а Борода, как бы оправдываясь, объяснил:
— Вот, понимаешь, взял почитать. Думал, найду что-нибудь полезное для работы. Пишет занятно, но нам неподходяще: Шерлок, да и доктор, конечно, люди храбрые, а учиться у них нечему. Разве только наблюдательности.
Я не был согласен с ним, но промолчал.
За чаем Борода расспросил, что я делаю в свободное время, а когда узнал, что я оставил школу, вдруг накинулся на меня:
— Работы впереди — ой, ой сколько! Успеешь еще поработать! Да и работать грамотному интереснее. Эх, мне бы годика два-три поучиться! Понимаешь, палка-махалка, нет времени даже газеты читать! Вон сколько их набралось! — Он кивнул в угол комнаты, заваленной пачками газет. — А все бандиты треклятые.
Обычно Борода рассказывал о себе скупо, но в тот вечер много поведал о своей жизни.
Родился он на Дону, в казачьей станице. Его родители были не казаки, а «иногородние» — так называли в станицах приезжих и ремесленников. Мать его умерла рано. Отец, слесарь-механик, круглый год ездил по хуторам и станицам, чинил двигатели, ружья и швейные машинки. Когда Кирилл подрос, отец стал брать его с собой «на выучку»… В одной из станиц разъяренный бык насмерть забодал отца. Похоронив его, Кирилл продал скудное имущество — лошаденку, слесарный инструмент — и подался к морю, о котором был много наслышан. Все лето он батрачил с рыбацкой ватагой на Азовском море, а осенью попал в Одессу. Там устроился юнгой на грузовое судно, которое плавало на линии Одесса — Пирей — Марсель.
«Это был поганенький самотоп, — рассказывал Борода, — больше чинился, чем ходил. Случалось нам в Марселе простаивать месяцами. Вот там-то, палка-махалка, я и выучился читать и говорить по-французски».
В начале 1914 года Кирилл Митрофанович был мобилизован и направлен на Балтийский флот.
С Яном Вольдемаровичем Борода познакомился, еще когда служил на минном тральщике в Кронштадте. Лембер, рабочий-электрик, в то время был партийным агитатором на морском заводе. Еще до революции он рекомендовал Бороду в партию. В октябре 1917 года по призыву Ленина Борода с отрядом матросов прибыл в Петроград для охраны Смольного. Выполняя приказ Свердлова, занял помещение Петроградского телеграфного агентства, потом штурмовал Зимний дворец. А вскоре после Октябрьской революции, в декабре, Кирилла Митрофановича направили во Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию.
— Я, палка-махалка, когда пришел на работу в Чека, там всего народу человек тридцать — сорок было, а врагов в Петрограде — тысячи, — не без гордости сказал матрос. — В Питере я снова встретился с Лембером. Он уже работал в Чека. — Глаза Бороды заблестели. — Ты знаешь, какой он человек? Всего о нем не расскажешь! Скажу откровенно: такого еще не встречал! Бесстрашный, честный, дни и ночи работает. О себе и не думает. А в свободные минуты книгу пишет. Да, да, книгу! Уже написал во-от столько! — Борода показал на добрую четверть выше стола. — О чем пишет? Никому не говорит, никто не знает. Может, о том, как мы сейчас живем, а может, о том, как будем жить. Ты ведь слыхал, как он рассказывает о будущем? Я так прямо и вижу, как все сбудется. Да, за это можно идти на риск, на смерть. — Он прошелся по комнате. — Заболтался я, а о главном чуть не забыл. Приглядывались мы с Яном Вольдемаровичем к тебе, и появилась у нас такая думка. Хотим приспособить тебя на работу в Чека. Как ты на это смотришь?
У меня даже мурашки по спине забегали, и, очевидно, я сильно покраснел. Борода спросил:
— Чего краснеешь? Не хочешь или испугался?
— Нет, нет! — пробормотал я, еще не придя в себя от неожиданности — Я, конечно, согласен, если, если… смогу.
— Смогу, не смогу — это, палка-махалка, разговор не комсомольский. Захочешь — сможешь! Парень ты грамотный, смелый, а что будет не под силу, помогут товарищи. Будешь работать со мной — в обиду не дам. А что знаю — тому научу! — И, не дав мне опомниться от удивления, стал рассказывать: — Сегодня Ян Вольдемарович утвердил план одной операции и разрешил взять тебя в помощники. Если ты, конечно, палка-махалка, не возражаешь и… не будешь краснеть. — Он подошел ко мне. — Ну, так как? По рукам?
— Согласен! — взволнованно сказал я и протянул ему свою руку, решив, как бы крепко он ни пожал ее, не подавать виду и не морщиться. Но Борода очень осторожно, даже нежно пожал мою руку.
— Все, что от меня услышишь или от чекистов, никто не должен знать, кроме тебя. Да и вообще: чем меньше будешь болтать, а больше слушать, — только на пользу. — Это были первые азы чекистской грамоты, которой начал обучать меня Борода. — Ты слыхал о банде Полковника, или Меченого?
Я кивнул головой. Еще зимой я наслушался от Катри всяких небылиц об этой банде и о том, что у Меченого всегда наготове несколько тысяч казаков с пушками и пулеметами, и что он ждет лета, чтобы начать наступление и перебить на Украине всех большевиков.
Борода рассказал, что главарь банды, по фамилии Аркадьев, полковник царской армии, служил у Деникина, но не успел удрать.
Немногочисленную, хорошо вооруженную банду Аркадьева неоднократно настигали красноармейские и чоновские части, но она, не принимая боя, рассеивалась, а через некоторое время появлялась в другом уезде.
— Так вот, палка-махалка, попробуем-ка мы с тобой взять этого Полковника живьем. Что смотришь?
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Ангел зимней войны - Рой Якобсен - О войне
- Мы еще встретимся - Аркадий Минчковский - О войне
- Записки подростка военного времени - Дима Сидоров - О войне
- На ближних подступах - Николай Васильевич Второв - О войне
- Книга перемен - Андрей Цаплиенко - О войне
- Годы испытаний. Книга 2 - Геннадий Гончаренко - О войне
- Лесные солдаты - Валерий Поволяев - О войне
- Кроваво-красный снег - Ганс Киншерманн - О войне
- Картонные звезды - Александр Косарев - О войне