Всадник на рыжем коне (Всадник Апокалипсиса - 2) - Василий Горъ

момент волновал сильнее всего:

— А вдруг я все-таки виновен?

Парни заржали, как кони. А Робокоп, приподнявшись на локте, ткнул себя пальцем в грудь:

— По второму высшему я дипломированный психолог. Вот уже четыре года помогаю нашим штатным мозгокрутам разбираться с новичками. Тестил и тебя. С первого дня пребывания на базе. А еще проштудировал море материала о твоей жизни в детском доме. Вывод однозначен: никакого изнасилования не было и быть не могло…

—…а все остальное в отношении этой конкретной суки с радостью сделал бы любой из нас… — без тени улыбки заявил Варнак. Затем прервал Витязя, решившего внести свою лепту в обсуждение меня-любимого, отправил нам на «Амики» какие-то материалы и пару раз щелкнул пальцами, призывая ко вниманию: — Все, с лирикой покончено, пора заняться делом…

…Делом, то есть, изучением поэтажного плана здания суда со всеми коммуникациями, прилегающего района, основного и двух второстепенных маршрутов входа-выхода, вариантов экстренной эвакуации, схем построений группы при «мирном» движении и в случае начала боестолкновения, мест возможных лежек «вражеских» снайперов и многого чего еще, занимались практически весь перелет. Причем с такой добросовестностью и дотошностью, как будто планировали реальную боевую операцию. Во время снижения наскоро перекусили, затем нацепили защитные шлемы с поляризованными линзами, скрывающими лицо, разобрали новенькие автоматы АМБ-36 в обвесах не нашей специализации, перебрались на борт американского вертолета UH-1Y Venom и поднялись в воздух.

К Хорошевке шли отнюдь не по прямой. Вероятнее всего, на всякий случай. Зато на приличной скорости и со сквознячком, то есть, сдвинув назад боковые двери и разглядывая город с высоты птичьего полета. По сравнению с тем черным монстром, которым меня когда-то забирали из «Атланта», детище компании «Bell Helicopter Textron» оказалось шумноватым, поэтому мы особо не общались. Но ни одиночества, ни безысходности я не ощущал, точно зная, что парни, летящие вместе со мной в неизвестность, не задумываясь, прикроют, подставят плечо или вытащат откуда угодно. Поэтому невидящим взглядом смотрел сквозь дома, улицы и парки, изредка поглядывал на «Амик», на который вывел карту города, контролировал ритм дыхания и постепенно настраивался на будущее действо так, как будто собирался выйти на канвас. И небезуспешно — к моменту, когда вертушка перелетела через Звенигородское шоссе и, двигаясь вдоль четвертой Магистральной, начала снижаться по направлению к улице Маргелова, я был абсолютно спокоен и готов к любым сюрпризам. Так что спокойно оглядел новенькую стеклянную башню в армейских зеленых тонах, ощутил получение уведомления о десятисекундной готовности, дернувшее предплечье, дождался касания полозьев «Венома» самого центра вертолетной площадки и оказался на крыше. А уже через несколько мгновений в боевом построении вломился в лифт для персон с большими звездами на погонах, спустился на четыре этажа, пробежался по абсолютно безликому коридору, переступил через порог кабинета квадратов, эдак, на восемьдесят, и оказался в перекрестии взглядов на удивление жилистого генерал-полковника, какого-то седого мужика в светлом мундире с тремя вышитыми звездами на погонах и Горина! Вернее, не оказался, а оказались. Ибо я вломился в кабинет третьим, занял свое место в строю отделения, а маску так и не поднял.

— И который из них — ваш? — словно продолжая давно начатый разговор, поинтересовался «мужик» у Алексея Алексеевича. А тот, не задумавшись ни на мгновение, показал на меня. И усмехнулся:

— Валентин Федорович, я знаю Дениса, как облупленного: часами изучал записи его тренировок, анализировал изменения в скорости и техничности после каждого семинара, а про посещение боев и говорить смешно!

— Рядовой Чубаров, выйти из строя! — приказал «мужик», но был проигнорирован.

Генерал-полковник довольно ухмыльнулся и обратился так, как положено:

— Код четыре-десять-альфа-девятнадцать-прим! Раздор, выйди из строя и подними линзу…

Прозвучавший приказ о временном снятии режима секретности позволял и не такое, поэтому я повиновался. И вызвал довольную улыбку уже у Горина:

— Как видите, я не ошибся!

«Мужик» согласно кивнул, затем уставился мне в глаза цепким и довольно тяжелым взглядом, несколько мгновений что-то в них искал, а потом представился:

— Прохоров Валентин Федорович, Заместитель Генерального прокурора Российской Федерации, Главный Военный прокурор и человек, который через несколько часов решит твою судьбу…

…По легенде, озвученной Очень Большим Начальством во время беседы в кабинете, я прибыл на заседание суда прямо из командировки с грифом секретности «Перед прочтением сжечь», поэтому пропустил полтора дня процесса абсолютно законно. Увы, вариант, в котором можно было бы законно пропустить и всю оставшуюся часть, не предлагалось, поэтому минут за пять до начала второй половины сегодняшнего заседания пришлось занять место подсудимого. Не скажу, что я чувствовал себя достаточно комфортно, но компания Варнака с Робокопом, изобразивших статуи по обе стороны от меня, помогала мириться с непривычным статусом. Помогало и присутствие остальных наших парней, разбежавшихся по точкам, с которых можно было контролировать поведение публики, набившейся в громадный зал.

Несмотря на полный аншлаг и обилие крайне деятельных журналистов, найти знакомые лица не составило труда. Весь первый ряд кресел для публики с правой стороны помещения занимали «особо важные персоны» вроде вышеупомянутого генерал-полковника, двух маршалов и десятка облеченных властью гражданских. Второй оккупировали спонсоры и их ближайшие сторонники. То есть, Алексей Алексеевич, угрюмый китаец лет сорока пяти, вероятнее всего, являющийся наследником или ближайшим родственником погибшего Линь Зихао, Бахметев-старший, семеро мужчин, с которыми приходилось сталкиваться на банкетах по поводу моих побед, Линда Доулан и владельцы промоушенов, в которых я выступал. Да-да, оба! Хотя за каким-таким лядом в Россию прилетел сам Ричард Логан я, честно говоря, не понимал. Ну, а на третьем и четвертом рядах кресел расположились все три моих тренера, включая Грегора Грейси, ассистенты Алферова и Батырова, управляющие клубами «Акинак» и «Уроборос», руководство комплексов «Атлант» и «Легионер», Коля Докукин и несколько его парней.

Окажись я в этом зале по другому поводу, бросился бы к ним, забыв обо всем на свете. Или, как минимум, помахал бы всем им рукой. Но мельтешение дронов аудио- и видеофиксации в комплекте с непрекращающимся гулом голосов вынуждали держать себя в руках, поэтому я оглядел всех «своих», склонил голову в знак уважения, а затем уделил толику внимания Паше-Пулемету и его свите, занявшим вторую половину зала.

Ну, что я могу сказать? Разумовский-старший меня ненавидел. Люто, до красных пятен на и без того багровом лице. А еще, судя по характерному движению левого локтя, то и дело пытался нащупать ствол в подмышечной кобуре и дергался, обнаруживая, что его там нет. Увы, в процесс изучения отца твари, убившей моих девчонок и Филиппа Вильман, вмешался какой-то голосистый дядька, заставивший всех встать и поприветствовать состав суда. Зато потом я отдался процессу со всем пылом души и запечатлел в памяти «Атаки» динамические изображения батюшки Мораны и полутора десятков угрюмых мужчин с военной выправкой, фигурами, внушающими уважение, и холодными взглядами. Закончив, отправил файлы в программу распознавания лиц и «привязал» к каждому метку «Враг», чтобы получать уведомление о появлении любого из этих уродов в поле зрения микрокамер. И отвлекся от возни с программным обеспечением только после того, как на огромных экранах, развешанных по периметру зала, появилась картинка из больничной палаты, в которой лечилась Разумовская.

Тут я на какое-то время выпал из реальности, так как смотрел на лицо этой твари и задыхался от ненависти. В результате монолога судьи просто не услышал. И сосредоточился на происходящем только после тычка Робокопа и его же шепота:

— Очнись — сторона обвинения готовится задавать вопросы…

Очнулся. Достаточно быстро, чтобы оглядеть невысокого, чуть полноватого, но на редкость ухоженного мужчину лет сорока в хорошем костюме, который вальяжно шел ко мне, и вслушаться в то, что он спросил:

— Гражданин Чубаров, скажите, пожалуйста, от кого вы получили ключ-карту от номера Разумовской Татьяны Павловны?

На этот вопрос я ответил так, как просил Горин:

— От своего менеджера, Игоря Борисовича Комлева.

— И сразу же отправились в гости?

В слово, выделенное интонацией, было вложено столько сарказма, что любой другой на моем месте, наверное, разозлился бы. Но я ненавидел не представителя Паши-Пулемета, а его самого на пару с любимой дочуркой, поэтому равнодушно пожал плечами:

— Нет, только минут через пятнадцать — откровенно говоря, обсуждать деловые вопросы через несколько часов после боя, в котором я морально выложился до предела, не было никакого желания. Пришлось перебарывать раздражение, чтобы настроиться на нужный лад.

— То есть, вы признаете, что были не на шутку раздражены? — уточнил он, радостно заглотив предложенный крючок.