Вернейские грачи - Анна Кальма

— Нужно, чтобы он со своим молоком всосал все эти понятия, — твердил Александр Марселине.

Как памятны ей дни, кода Александр сажал на плечи Корасона и они втроем отправлялись в автобусе куда-нибудь за город и оставались там до вечера! «Это очень полезно малышу», — говорил Александр. Однако он лукавил перед собой. Крепчайшую нить протянул маленький Корасон между своими назваными родителями. Они и сами еще не знали, насколько прочна эта нить. Марселине уже не хватало Берто, если он не приходил в назначенный день. А Берто не сразу понял, как необходимо ему всегда видеть перед собой бледное личико девушки, склоненное над ребенком.

И все же летом, когда горячее небо стояло над черепичными крышами, Марселина стала женой Берто. В день свадьбы Александр принес ей эдельвейс…

Марселина дотрагивается до пушистых, как будто теплых, лепестков. Если смотреть вот так близко-близко в глаза портрета, кажется, что глаза оживают.

Тишина в доме. Марселина одна — со своими мыслями, со своими воспоминаниями…

Какие это были счастливые дни, когда она и Александр всюду бывали вместе! И всюду с ними был Корасон, их названый сын.

Но вот раздались первые раскаты военной грозы. «Линия Мажино», «странная война»… Казалось, до настоящей войны еще далеко. И вдруг черные мундиры эсэсовцев уже на Елисейских полях, на площади Согласия, во Франции!

Александр и Марселина собрали боевую группу партизан-подрывников. Начали взлетать на воздух военные склады и поезда гитлеровцев.

За голову Александра Берто гестапо назначило крупнейшую награду. Во всех городах висели описания его примет. Марселина, как сейчас, помнит: «Рост — выше среднего, цвет лица — смуглый, у виска — белый шрам, правая рука немного длиннее левой», — и часто под этим перечнем виднелась нацарапанная карандашом надпись: «Французы, берегите этого человека, он нужен Франции!»

Друзья надежно прятали своего командира и его жену. Долгое время Александр был неуловим. Но однажды…

И снова память Марселины, точная и быстрая, показывает ей дождливое ноябрьское утро, когда Александр уехал в Сонор на очередное «дело». Какой он был веселый в то утро! До сих пор она помнит его голос — громкий, чуть иронический: «Ну, малютка, держи носик повыше, а то его совсем не видно!» И при этом он поцеловал ее в самый кончик носа. Он обещал вернуться не позже послезавтрашнего дня. Больше Марселина его не видела. На вокзале у немецкого офицера воришка стащил кошелек. Полиция оцепила все кругом, начала проверять документы. У Александра ничего не было при себе, и его арестовали как неизвестного — до проверки личности. Этого было достаточно: даже самый последний шпик в гестапо знал его приметы. Нет, Александра не мучили, даже не пытали: враги знали, он молча выдержит любые пытки. Через неделю его казнили.

Корасон тогда только начинал говорить свои первые слова. Как мучил мальчик свою названую мать в тот страшный день… Ковылял неверными ножонками по тесной конуре, где они прятались, и беспрестанно повторял: «Папа! Где папа?» Потом вдруг заплакал жалобно-жалобно: «Хочу к папе!»

ВОСПОМИНАНИЯ

Мстить! Только мстить!

Все другие чувства Марселины тогда были стиснуты, как бывают стиснуты в невыразимом горе губы. На время она даже забросила Корасона. Конечно, в случае ее гибели о мальчике позаботятся друзья… Он мал, скоро позабудет своих родителей… Мстить, только мстить!..

И она бросилась в самое пекло, туда, где подготовлялись и осуществлялись самые отчаянные по отваге дела. Пылали подожженные штабы фашистов, взрывались, взлетали на воздух поезда и мосты — она всегда была там, в самом опасном месте. И все-таки для голода ее души и сердца этого казалось мало.

Однажды в городок, где скрывалась Марселина с друзьями, приехал старший товарищ, тот, кого все они ласково и фамильярно звали «наш Пьер».

Он вызвал к себе Марселину. Вдова Александра Берто была уверена: Пьер хочет дать ей важное поручение. Наконец-то она сможет по-настоящему отплатить врагам за Александра и других!

— Марселина, мы просим тебя взяться за одну работу, — сказал Пьер, чуть покашливая и в упор смотря на стоящую перед ним женщину чистыми синими глазами. Казалось, не в темноте шахт привыкли жить эти глаза, а в солнечном поле, заросшем васильками и колокольчиками. — Мы думаем, ты справишься с этим, потому что у тебя уже есть опыт, — продолжал Пьер.

Опыт? Конечно, Пьер говорит о ее подпольной работе, о партизанской борьбе. Вдова Берто облегченно вздохнула: вот, наконец, то, о чем она мечтала!

— Что?! Детей?!

Марселине показалось, что она ослышалась. Но нет, Пьер действительно говорил о детях.

— Их отцы и матери замучены гестапо, уничтожены, как твой муж, за то, что не хотели предать Францию.

Глухо, издалека доносился до Марселины голос товарища. Она все еще не могла опомниться. Петь колыбельные, когда по всей Франции гремят боевые песни партизан?! Сейчас, когда в руках у всех оружие, возиться с пеленками и детскими колясочками?! Неужели ей говорят это всерьез?!

Пьер терпеливо объяснял. Борьба только начинается. Сейчас много обездоленных детей, а будет еще больше. Нужно собрать сирот под одним кровом. Надо кормить этих детей, учить их, направлять на верный путь. Пусть Марселина не забывает: она была женой Берто, его соратницей; это ее ко многому обязывает. И потом дети! Разве она не любит детей? И разве она не хочет воспитать людей высокого благородства, справедливости, мужества?

Так говорил Пьер. Говорил долго, внушительно, нежно, твердо, ласково, убедительно, горячо, непреклонно, сурово. Уговаривал Марселину, как ребенка, обращался к ней, как к бойцу, взывая то к ее дисциплине, то к ее чувствам.

И мало-помалу в Марселине ослабевало сопротивление. И Корасон, маленький Корасон, все настойчивей звал ее к себе. Теперь она вспоминала его смешные словечки, его толстые, ковыляющие по полу ножки. А вместе с Корасоном множество осиротевших детей ждали ее, звали, нуждались в ней, в ее заботах, а главное — в ее материнской ласке.

— Ну что ж, я согласна, — сказала она, наконец, и взглянула при этом так, что Пьер понял: да, они сделали хороший выбор.

В ту ночь родилась новая Марселина Берто — Мать грачей, воспитательница сирот.

Марселина навсегда запомнила блестящие красные черепицы крыш, резкий запах мокрого дерева и влажный щекочущий ветер, который дунул ей в лицо, когда она вышла от Пьера. Городок уже проснулся. У булочных и мясных стояли, зябко съежившись, женщины с кошелками. А на стенах домов ветер трепал приказы немецкого коменданта, объявления о награде за поимку одного из франтиреров, друга Марселины Берто.

К ней начали привозить детей. Первой была девочка, слабая и зеленая, как только что родившаяся травка. Ах, как обрадовался ей Корасон!

— Бэбэ! Бэбэ! — закричал он, захлебнулся от удовольствия и шлепнулся на пол.

Он еще долго звал «бэбэ» девочку по имени Клэр Дамьен, дочь героя, которого уже хорошо знали в стране. Крохотная и вяленькая была тогда Клэр. Марселина, как сейчас, видит ее перед собой: кожа да кости и поминутно плач: «Где мой папа?», «Где моя мама?»

Марселина не могла вернуть ей родителей. И Клэр так и осталась навсегда при ней.

Потом Марселина сама отыскала пятерых осиротевших ребятишек разного возраста, тоже очень тихих и очень серьезных. Таких тихих и таких серьезных, что у нее опускались руки. Она помнит, как обрадовалась, услышав первый раз ребячий смех. Смеялась поздоровевшая Клэр. Смеялась просто, без причины, как смеются счастливые и здоровые дети. И Марселина впервые после смерти Александра почувствовала себя тоже счастливой.

А потом ей привезли сразу восемнадцать мальчиков и девочек. Их отцы и матери погибли в лагерях фашистов или были убиты в бою. Привез детей Рамо. Тот самый Рамо, который был другом Александра Берто, сражался бок о бок с ним в Испании, а после сделался франтирером и получил при взрыве немецкого склада контузию.

С тех пор Рамо самый преданный и надежный помощник Марселины в Гнезде.

На деньги, собранные друзьями, Марселина и Рамо купили старую ригу близ тихого горного городка. В этом горном Гнезде, думалось им, дети будут в безопасности: ни налетов, ни фашистских бомбежек.

Но как они ошиблись! До сих пор Марселине мерещатся по ночам тревоги, а когда с гор скатываются лавины, она просыпается дрожа: опять фашисты прилетели бомбить ее детей?!

В дневнике Гнезда, который грачи зовут «Книгой жизни» и дают читать новичкам, есть воспоминания о тех страшных ночах. Полуодетые, посадив на плечи малышей, Марселина и Рамо бежали со старшими ребятами укрываться в пещерах.

Годы оккупации… Страшные, тоскливые воспоминания…

Марселина и Рамо раздобыли дипломы учителей. Среди окрестных жителей они считались педагогами, приехавшими, чтобы открыть в здоровой горной местности школу-интернат с трудовым и спортивным уклоном.