Вернейские грачи - Анна Кальма

Отец был на станции метро, когда началась облава. Фашисты часто устраивали такие облавы. В кармане отца был пистолет — вполне достаточный повод для ареста. Когда охранники подошли, папа выхватил пистолет, выстрелил и бросился бежать. «Держи его! Держи!» — закричали фашисты. Все было оцеплено, бежать не удалось. В гестапо, куда привезли папу, его тотчас опознали. В этот день у фашистов был великий праздник: еще бы, пойман неуловимый, легендарный Дамьен!

Его притащили в комнату пыток. Он сказал:

— Да, я командир франтиреров, командир тех патриотов, которые сейчас уничтожают вас и ваше оружие и будут уничтожать вас, покуда на нашей земле не останется ни одного фашиста. Я мщу вам за тех, кого вы истребили у нас во Франции… Не думайте, что вы нас запугаете казнями и пытками. Они только сильнее разожгут нашу ненависть… Народ отплатит вам за все…

Отца били, рвали ему волосы, давили пальцы на ногах… Он был весь в крови, много раз терял сознание. К вечеру он лежал как мертвый, почти не подавая признаков жизни. Палачи оставили его: они были уверены, что он не доживет до утра. Но у отца был железный организм, недаром он всегда тренировался, развивал мышцы. Утром он пришел в себя. Палачи были поражены. Они заперли его в одиночку, заковали в кандалы, обрекли на медленную смерть. Три месяца, прикованный цепью к стене, отец был заперт в каменной клетке. Там не было ни света, ни воздуха. Девяносто дней один, в полной тьме, у холодной стены, истерзанный, избитый, с раздавленными пальцами…

Иногда ночью, девочки, я представляю себе, как он сидел там, в этой одиночке.

О чем он там думал? Что вспоминал? Со стен сочилась сырость, глаза болели от вечной темноты, а он, верно, воображал поля и цветы, деревья, ветер. Он так любил все это! И, наверное, он вспоминал своих товарищей, живых и погибших друзей, нас с мамой… Детство свое вспоминал, как жил с отцом в деревне, как ходил работать к булочнику, как потом встретил и полюбил мою маму…

Мама была красивая, высокая, хорошо пела, умела делать сидр, печь яблочные пироги. Я на нее совсем-совсем не похожа. Про меня в детстве говорили, что я вылитый папа. Волосы темные, как у него, и глаза такие же.

И меня он тоже, наверное, вспоминал, хоть я и была тогда несмышленышем. Он так радовался, когда у него родилась дочь!

Прошла неделя, другая, месяц, два месяца… Все та же темнота, та же клетка-одиночка… Конечно, я не могу знать все мысли отца, девочки, но я знаю, уверена, как в том, что живу, как в том, что сижу сейчас здесь с вами, — никогда, даже при самых страшных пытках отец мой не жалел, не раскаивался, что выбрал для себя такой путь! Клянусь вам, это я знаю!

Фашисты поняли: ни пыткой, ни одиночкой не сломить Дамьена. Тогда они увезли его в форт Роменвилль — страшную тюрьму-крепость. Там содержались самые прославленные и опасные для фашистов франтиреры. Это была сырая огромная тюрьма, окруженная толстой крепостной стеной. В каждом каземате было заперто по шестьдесят человек. Как только среди заключенных разнесся слух, что в тюрьме находится знаменитый полковник Дамьен, все заволновались. Всем было известно его имя, грозное имя партизанского командира-героя. Каземат, в который привезли отца, выбрал его старшиной. Люди ждали от Дамьена помощи, ободрения, поддержки.

Осмотревшись в Роменвилле, отец начал подбирать сильных, энергичных людей. Составил из них особый отряд франтиреров и тут же предложил начать занятия. Какие занятия? Да самые обычные: по математике, по литературе, по истории.

Вы, девочки, пожалуйста, не удивляйтесь. Отец всегда считал, что люди, которые хотят для Франции славного будущего, славной победы, мира и свободы, должны готовиться для борьбы. А для того чтобы бороться, нужны знания. И вот он отыскал среди заключенных Роменвилля профессоров, преподавателей и попросил их читать арестованным лекции по разным предметам. Да, да, лекции в тюрьме!

Вот ты, Сюзанна, даже у нас в Гнезде ленишься и ухитряешься у Тореадора получать плохие отметки и вообще учишься спустя рукава. А они там, в тюрьме, после истязаний и пыток, учились, экзамены сдавали. И все для того, чтобы подготовить себя к будущему, к победе.

Отец много читал о русских коммунистах. Они томились в тюрьмах, их ссылали в Сибирь, в снега, в глухие деревни. Но и там, в ссылке, они учились, каждую минуту старались использовать. Читали, готовили себя, чтобы потом по-новому устраивать мир. Отец рассказывал про это заключенным Роменвилля. С великой надеждой думали роменвилльцы о русских, о Советской Армии. Эта армия уже начинала побеждать фашистов, только она одна могла принести Франции свободу. И в день, когда стала известна одна из побед Советской Армии, все заключенные вышли во двор и встали так, чтобы их построение образовало эмблему Советского Союза — серп и молот.

Ух, что тут началось! Стража бросилась на арестованных, била их прикладами, силой разгоняла по казематам. Никто не подчинялся, никто не хотел уходить! Заключенные окружили отца, подставили ему какой-то ящик, подняли его над толпой. «Речь! Речь! Расскажите нам о Советской Армии! Расскажите всем!» — кричали люди. И вот, стоя на ящике, бледный, в рваной куртке, отец начал говорить о советском народе, о том, как мужественно и смело сопротивляются врагу русские. Он звал всех французов объединиться, как объединились русские, и прогнать врага с нашей земли. Он говорил свою речь, а в это время стража поливала заключенных ледяной водой из шлангов. Стражники направили струю прямо на отца, он чуть не захлебнулся. И все-таки, спрыгивая с ящика, успел крикнуть: «Да здравствует свобода!», «Да здравствует Советская Армия!»

Арестованные больше не могли сидеть в казематах и ждать, ждать… Отец первый решил: нужно во что бы то ни стало бежать. Итак, за дело!

В первую очередь нужно было узнать расположение всех казематов и сторожевых пунктов Роменвилля.

При всяком удобном случае отец и его товарищи изучали тюрьму-крепость. Наконец общими усилиями план Роменвилля был составлен и нанесен на бумагу. Его тщательно прятали, почти каждый день меняли тайники. И все-таки во время одного из обысков план попал в руки тюремщиков.

Вся тюрьма была поставлена на ноги, всех людей обыскали, допросили под пытками: кто составлял план, кто собирался бежать?

Заключенные крепились: никто не хотел выдать Дамьена. Но вот один, более слабый, не выдержал и назвал полковника.

Какой это был страшный день! Дамьена и его друзей бросили в подвалы форта, наполовину залитые водой. Три недели они провели в этих подвалах, а когда их, наконец, выпустили, ни один не мог держаться на ногах. Их вынесли на носилках и поместили в другие казематы, чтобы они снова не вздумали бежать.

Но фашисты плохо знали моего отца, девочки. Как только он смог ходить, он сейчас же снова начал составлять план побега. Еще в подвале он подружился с партизаном — врачом Сенье. Это был тоже очень смелый, сильный человек. И вот они решили бежать вместе.

Вдвоем они принялись исследовать стены каземата, куда их заперли. В одной из стен оказалась заделанная наглухо дверь. Отец попробовал постучать. С замиранием сердца следили за ним другие заключенные. Стук, стук, стук… Пусто. Никто не отзывается. На следующий день от других заключенных узнали: соседний каземат давно пустует. Даже больше: из него имеется выход во двор, к самой стене форта.

— Ребята, кажется, есть маленькая надежда, — сказал отец своим.

И вот, девочки, началась работа. Из тюремной кухни стали пропадать мелкие вещи: то ножик, то гвоздь, то кусок жести от консервной банки. Многие заключенные были посвящены в план побега. Однако никто не выдал отца. Наоборот: все считали честью для себя хоть чем-нибудь помочь полковнику Дамьену. Все надо было проделывать в величайшей тайне. Охрана после первой попытки была настороже. Начальство следило за арестованными днем и ночью. А тут надо было свить из тюфяков, разрезанных на полосы, надежные веревки, сделать из железа и гвоздей надежные крюки и прикрепить их к веревкам… А главное — надо было пробить в стене каземата отверстие, в которое мог бы проникнуть взрослый человек. Вы понимаете, что это значит — пробить каменную старинную стену Роменвилля, не имея никаких инструментов, кроме ножа, гвоздей и нескольких жестянок! Нет, конечно, вы этого не в состоянии понять! Вот наши мальчики, те скорее поняли бы, потому что они сами строят и кладут стены из камней… Ах, нет, девочки, и ты, Витамин, пожалуйста, не обижайтесь! Я все-таки повторю: наши мальчики скорее это поняли бы, потому что они сами каменщики, сами кладут стены и отлично знают, как трудно, почти невозможно пробить толстенную каменную стену, не имея никакого инструмента…

Ну ладно, ладно, не шумите, девочки, ведь я никого не хотела обидеть. Я просто так говорю, чтобы вы себе это лучше представили… Я продолжаю…

Задумать побег — одно, а сделать, что задумано, да еще при таком риске — другое. Надо было сговориться с часовым, иначе ничего не выходило. Сначала это казалось невозможным. Но вот появилась надежда: один из часовых, молодой парень, провансалец, давно уже поглядывал с симпатией на отца. Однажды он даже сказал что-то добродушно. Ну, отец ответил ему в том же духе, спросил о его семье. Оказалось, жена провансальца погибла при бомбежке. Сам он тоже ненавидит фашистов и войну. Часовой этот вскоре стал совсем своим человеком. Удалось уговорить его оглохнуть и ослепнуть на все время, которое понадобится, чтобы подготовить побег. «Только делайте все быстрее, пока не хватились, я не хочу из-за вас попасть в беду», — сказал часовой.