Синий дым - Юрий Софиев

«За расточительность в какой-то час…»[10]

За расточительность в какой-то часМы платим поздней горькою заботой.Наш долг по беспощаднейшему счётуЖизнь одиночеством взимает с нас.

Мучительный, счастливый плен ЭротаСудьба нам предназначила в удел.Я каждый миг сносил, как пчёлы в соты —Чтоб мёд воспоминаний загустел.

Со щедростью слепой и неразумнойРазвеяли мы счастье на ветру.И есть ли смысл в той полуправде умной,Что в поздний час пришлась нам ко двору?

Памяти Ирины Кнорринг

Ничего не вернёшь, ничего не поправишь,Ничего не расскажешь и не объяснишь.Ни к чему болтовня о «сиянье и славе»,Даже вовсе не где-то там… вовсе не спишь.

Без следа. Без надежды на отклик и встречу.Только книги и вещи живое хранят.Эта рана — ее никогда не залечишь —Беззащитная голая совесть моя.

И над жизнью твоей — так нелепо истлевшей,И над жизнью моей, уж не нашей весной,Веет ветер, с далёких морей залетевший…Плющ зелёный и розы на глине осевшей.Крест дубовый, сколоченный верной рукой[11].

В больнице

Белая косынка в коридоре,В тишине, склонилась над столом.Сумрак колыхающийся споритС желтоватым световым пятном.

Издалёка грохот нарастает.Прогремит и стихнет за окном.И грохочет в воздухе ночном.Поезд из Бретани!

— Помнишь, море?Бешено летящее на мыс?В этом торжествующем просторе«На краю земли» стояли мы.

Мы мечтали в будущем июнеСнова слушать этот рёв и вой!Это… это было наканунеСтрашной катастрофы мировой!

И теперь страна иная снится,Только к ней заказаны пути.Если б через горы и границыПо снегу, пешком, босым дойти!

Париж, 1941.

«Вот нищий ждёт с протянутой рукою…»

Вот нищий ждёт с протянутой рукою,И нам при нём в довольстве жить нельзя.И век наш виснет тучей грозовою,Борясь, страдая, гневаясь, грозя.

Не нам жалеть о гибнущем покое, —Покоя мы не знали никогда!Там, где случайно соберутся двоеВо имя лучшего — спешим туда!

С упрямою и твёрдою надеждойВ неясную ещё мы смотрим даль.И ветер будущего, ветер свежийЛетит в лицо, и прошлого не жаль.

Так мы стоим с раскрытою душою,Приветствуя эпохи грозный бег.Лишь человеческою теплотоюМы озарили беспощадный век.

«Беспредельно холодный простор…»

Беспредельно холодный просторАтлантического океана.Силуэт фиолетовых гор.Гаснет день по-осеннему рано.

Запоздалые чайки спешатК берегам. Утихает природа.И огромный пылающий шарОпускается медленно в воду.

Ла Рошель

«Порт Ла Рошель» — с ветрами споритВека чугунная плита.Две белых башни, что на взморьеСтоят на страже у порта.

Здесь каждый дом и каждый каменьИ кровь, и беды затаил.Здесь мера — гугенота пламеньВ дубовый стол кинжал вонзил.

— «Мы будем биться! Биться на смерть!»Рукой коснулся я стола.В дни исторических ненастийБезумцев храбрость не спасла.

Развязный гид толпе туристовБезбожно врёт об именахНотабилей или магистров,Чей здесь хранится бренный прах…

И мы с тобой бродили тожеПо этим улицам ночным.И ветры времени изгложутИ наши тени, наши сны.

А там, за каменной стеною,Шумит прибоем океан,Чудесной манит синевою,Виденьями далёких стран.

Стоит овеянная былью,Легендами былых веков.И к ней летят цветные крыльяРыбачьих вольных парусов.

«Шумит вода у мельницы высокой…»[12]

Шумит вода у мельницы высокойИ лунный блик трепещет на волне.У омута высокая осокаПод ветром слабо шелестит во сне.

Германия. Вздымает замок древнийДве каменные башни в высоту.И в лунном мареве стоит деревня,И мы стоим на каменном мосту.

Течёт вода. Течёт вода под нами.Взволнованно растут из глубиныИ множатся с нелёгкими годамиВиденья мира, беды, радость, сны.

Кому понадобилось, чтобы сноваЧужая юность мучила меня?И так томительно в лесу еловомГрибами пахло на исходе дня?

Кому понадобилось, чтоб дрожалаГорячая рука в моей руке,И чтобы ты, почти в бреду шепталаСлова на чужеродном языке?

Сен-Мало

Древний, изъеденный ветром гранит.Синь и воздушный простор океана.Крест одинокий над морем стоит —Мы на могиле Шатобриана.

…Тяжко ложились на узкие плечиГордость, тоска, одиночество, честь.С этого берега в пасмурный вечерГнал его ветер, куда-то, бог весть…

Ты мне сказала, прервавши молчанье:Все, кто нужду и беду испытал,Все, кто был послан судьбою в изгнанье,Все, кто скитанья судьбою избрал,

Все, кто дорожною пылью дышали,Ставили парус, садились в седло,Все, кого солнце дорожное жгло, —Все эти люди нам братьями стали.

Кто-то им щедрою мерою мерил,Каждого щедро бедой наградил…В спящей Флоренции Дант АлигьериКутался в плащ и коня торопил…

Ты оперлась на меня. Перед намиВспугнутой птицы сверкнуло крыло.Дни эти стали сочтёнными днямиВ древнем разбойном гнезде Сен-Мало.

Детство

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});