ПЛАМЯ ДАВНИХ ПОЖАРОВ - Павел Шехтман

По данным Бакинского статистического бюро и татарско-русско-армянского комитета по оказанию помощи пострадавшим, армян было убито 205, из них 7 женщин, 20 детей (до четырнадцатилетнего возраста) и 13 стариков (старше пятидесяти пяти лет); ранен 121 человек. Мусульман убито 111, ранено 128; среди убитых 2 женщины (одна - шальной солдатской пулей); детей и стариков не отмечено. Имущественно пострадавших армян - 451, мусульман - 62 («СПб вед.», 25.5.1905). Обращает на себя внимание небольшой процент раненых армян, сравнительно с татарами. “Почему так? А потому, что всякого раненого армянина, не успевшего скрыться, татары добивали без пощаду, с ужасающей жестокостью - об этом свидетельствует состояние трупов - между тем как раненого и упавшего мусульманина армяне, вообще говоря, не трогали” (там же).

Однако немало татар укрывали и защищали армян в те страшные дни. Вскоре в газетах появились благодарственные письма:

“8-го февраля сего года вооруженная толпа окружила наш дом и даже ночью с крыши дома хотели стрелять в нас, но домохозяин наш Гаджи Джевад, у коего мы живем только два месяца, стал требовать от толпы оставить нас в покое и прибавлял, что через его труп толпа может добраться до нас. Кроме нас, домохозяин защищал от толпы домохозяина нашего г. Джангирова с детьми.

Т.А. Шахвердов”.

“Я, Давид Ованесов, подрядчик фирмы Нобель… проживающий… в доме Баба-Киши Бабаева, двоюродного брата убитого 6-го февраля на Парапете Рза Ага Бабаева, покорнейше прошу вас дать мне возможность печатно выразить благодарность г. Бабаеву, моему домохозяину, который все время с 6-го февраля защищал и снабжал съестными припасами меня и мое семейство, равным образом и прочих квартирантов этого дома “.

А Яремиш Караханян выражает благодарность “трем женщинам, татаркам, домохозяйкам нашей квартиры, за то, что они в течение пережитых нами 6-9 февраля ужасных дней, не только кормили и поили обывателей этого дома до 50 человек армян, но и спасли нам жизнь, умоляя своих единоверцев не трогать нас” («Каспий», 20.2.1905).

Несколько армянских семей спас французский инженер Мишель Тимони, переодевшийся русским стражником. “Сделанное им показание 21 февраля перед комиссией адвокатов явилось одним из самых тягостных для татар”, и они возненавидели его. Во время августовской резни татары живьем бросили Тимони в горящую буровую яму (см. «Т.Л.», 24.9.1905).

С наступлением мира духовные лица обеих религий начали активно выступать с проповедями о “братском единении народов”, причем, например, на проповеди епископа Анании присутствовал казий, и наоборот. Был создан комитет по умиротворению населения, из почтенных армян, мусульман и русских. Комитет составлял воззвания вроде приведенного в начале статьи; о его характере достаточно говорит то, что в первый день августовской резни большинство его членов бежало из города, (см. там же, 4.9.1905)

“Побоище прекратилось, но жизнь в Баку долго еще не войдет в свою обычную колею. Подавленные пережитыми ужасами, жители города надолго еще останутся под гнетом боязни за завтрашний день.

Жуткую картину представляют собой улицы Баку в вечернее время. В десятом часу, когда ранее здесь кипела жизнь, горели огнями рестораны, театр и клуб, носились по городу фаэтоны - теперь на улицах полное безлюдье.

Огни погашены, ставни закрыты, глубокая мертвенная тишина, нарушаемая лишь топотом казачьи разъездов да лязгом ружей обходящих улицы пеших-патрулей.

Одинокий запоздалый путник, я пробираюсь к своей гостинице. Слышится оклик: «Стой! Кто идет?!»

И лязг ружья.

Внимательно осматривают разрешение, и я трогаюсь дальше, до следующего патруля.

Город напоминает военный лагерь” («P.C.», 24.2.1905).

Военное положение было введено отнюдь не для защиты армян. Его не было ни во время погрома, ни в последующие дни. Однако резня привела к неожиданному для властей результату: явное, открытое попустительство и провокация администрации вызвали всеобщее возмущение.

“Отчего власти своим вмешательством не положили конец уличной резне?

Вот вопрос, на который бакинское общество - резолюциями съезда нефтепромышленников, общего собрания присяжных поверенных, частного совещания гласных думы и общим голосованием бакинской интеллигенции, без различия племени, дало негодующий ответ:

– Власти бездействовали” (там же, 22.2.1905).

Начали собираться многотысячные митинги. Выступали представители всех национальностей, говорили, что никакой вражды между армянами и мусульманами не было и нет, а происшедшее - провокация самодержавия. Требовали наказания истинных виновников. Произносили революционные речи. Тогда-то в Петербург из штаба корпуса жандармов полетели отчаянные телеграммы: “Третий день в общественном клубе происходят открытые заседания для желающих, где члены революционного комитета взывают сбросить самодержавие и с оружием в руках смело двинуться в кровавый бой… Полиции не существует; власть в беспомощном состоянии. Благомыслящие русские просят защиты, так как все, кроме них, вооружены и сейчас преступное сборище в 3000 заседает в центре города.

Генерал-майор Медем”.

На следующий день (17 февраля):

“В Баку анархия: вчера на собрании учитель Васильев взывал к убийству царя и уничтожению всего романовского дома. Заседание Думы по неотложным вопросам не состоялось, вследствие скопления евреев, агитаторов-армян, пытавшихся произносить революционные речи… Подготовляется трехтысячное собрание в цирке, а в общественном собрании - гимназистов под руководством учителей. Губернатор присужден к смерти. Если не будут приняты самые серьезные меры, положение станет критическим.

Генерал Медем”. («Рабочее движение…»,стр 85).

Теперь-то, когда возникла угроза самому режиму, министр внутренних дел Булыгин делает доклад царю (18 февраля). Мрачными красками рисует он (на основании вышеприведенных телеграмм) разгул анархии в городе, особо подчеркивая опасность, грозящую безоружным русским людям от вооруженных туземцев. “Власти же пребывают, по-видимому, в панике и беспомощной растерянности”. Вывод: необходимо ввести в Баку военное положение.

В тот же день следует высочайший указ Правительствующему Сенату об объявлении на военном положении города Баку и Бакинской губернии.

В эти примерно дни большевик А.Стопани пишет В.Ульянову письмо из Баку.

тчитавшись в партийных делах, он заканчивает постскриптумом - буквально криком души:

“Ужасный город и нравы. Нельзя быть уверенным за жизнь. Сообщают, что уволенный полицеймейстер Деминский (один из организаторов бойни) укрылся в татарских кварталах, где к нему ходят на поклонение шайки фанатиков, организаторов бойни и охраняют его, что местные богачи Ашурбеков, Ашуров и пр. бросают десятки тысяч на вооружение для татар. Подпольная деятельность полиции продолжается… Организовался отдел Русского собрания во главе с попом Юницким и жандармским полковником, ведут усиленную агитацию среди русских против армян, евреев и пр. Местной прокуратурой установлено близкое участие в подготовке к резне жандармской тайной полиции. Она считается главным виновником. Это говорилось открыто.

Ожидается со дня на день мобилизация”, (журн. «Пролетарская революция», 1925, №5(40), стр.25-27).

Тем временем приставы пошли с обысками по караван-сараям, и два десятка нищих нукеров (слуг) лавок, в чьих сундуках нашли армянские вещи, были посажены в тюрьму. Обыватели могли успокоиться, глядя на “торжество правосудия”

Однако истинные виновники резни напрасно думали остаться безнаказанными. Накашидзе был действительно осужден к смерти общественным мнением и официально приговорен партией Дашнакцутюн. Сразу же после резни бывший бакинский городской голова Новиков послал генерал-губернатору телеграмму: “Я знаю преступника и считаю своим священным долгом указать его имя - вы автор резни. Вы хуже Иуды, потому что Иуда удавился, а вы находите возможным жить… Пусть ваше имя будет проклято вовеки.” (цит. по: «Гракан Терт», 9.2.1990). В городе распространилась уверенность, что Накашидзе, Мамедбеков и Деминский будут убиты (см.: «С.О.», 21.8-1905). Испуганный губернатор заперся у себя в доме и старался никуда не выезжать (см.: «СПб вед.», 18.5.1905). Но все оказалось напрасным. 11 мая 1905 года в Баку, на Великокняжеском проспекте, в генерал-губернаторский фаэтон была брошена бомба. Взрыв был настолько мощный, что убило, кроме губернатора, двух персов-разносчиков и смертельно ранило татарина-фаэтонщика. Террорист скрылся. Это был дашнакцакан Дро Канаян*, впоследствии ставший военным министром Республики Армения. За губернатором последовали его подчиненные: приставы Микеладзе и Шахтахтинский были убиты, Мамедбеков - ранен.

____________________

* Дро (Драстамат Канаян) (1883-1956) - видный деятель партии Дашнакцутюн. С 1914 - командир 2-го армянского добровольческого отряда; командовал армянскими войсками в Башапаранском сражении 1918; в 1920 - военный министр. Принял участие в Февральском антибольшевистском восстании 1921. Умер в США.