Заманчивый мир - Кэй Мортинсен

Эмили словно посмотрела на себя со стороны. В этих лохмотьях она сама себе противна, можно представить, какое впечатление ее «наряд» произвел на одетого с иголочки герцога. Сравнивая изображенную на фотографии Стефанию ди Мафаи с ее дочерью, он, должно быть, задавался одним и тем же вопросом: как такая элегантная дама могла произвести на свет столь жалкое создание?

— Я знаю лишь то, что Стефания ни разу в жизни не воспользовалась своими банковскими счетами. Они до сих пор нетронуты.

— Но… тогда зачем она намеренно превратилась в нищенку? — воскликнула Эмили.

— Гордость не позволяла. И страх, — вмешался Томас Робинсон, — Отец Стефании мог отследить любое отчисление со счета, а для вашей матери это означало потерю свободы. Все это я прочитал в предсмертном письме вашего отца, вот оно.

Потрепанный конверт перекочевал из рук нотариуса к Эмили.

— Нет, я не верю! — воскликнула она, пробежав глазами первые строки.

Она вдруг почувствовала внезапную слабость, словно земля зашаталась у нее под ногами. Голова отчаянно кружилась, не успевая осмысливать получаемую информацию. Италия. Венеция. Дедушка-граф. Наследство… Вероятно, я задремала у Томаса в приемной и мне приснился этот сказочный сон, подумала Эмили. Она сильно прикусила губу и почувствовала боль. Нет, я не сплю… Это все наяву!

У нее затряслись руки. Она потрогала лоб и поняла, что у нее, должно быть, температура. Ага, вот, значит, откуда эти галлюцинации! То-то похоже на горячечный бред!

— Пожалуйста, — прохрипела Эмили, затравленно глядя на обоих мужчин. — Мне плохо…

Манфредо ловко подхватил ее на руки, и у Эмили промелькнула мысль, что так он, должно быть, привык относить в постель всех своих женщин. Теряя сознание, она откинула голову и безвольно обмякла в его крепких руках.

3

Тонкий луч света падал на ее изможденное лицо. Расплывчатые очертания стен и предметов, находящихся в комнате, ритмично вращались вокруг кровати. Эмили осмотрелась и поняла, что это не кабинет, а скорее всего смежная с ним комната отдыха, в которую ее кто-то бережно перенес и уложил на кровать.

— Дайте попить! — попросила она, облизнув пересохшие губы.

Прохладная шелковая ткань скользнула по щеке. Его рубашка, подумала Эмили, пытаясь припомнить, как был одет Манфредо. Да… Пахнет им, так приятно, словно те духи, что были у мамы… И ей вдруг захотелось поднять руки и притянуть его к себе, чтобы божественный запах забытого счастья проник в ее легкие, как живительная струйка свежего воздуха наполняет тесное пространство узкой монашеской кельи.

Эмили закрыла глаза и призадумалась. В расчеты Томаса вкралась явная ошибка, но только почему никто, кроме меня, этого не понимает?

— Боже мой! — вскрикнула секретарша, появляясь в дверях со стаканом воды.

Мысленно Эмили поблагодарила эту дурно воспитанную девицу, помешавшую их с Манфредо тет-а-тет. Не открывая глаз, она почувствовала, как он осторожно провел смоченным в воде пальцем по ее бескровным губам, и это было так сексуально, что Эмили еле удержалась, чтобы не запечатлеть на заботливой ладони поцелуй.

Противясь своим чувствам, она стиснула зубы и тихо застонала, моля Бога о том, чтобы эта пытка поскорее прекратилась.

Герцог стал нежно поглаживать ее руки. Эмили по-прежнему не открывала глаза и поэтому не видела, кто рядом с ней, но была почему-то уверена, что именно Манфредо.

— Эмили, успокойтесь, все будет хорошо, — увещевал волнующе глубокий голос герцога.

Успокойтесь?!! Подавляя тяжелый стон, она напрягла каждый нерв, каждый мускул своего тела, чтобы последовать его совету.

— Ничего не бойтесь, я с вами, — продолжал Манфредо. — Вы познакомитесь с дедушкой, семья вновь объединится, вам больше не придется прозябать в нищете…

— Ах да! — воскликнула Эмили, чувствуя новый всплеск противоречивых эмоций. — Дедушка, бедненький…

— О чем тут плакать? — недоумевал Томас, прокравшись в комнату вслед за секретаршей. — Я-то думал, она будет на седьмом небе от счастья. Эта леди заслуживает награды после всего, что выпало на ее долю. Она бросила все ради больного отца. Отказывалась от друзей, от вечеринок, от личной жизни…

Эмили открыла глаза. Ей не понравилось, что о ней говорят как о неодушевленном предмете.

— Томас, вы не так поняли. Мне очень жаль дедушку, ведь все эти годы бедняга денно и нощно мучился, гадая, жива я или нет. Он мог отойти в мир иной, так и не дождавшись нашей встречи! Но как могла мама скрывать свое, а значит и мое, происхождение?!! — вскричала Эмили, и глаза ее гневно блеснули. — Она вышла замуж официально, значит, дедушка был бессилен что-либо изменить. Я думаю, рано или поздно они бы уладили свои разногласия. Это так низко с ее стороны… — она зарыдала, прикрывая лицо руками, — так бессердечно… Из ничего моя мать сделала великую тайну. Ненавижу обман!

— Тогда разберитесь во всем сами! Летите в Венецию и обрадуйте деда! — посоветовал Манфредо.

— В Венецию? — переспросила Эмили, беспомощно озираясь по сторонам.

— Ну а куда ж еще? — Герцог начал терять терпение. — Дедушка к вам, понятное дело, не доедет. Слишком слаб, знаете ли…

— Но у меня нет денег на дорогу…

— Есть, — отрезал Манфредо. — Теперь вы богаты.

— У меня нет паспорта, — сопротивлялась Эмили.

В ее душе боролись любовь и ненависть к деду. Все-таки этот человек искалечил жизнь ее матери.

Манфредо недоуменно вытаращил на нее глаза. Теперь пришел его черед удивиться.

— Как это нет паспорта?

— А он мне никогда не был нужен. Моя метрика потерялась…

— Вовсе нет! Она лежит у меня в сейфе! — торжественно сообщил Томас и побежал в кабинет, чтобы отдать документ законной владелице.

Так оно и есть, думала Эмили, пробегая глазами полуразмытые строчки. «Мать: Стейси О'Тул, урожденная Стефания ди Мафаи».

— Я понимаю ваши затруднения, но сделаю все возможное, чтобы вы увидели своего дедушку, — пообещал Манфредо. — Я буду с вами каждую минуту вашего пути, если вы, конечно, сами того захотите.

— Мне…

Эмили не договорила — от двери донесся резкий щелчок, потом еще и еще, и, ослепленная яркими вспышками фотоаппарата, она с криком бросилась на кровать.

Манфредо среагировал молниеносно. Выкрикнув какое-то итальянское ругательство, он вскочил на ноги и в два прыжка оказался у двери. Сбежав по ступеням, Манфредо вырвался на улицу, гонимый непреодолимым желанием схватить назойливого репортера за шкирку и расколотить об землю его проклятый фотоаппарат.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});