Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 3 - 2018 - Людмила Ивановна Рублевская

слухи — ревновал, запирал, избивал, травил...

Регина умирает. Павел Стефан отправляется в паломничество в Рим. Версия — от большого горя, даже в монахи хотел постричься. Папа Римский принял знатного паломника, утешил и подарил частички мощей.

Вторая жена

В 1602 году вдовец отправляется послом от короля на сеймик в Слониме... И женится. На этот раз избранница — жизнерадостная юная венгерка Эржи, Эльжбета, дочь Франтишка Вешелени, придворного Стефана Батория, приехавшего с королем из Венгрии. Приданое вполне приличное, связи к тому же. От тещи Анны Вешелени в Трокском воеводстве Сапега получил в аренду неплохие имения.

А время неспокойное... Война. В 1609 году Павел Стефан принимает участие в Смоленском походе. Здесь он был контужен и потерял руку. Зато король подарил ему Гомельское староство.

Альжбета продержалась дольше всех, тринадцать лет. Родила трех дочерей: Евдоксию, Теофилию и Кристину.

Третья жена

Для следующего брака предлог был самый что ни на есть веский: трем маленьким девочкам-сироткам нужна мать. Однорукий Павел Стефан остановил свой выбор на Катерине, дочери бендинского старосты Криштофа Гославского. Катерина тоже была вдовой, ее первый муж — литовский хоружий Андрей Волович. С третьей женой Сапега прожил одиннадцать лет. Она принесла мужу в приданое имение Тельша, но умерла в 1629 году, так и не родив долгожданного сына.

Четвертая жена

Павлу Сапеге — шестьдесят пять, но, видимо, надежда на появление наследника не умерла. И в 1630-м вдовец женился в четвертый раз. Разумеется, о большой любви речь не шла. Софья, дочь королевского подскарбия Николая Даниловича, вдова ливского старосты Адриана Радзиминского, находилась, как говорят, в крайне стесненных обстоятельствах.

Софья мужа пережила. И даже получила в наследство Гольшаны. Выгодно продав их брату почившего, вышла замуж за молодого красавца Лукаша Опалинского.

Люди сплетничали, что Сапега, якобы отравивший прежних жен, в случае с Софьей просто перепутал кубки с ядом.

Есть сведения, что в последние годы жизни Павел Сапега был полумертвым... Это подтверждает исторический анекдот. Слухи о смерти владельца Гольшан были такими убедительными, что однажды король Владислав начал раздавать должности «покойного». Как свидетельствует Альбрехт Радзивилл, Сапега, узнав об этом, сильно разозлился. Королю пришлось одаривать оскорбленного «покойника» новыми владениями.

Представьте себе — спустя год история повторилась. Когда Павел Стефан не приехал на сейм, все решили: ну, точно умер! Польский историк Мирослав Нагельский приводит отрывок из письма Самуэля Величко: «Так сабе павысцілалі дарогі да вакансій па пану падканцлеру, што і войтаўскія захапілі, і ўсё да найменшай разабралі».

Сапега, узнав о втором своем «упокоении», а особенно, что его должность подканцлера отдали не Мартину Тризне, как обещал король, а подскарбию Пацу, собрался с силами, сел в карету и лично приехал ко двору. Появление «мертвеца» было весьма эффектным, с визгом и обмороками придворных.

Королю пришлось вновь раскошеливаться. Правда, спустя несколько месяцев беспокойный «мертвец» все же упокоился в усыпальнице построенного им францисканского костела в Гольшанах.

Ознакомившись с фактами, понимаешь, что тяжелобольной был довольно активен. За три года до смерти он явился на выборы короля и принимал деятельное участие в процессе. 4 февраля 1633 года на похоронах Жигимонта III Вазы и королевы Констанции нес корону королевы. 6 февраля присягал королевич Владислав, но Павел Сапега из-за толпы не смог пробиться к эпицентру действа. Не было предела его возмущению: поспешил королевич присягнуть! Так что, как пишет Нагельский: «Кароль нават прапанаваў паўторна прысягнуць у прысутнасці Паўла Стэфана і А. С. Радзівіла, ім стала сорамна, і яны адмовіліся ад сваіх прэтэнзій».

Больной и немолодой Сапега изо всех сил стремится быть поближе к новому монарху. Увязывается за ним в Варшаву, затем в Вильно (пока ехал, получил пару привилеев). Опять с королевским войском отправился на Смоленск... Увы — болезнь заставила вернуться в Гольшаны. А там и началась катавасия с двумя фальшивыми кончинами.

В чем же причина смерти жен Синей Бороды из Гольшан? Интересную версию выдвигает историк Лев Гунин. Он усматривает вредоносное влияние старого Гольшанского замка. Новый замок, чьи руины мы сегодня созерцаем, Павел Стефан начал строить около 1610 года. Но строительство велось в долг, и князь так и не увидел его окончания, только с последней женой успел пожить в готовой части новостройки. А старый замок, родовое гнездо князей Гольшанских, словно нес на себе проклятие угасшего рода. Как пишет Л. Гунин: «По нашим сведениям, часть бывшего Гольшанского замка (один из его корпусов) при жизни Павла Стефана оставалась нетронутой, и в ней в основном обитали все 3 его жены. Можно верить или не верить в то, что замок Гольшанских был «проклятым местом», но все три жены Павла Стефана Сапеги, жившие в этом замке (тогда как сам Павел Стефан больше времени проводил за его пределами...), умерли совсем молодыми, что дало пищу слухам о жестоком обращении магната со своими женами».

Есть еще темная история о постройке монастыря: кладка рушилась, а Павел Сапега требовал сдать объект к 6 августа 1618 года... По страшному обычаю, стену «укрепили» жертвой: замуровали заживо молодую жену одного из строителей. Легенду подтвердила ужасающая современная находка — стоящий скелет, обнаруженный в нише кладки XVII века.

Брата Стефана Николая, по легенде, прокляла казненная им Раина Громычина — не иметь потомков. Может, было похожее проклятие и на Павле Сапеге?

Две его дочери стали монахинями. Третья вышла замуж, но умерла бездетной. На Гольшанском имении висело столько долгов, что наследникам пришлось разделить его между кредиторами.

«БУКВАРЬ СИРЕЧЬ,

НАЧАЛО УЧЕНИЯ ДЕТЕМ».

СПИРИДОН СОБОЛЬ

(1580—1645)

Вы знали, что у слова «букварь» белорусские корни?

Первая в мире книга под таким названием издана 24 июля 1618 года в типографии Виленского Свято-Духова православного братства в Евье. Это под Вильно, сегодня на территории Литвы. В XVII веке в Евье был православный монастырь, построенный в имении Богдана Огинского. Там православные братчики печатали литературу, когда после острых публицистических выступлений Мелетия Смотрицкого им запретили это делать в Вильно.

А в 1631 году издатель Спиридон Соболь написал это слово на обложке своего пособия для обучения чтению: «Букварь сиречь, начало учения детем, начинающим чтению извыкати». Произошло это в типографии Богоявленской Кутеинской лавры — монастыря на окраине Орши.

Долгое время считалось, что именно это издание и является первым белорусским букварем.

В букваре 1631 года были изысканные гравюры, изготовленные кутеинскими резчиками, духовные тексты... Но вы знаете, в свое время он был весьма новаторским! Хотя бы потому, что впервые автор подчеркивал, что обращается именно к