Кельтская волчица - Виктория Дьякова

— Видал Арсения-то? — спросил его для начала старый князь и отвернув полу шубки, достал табакерку. — Хорошо ездить выучился. На коне-то каков?

— Да с такого молодца и верно, только картину писать, — ответил Ермило, прислушиваясь. В тихом воздухе ясно различались звуки гона с подвыванием Двух или трех гончих.

— Вот говорил, тропы не знаете. Как выкуривать с болот — не ведаете, — напомнил доезжачему Федор Иванович, — а гляди, нашлось все. И тропа, и волчица с выводком. Гонят, гонят ее…

— Да, на выводок натекли, — подтвердил Ермило почти что шепотом и вокруг повисло молчание, напряженное, немного пугающее. Словно забыв стереть улыбку с лица, старый князь смотрел перед собой вдаль по перемычке и не нюхая, держал в руке табакерку, подарок князя Потемкина за Измаил.

Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы. Стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, который знаком каждому охотнику при гоне на волка.

Доезжачие улюлюкали, их голоса наполняли весь лес и звучали далеко в поле.

Прислушавшись несколько секунд молча, князь Федор Иванович и Ермило убедились, что гончие разбились на две стаи: одна, большая, ревевшая особенно рьяно, стала удаляться, другая же понеслась вдоль по лесу, мимо князя и при ней с пронзительным улюлюканьем неслись доезжачие.

Оба гона сливались, переливались и удалялись. Князь Федор Иванович, послушав их, вздохнул, и тут заметив в руках своих табакерку, открыл ее. Полюбовавшись несколько мгновений на портрет светлейшего князя Таврического, выложенный изумрудами, достал щепоть табаку.

— Назад! — послышался крик Ермилы на молодого кобеля, который выступил на опушку. Князь притом вздрогнул и уронил табакерку наземь. Стремянный тут же кинулся подбирать ее.

Как часто бывает, звук гона неожиданно быстро приблизился, он стал оглушительным, как будто лающие пасти собак оказались вмиг перед лицами охотников. Стремянной Митька, все еще держа в руках табакерку, указывал князю вперед.

— Берегись! — прокричал он и спрятав табакерку в шапку, выпустил рвавшихся с лаем собак.

Дав ходу коню, он понесся за ними. Выскакав на опушку, князь Федор Иванович увидел перед собой волка. Митька приостановил коня чуть впереди, Ермило же отстал с кобелями.

Волк, скрываясь за высокой порыжевшей травой, не бежал, а как то странно стелился по земле, вкруг той самой опушки, на которой они стояли. Молодой кобель из стаи попятился. Вздернув морду, он завыл пронзительно, тоскливо и вдруг сорвался на писк, столь не подходящий к его внушительному, мускулистому виду. Другие собаки тоже заволновались, но пока не отступались. Самые злобные взвизгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.

Переглянувшись с Ермило, князь Федор Иванович привстал в седле. Он желал поскорее увидеть волка, но по непонятной пока самому ему причине, он — то ли уж от возраста то ли с непривычки, — ощущал некую робость, сопряженную почти что с ужасом накануне встречи с хищником.

Однако Ермило тоже не чувствовал себя столь же уверенно, сколь обычно.

Ветви кустарника раздвинулись, волк, а судя по уверенной, наглой повадке, это была сама волчица, просунула большую лобастую голову на опушку, повернула ее к собакам, присев на лапы прыгнула и оторопевший Федор Иванович, не поверив собственным глазам, покачнулся в седле, и упал бы, не подхвати его Ермила боком.

Много лет охотился князь Федор Иванович, сам многое повидал, от друзей-приятелей — соседей да армейский товарищей — тоже охотничьих рассказов наслушался. Но такого волка сам он никогда не видал, и ничего о нем никогда не слышал. Перед ним стоял зверь размером и сложением раза в два крупнее и мощнее обычного. При том имел он поразительно дивный окрас, что пожалуй только очертаниями своими сходил за волка. Зверь был весь белый. Но не той болезненной белизной, которая встречается у больных тварей различных звериных видов. Шерсть его, густая, блестящая, по какой-то невероятной причуде Творца получила удивительный жемчужно-голубоватый цвет, при том переливающийся в бликах солнца то розоватым, то серым. Глаза, вовсе не красные, а черные, огромные, почти что человечьи глаза, смотрели перед собой безбоязненно. Только несколько мгновений оглядывал зверь князя Федора Ивановича и спутников его, но тут же мотнул пушистым хвостом и скрылся из виду.

В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где только что стояла волчица. Вслед за гончими расступились кусты и показалась почерневшая от пота лошадь Данилки. Сам ездок сидел на длинной спине ее комочком, наклоняясь вперед — лицо его было красно и мокро от пота. Когда он увидел охотников, он остановил лошадь и пригрозил арапником:

— Что? Проглазели волка? — прокричал сердито. — Эх, вы, трусаки!

— Слышь, Данилка, — выступил вперед Ермила, прикрывая собой перепутанного и изрядно сконфуженного Федора Ивановича, — что за волк-то такой, белесый, да и здоровенный?

— Какой белесый? — огрызнулся Данилка зло. — Со страху совсем у вас глаза на лоб полезли: — серый, драный волчища, как и все. Очумели, что ли? Ну, теперь на молодого барина одна надежа, — и со всей злобой, приготовленной своим соратникам-недотепам ударил по ввалившимся мокрым бокам бурой своей лошадки и понесся за гончими.

Словно наказанный, князь Федор Иванович стоял, оглядываясь по сторонам, и старался улыбкой вызвать сочувствие в Ермиле. Но того уже не было рядом со старым князем. Услышав Данилку, он в объезд по кустам, заскакивал на волка. С двух сторон за зверем шли борзятники и перескакивали зверя. Но волк, как ни в чем не бывало, легко преодолевал все преграды, и ни один охотник не перехватил его.

* * *

Молодой Арсений Прозоровский между тем стоял на своем месте, ожидая волка. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по отдалению, возвышению, и — обратно — приближению и понижению их, он всем существом своим чувствовал, что совершалось на болоте и в прибрежном лесу. Он знал, что волчицу удалось выгнать с острова, знал, что с ней много молодых, прибылых волков. Знал, что гончие разбились на две стаи, что где-то травили и что-то случилось неблагополучно.

Всякую секунду он ожидал на своей стороне зверя. Осматриваясь, молодой человек строил множество различных предположений, откуда побежит волк, и как он будет травить его. Надежды сменялись отчаянием. К тому же Арсения очень раздражал огромный серый ворон, который прилетев от усадьбы, то кружил над его головой, правда, безмолвно, то также безмолвно усаживался на одну из ветвей деревьев и взирал оттуда. Словно тоже поджидал чего-то.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});