И бегемоты сварились в своих бассейнах (And the Hippos Boiled in Their Tanks) - Джек Керуак

Ал познакомился с мадам Туриан в Париже. На следующий день Он принял ее приглашение на чашку чаю в отеле «Ритц» и там встретил Филипа,

Алу тогда исполнилось тридцать пять. Он происходил из респектабельного южного семейства и после окончания Виргинского университета переехал в Нью-Йорк, где было больше возможностей для удовлетворения особых сексуальных запросов. Он работал редактором в издательстве, писал рекламные статьи, а чаще вообще не работал. Его старший брат, напротив, обладал честолюбием и трудился без устали. Он частично владел типографией, и Ал вернулся домой, чтобы помочь управлять предприятием с отличными перспективами разбогатеть через несколько лет.

В Париже Филипу было всего двенадцать, и ему очень льстило, что взрослый мужчина тратит на него столько времени, водя в кино, парки и музеи. У матери наверняка возникали подозрения, однако ее прежде всего волновали собственные недуги, которые под напором подсознательной тяги к саморазрушению уже приняли телесную форму: начались проблемы с сердцем и гипертония.

В Париже Ал приходил к чаю почти ежедневно и постоянно уговаривал госпожу Туриан переехать в Америку, где медицинская помощь лучшая в мире. «Кроме того, – добавлял он, благочестиво возводя глаза к потолку, – вы хотя бы окажетесь в родной стране, если, не дай бог, случится худшее».

Когда она призналась, что ее муж торгует наркотиками и женщинами, Ал сжал ее руку. «Вы самая храбрая женщина, которую я знаю!» – воскликнул он.

Впрочем, оказалось, что и сам Туриан обращает взгляды в сторону Нового Света. Масштаб его сделок настолько расширился, что число недоброжелателей, случайных и заслуженных, слишком возросло. Он завел тайные отношения со служащим американского консульства. Само собой, прохождение тягостных иммиграционных процедур его нисколько не привлекало.

Переговоры заняли больше времени, чем предполагалось, и в самом их разгаре мадам Туриан скончалась в Стамбуле. Последнюю неделю она лежала, угрюмо глядя в потолок и словно досадуя на смерть, которую сама приближала столько лет. Подобно тому, кого мучительно тошнит, но никак не может вытошнить, она лежала, не в силах умереть, сопротивляясь смерти как прежде сопротивлялась жизни, онемев от отвращения к любым переменам. «Она будто каменная стала», – вспоминал Филип.

Он прибыл в Нью-Йорк вместе с отцом. Под старость старший Туриан совершенно потерял деловую хватку. Всего через год он попался на передаче двадцати килограммов героина и получил пять лет в тюрьме в Атланте, а штрафы разорили его совершенно. Опекуном мальчика стал родственник Туриана, греческий политик. Филип стащил в почтовом отделении плакат с портретом отца и надписью «Разыскивается» и повесил в рамке на стене своей комнаты.

Как только Филип оказался в Америке, Ал начал регулярно мотаться туда-сюда на самолете. Нью-йоркские уик-энды начинались в четверг и заканчивались во вторник. В один прекрасный день он сообщил Филипу, что бросил работу.

– Ну и дурак, зачем тебе это? – удивился тот.

– Я хочу проводить все время здесь, с тобой, – ответил Ал.

Филип пожал плечами.

– Глупо, по-моему. Как ты собираешься зарабатывать деньги?

На следующее утро я проснулся весь разбитый. Налил себе большой стакан холодного молока, это антидот от морфия. Вскоре почувствовал себя лучше и отправился в контору за новыми поручениями.

Около полудня я оказался поблизости от квартиры Ала и заглянул к нему. Мы пообедали в «Гамбургер Мэри», и Ал рассказал, что случилось прошлой ночью.

Когда он явился в Вашингтон-Холл, чтобы пробраться к Филипу в спальню, ему не позволили подняться в лифте на пятый этаж, потому что там никого не было дома. Таким образом, провалился план забраться на крышу, пока не заперли парадную дверь.

Ал пошел на Вашингтон-сквер и проспал до полтретьего в парке на скамейке, потом вернулся, перелез через решетку на задний двор, подпрыгнул и ухватился за нижнюю перекладину пожарной лестницы. Лестница заскрипела, и не успел он начать подниматься, как из окна высунулась голова негра-лифтера.

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Лифты не работают, – объяснил Ал, – а мне нужно повидать друга, вот я и решил подняться здесь, чтобы никого не беспокоить. Вы не могли бы поднять меня на лифте?

– Хорошо, – сказал лифтер, – залезайте. Он помог Алу забраться в окно, но едва

тот сделал шаг вперед, как лифтер вытащил откуда-то отрезок стальной трубы, оправленной в резиновый шланг, и внушительно помахал ею.

– Ни с места! Ждите, пока я позову мистера Голдстайна.

Ал остался ждать. Он мог, конечно, и сбежать, но рассудил, что тогда уже не сможет вернуться назад, и решил попробовать договориться.

Через несколько минут явился Голдстайн в засаленном бело-голубом халате с яичными и кофейными пятнами. Тыл его прикрывал лифтер.

– Видите ли, мистер Голдстайн… – робко начал Ал.

Решительным жестом домохозяин заставил его замолкнуть:

– Говорить буду я! Присматривай за ним, Пат.

Лифтер стоял, покачиваясь с пятки на носок и похлопывая стальной дубинкой по ладони. Глаза его светились недобрым огоньком.

– Я просто хотел повидать своего знакомого, – сделал Ал новую попытку.

Голдстайн поднял телефонную трубку и показал па нее.

– Имя?

Ал назвал Джеймса Кэткарта.

– Ну что ж, проверим.

Домохозяин нажал нужную кнопку и через несколько мгновений заговорил вкрадчиво:

– Мистер Кэткарт? У нас здесь внизу человек, который утверждает, что вы знакомы. Не могли бы вы спуститься и подтвердить его личность? Простите, что беспокою, но это крайне важно.

Некоторое время спустя вышел Кэткарт в шелковом халате. Ал сделал попытку встать.

– Оставайтесь на месте! – бросил ему Голдстайн и повернулся к жильцу: – Мистер Кэткарт, вы знаете этого человека?

– Да, – ответил Кэткарт, – а что случилось?

– Он пытался проникнуть в дом по пожарной лестнице, якобы направлялся к вам.

– Нуда, – спокойно подтвердил Кэткарт, – мы собирались встретиться сегодня вечером, но я плохо себя чувствовал и лег спать. Все в порядке.

– Ну что ж, – с сомнением протянул Голдстайн, – если вы уверены, мистер Кэткарт…

Ал обратился к Кэткарту:

– Я лучше приду завтра, Джеймс. Извини, что вытащил из постели.

– Ничего страшного, – кивнул тот, – увидимся завтра. Пойду спать.

Он вышел и стал подниматься по ступенькам. Ал снова встал и двинулся к двери.

– Одну минуту! – грозно остановил его Голдстайн. – Мне кажется, вы не представляете всей серьезности положения. Если бы не мистер Кэткарт, сейчас вы уже были бы на полпути к полицейскому участку. Вообще-то я просто обязан вызвать полицию.

– Ну… – Ал растерялся. – Я извиняюсь…

– Ах, вы извиняетесь! – передразнил Голдстайн. – Но дело в том, что ваши извинения мало что меняют. К вашему сведению, я несу ответственность за жизнь и собственность всех, кто проживает в этом доме. Знаете ли вы, что подниматься по пожарной лестнице по закону не разрешается даже самим жильцам?

– Нет, – ответил Ал, – я этого не знал.

– Не знали и претендуете на звание мыслящего человека?

Ал ни на что не претендовал.

– Да, конечно, я должен был знать, – промямлил он, – так оно и есть. Я просто не подумал.

– А не пора ли вам начать хоть немного думать? Вы вытащили из постели мистера Кэт-карта, разбудили меня…

– Простите, что я потревожил ваш сон…

– Впрочем, не в этом дело, – перебил хозяин. – Совершено уголовное преступление! По всем законам мне следовало бы немедленно вызвать полицию. Вы это понимаете?

– Да, сэр, конечно, я очень вам благодарен. Голдстайн презрительно фыркнул.

– Вы благодарны, вот как? Благодарите мистера Кэткарта, я не передаю вас властям только из-за него. – Он покачал головой и иронически усмехнулся. – Нет, я просто не могу понять… Был бы студент, другое дело, но вы ведь практически мой ровесник.

– Я даю слово, – сказал Ал, – что подобное больше никогда не повторится.

– А я даю слово, – парировал неумолимый Голдстайн, – что если повторится, вы тут же окажетесь за решеткой! – Он снова покачал головой. – Ладно, раз уж мистер Кэткарт хорошего о вас мнения, можно и не давать делу хода… хотя я просто обязан в таких случаях вызвать полицию.

Ал дернулся в сторону двери.

– Не спешите! – снова остановил его хозяин. – Вы забыли, что Пат, мой лифтер, сегодня рисковал жизнью. Думаю, ему тоже есть что сказать… Патрик, как ты считаешь, в чем состоит наш долг?

– Мне не хотелось бы упекать кого-то за решетку, – пожал плечами лифтер.

Голдстайн недовольно нахмурился.

– Мне кажется, вам следовало бы принести Патрику извинения.

Ал повернулся к лифтеру.

– Прошу прощения, приятель, – пробормотал он.

– Прощения легко просить, – хмыкнул Голдстайн, – а нам вот приходится стоять тут и разбираться с вами посреди ночи. А спать когда? Впрочем, вам-то что, вам на это наплевать… А вот прошлым летом – помнишь, Патрик, – к нам по той же пожарной лестнице забрался вор и украл из чьей-то комнаты двадцать долларов.