Мятеж не может кончиться неудачей - Андрей Биверов

Несмотря на уже довольно позднее утро, по дороге в спальню Лизы мне не попалось ни одной праздношатающейся души. Как будто во всем дворце остались только караульные, истопники и я.

На подходе к нашим спальням мной внезапно овладела робость, сердце отчаянно забилось в груди. Как я смогу помочь ей пережить это горе? Что я скажу ей? Почему не уберег?

Я остановился в комнате, где этой ночью разыгралась решающая битва против заговорщиков. Луж крови нигде не было видно, сломанную мебель уже вынесли, но отвратительный запах крови и горелого пороха никуда не делся. Я посмотрел на дверь — на уровне мой головы светилась проделанная мной дырка пулевого отверстия. «Хорошо, что промахнулся, — подумалось мне. — Повезло. А мог ведь лейтенантика-то и угробить».

Глубоко вздохнув, я вошел в свою спальню…

— Императрица спит, — громко зашептал поднявшийся мне навстречу Шестов.

— Как она? — шепотом спросил я.

— Горячки нет, дыхание спокойное, ровное. Это хорошо, здоровый сон быстро лечит, — отрапортовал он.

Неожиданно этот ужасно строгий и ученый врач, перед которым я даже немного робел, смягчился. Судя по всему, выглядел я, несмотря на все мои ухищрения, неважно.

— Ваше Величество, не волнуйтесь. Физическому здоровью императрицы больше ничего не угрожает, — проникновенным шепотом принялся успокаивать меня Шестов, взяв за локоть.

— Что значит физическому? — мигом вычленил я главное.

— Ваше Величество, как показывает моя врачебная практика, а она весьма богата, смею вас уверить, — снова надел неприступную маску Николай Александрович, — я не исключаю повторный срыв…

— Какой еще срыв? Почему мне не доложили? — начал повышать голос я.

— Тише, прошу вас, — едва заметно поморщился доктор. Я тут же умолк и знаками показал ему, что буду тише воды ниже травы. — Ваше Величество, без всякого колебания могу заявить, что утрата едва рожденного ребенка — это весьма и весьма тяжелая травма для женской психики. Положение, несомненно, усугубляется тем, что это был первенец… — Видя, как заиграли желваки у меня на лице, врач тут же свернул в сторону. — И конечно, несколько чуждая обстановка, отсутствие привычного окружения и вообще, — он сделал неопределенный жест рукой. — Как врач я прошу вас быть с императрицей как можно мягче и обходительней. — Он замолк, дожидаясь моей реакции.

— Я понял вас, Николай Александрович. Но почему здесь нет других врачей? Вам не нужна помощь? Вы так в себе уверены? — громким шепотом поинтересовался у него я.

— Не горячитесь, Ваше Величество, не горячитесь. Ситуация совершенно ясная, а другим врачам потребуется делать осмотр, для этого придется будить больную, что, знаете ли, чревато. Так что я взял на себя смелость распорядиться никого не пускать, тем более все, что можно, я уже рассказал на консилиуме…

— Быть может, вы хотите пройти в зал, где пробуждения императрицы ожидает ваша глубокочтимая матушка? — после небольшой заминки в разговоре, решил сплавить меня от греха подальше доктор.

— Конечно. Проводите меня к ней, — распорядился я.

Прогулка была недолгой, как оказалось, родственники и просто сочувствующие расположились в одной из соседних комнат.

— Коленька, — бросилась ко мне через весь зал мать, едва я вошел внутрь. — Да как они могли! Как они только посмели? — Она остановилась в двух шагах от меня, взволнованно дыша, разговор с придворными явно разгорячил ее. — Твоей Лизочке очень плохо. Она совсем ослабела, бедняжка, — сочувственно глядя мне в глаза, взяла меня за руку мать. — Когда она проснулась, у нее случилась истерика. Насилу отпоили. Вот теперь спит, — вывалила на меня ворох информации императрица.

Я молчал, переваривая сказанное, незаметно разглядывая придворных. У всех было самое что ни на есть воинственное выражение лица. Вкинь в комнату мятежника — тотчас же в клочья порвут. Вот бы посмотреть на их лица вчера ночью, со злорадством подумал я и тут же себя одернул. Нечего! Я вчера сам был не лучше.

— Хорошо, что Лиза спит. Она действительно натерпелась. — Я снова помолчал. — А с заговорщиками я разберусь. Что заслужили — то и получат!

Обступившие нас с матерью дворцовые шаркуны тут же закивали. Со всех сторон до меня доносились возгласы: «Какое им отделение?!», «Не будем цацкаться!», «Они у нас получат!». Возгласы были порой излишне громкими — многим явно хотелось быть услышанными.

— Все будет хорошо, — склонившись к уху матери и крепко обняв эту разом так постаревшую за ночь женщину, прошептал я. — Не сомневайся. Просто верь мне, — отстранился и посмотрел ей в глаза. — Просто верь.

— Ты так изменился после смерти отца, Николай, — заглядывая мне в лицо, сказала мать. — Возмужал, стал тверже, резче. Совсем уже взрослый. Только глаза стали чужими, как будто это и не ты вовсе.

Я внутренне напрягся. Ответить на это мне было совершенно нечего, да моего ответа никто и не ждал. Постояв с матерью еще пару минут в окружении почтительно смолкших придворных, я отправился на поиски Игнатьева, попросив послать за мной, как только Лиза проснется.

— Ваше Величество, — перехватил меня в коридоре Рихтер. — Перед дворцом собралась огромная толпа горожан, — напористо излагал он. — Среди них бродят порой самые безумные слухи. Ваше появление и всего несколько слов здорово охладили бы пыл толпы.

— Сейчас выйду к ним, Оттон Борисович, — быстро отреагировал я. — Готовьтесь.

Рихтер тотчас откланялся и умчался в сторону ворот, а я, не торопясь, направился к лестнице, ведущей к выходу на Дворцовую площадь. Проходя мимо окон, выходящих на нее, я глянул на улицу — людское море затопило все пространство, докуда только хватал глаз. Вот ведь! А с другой стороны дворца, куда выходили окна моего кабинета, все казалось так спокойно…

Когда я достиг указанного выхода, то обнаружил там небольшое вавилонское столпотворение. В центре его был начальник моей охраны, осипшим голосам втолковывая обступившим его офицерам то, как должны встать войска. Наконец Рихтер отпустил офицеров и они, козырнув, умчались на площадь.

— Ваше Величество, нужно немного подождать, пока мы проведем перегруппировку войск, — завидев меня, принялся объяснять Оттон. — Между вами и толпой встанет Смоленский полк. Удержит толпу в случае чего. Покушение маловероятно, но всякое может случиться. Не стоит сбрасывать со счетов и саму толпу. Опасность несет не только ее гнев, но и любовь.

— Хорошо, — покладисто согласился я. Желание рисковать своей шкурой за сегодня мне отшибло напрочь.

Наконец все необходимые приготовления были завершены, и я получил «добро» от начальника своей охраны. В сопровождении десятка телохранителей я вышел из дворца, прошел к ровным рядам выстроившихся солдат Смоленского полка, поднялся на приготовленный для меня постамент и оглядел площадь. Людское море, разлившееся передо мной за барьером солдатских спин, замерло в ожидании.

— Подданные Российской империи, к вам обращаюсь я! — насколько позволил голос, громко начал свое выступление я. — Сегодня ночью мятежные поляки хитростью проникли во дворец и сделали попытку убить меня. Им это не удалось! — сделав отрицающий жест, констатировал я очевидное. — Но им удалось нанести тяжелую рану прямо мне в сердце! Мой сын, мой едва родившийся первенец умер сегодня ночью, — я замолчал, переводя дыхание. Людское море гневно зашумело. — Оставьте мысли о каре мятежников. Их покараю я и закон! — постарался снизить градус настроений я. — Прошу всех разойтись по домам, — закончил я и спрыгнул с постамента.

* * *

— Андрей Александрович! — обратился я к своему секретарю, едва войдя в приемную. — Узнайте, где, черт побери, Игнатьев?!

— В Петропавловской крепости, Ваше Императорское Величество. Непременно обещает быть к пяти часам, — тут же отозвался Сабуров.

Его до того всегда безупречный костюм был слегка помят, а на лице явно выделялись раскрасневшиеся глаза. «Тоже не спал эту ночь», — подумалось мне. Еще бы, вчера, в день покушения, моя приемная стала своеобразным штабом подавления мятежа. Сюда стекалась вся информация, и я, и Рихтер с Игнатьевым, и министры — все мы обменивались записками через вестовых, которых в такой суматохе, когда никто не знает, где находится адресат послания, некуда было отправить, кроме как в приемную. Андрею выпала нелегкая доля — отслеживать все перемещения Кабинета по городу и организовать обмен информацией между нами. Надо сказать, справился он с ней весьма достойно.

— Позволю себе напомнить, Ваше Величество, что его превосходительство министр финансов и с товарищем все еще ожидают вас в кабинете, — прервал мои мысли секретарь.

— Знаю! — рявкнул я в ответ так, что заставил Сабурова вздрогнуть. С прошлой ночи я никак не мог успокоиться. Нервы плясали, словно струны на гитаре, — опустив руку на твердую поверхность, я то и дело начинал выбивать пальцами какие-то сложные ритмы, чего за мной отродясь не водилось.