Лев и Аттила. История одной битвы за Рим - Левицкий Геннадий Михайлович

В один из летних дней, привычно направляясь к гнезду, Лев услышал тревожный птичий писк. Огромный коршун летел прямо на гнездо, надеясь полакомиться малышами. Старый воробей бесстрашно бросился на коршуна, когда тот был рядом с птенцами. Защитник выводка ударился всем телом в хищника и камнем упал на землю. Воробей не смог причинить вреда коршуну, но сбил его с пути. Птенцы получили отсрочку, пока коршун сделает новый заход. Защитить их было некому, потому что воробей после столкновения с коршуном не мог взлететь. Он только ходил по земле и лихорадочно тряс ушибленной головой.

Мальчик схватил валявшуюся палку и подбежал к гнезду. Он принялся размахивать своим оружием и кричать:

— Улетай прочь, разбойник! Прочь!

Коршун не спешил отказываться от добычи, и мальчик не слишком его испугал. Он кружился над его головой, намереваясь вступить в противоборство с новым защитником птенцов. Страх овладел Львом, но он не отступил ни на шаг и своим тоненьким голоском пытался отпугнуть голодного хищника.

Тревожные крики сына услышал отец и поспешил к нему на помощь. Завидев бегущего римлянина, коршун отлетел к большому дереву и уселся на его верхушке.

— Отец, когда мы уйдем, эта птица снова нападет на птенцов? — с тревогой спросил малыш.

— Похоже, что так, — согласился отец. — Коршун ждет этого, а не улетает искать новую добычу.

— Что же делать? — По щекам Льва покатились слезы.

— Не плачь. Так уж заведено на земле, что одни твари питаются другими — для римлянина это не должно быть причиной слез, — утешал Льва отец.

— Но ведь коршун съест моих птенцов, — продолжал всхлипывать малыш.

Отцу стало жаль сына:

— Я схожу за луком, а ты пока охраняй птенцов. Если коршун попробует напасть снова — кричи. Ты ведь не боишься?

— Нет! — бодро ответил малыш и крепко сжал в руке свою палочку.

Римлянин вернулся с оружием и посмотрел на верхушку дерева. Коршун сидел на том же месте. Мужчина оттянул тетиву и начал прицеливаться.

— Стой! — попросил малыш. — Не убивай его.

— Ты же хотел спасти птенцов? — удивился отец.

— Да. Но если мы убьем коршуна, то станем такими, как он. Нельзя убивать.

— Как же мы спасем маленьких воробьев? — спросил еще более удивленный отец.

— Надо сказать коршуну, пусть он, как воробьи, ест зернышки, а не других птиц.

— Боюсь, он нас не поймет.

В это время коршун поднялся и улетел — он был немного знаком с действием лука и не стал дожидаться, когда это знакомство станет слишком близким.

На следующий день Лев, едва проснувшись, побежал к гнезду. Все птенцы были на месте. Он навещал спасенных питомцев до тех пор, пока те не выросли и не улетели.

— Я не знаю, кто из него получится, но точно не великий воин, — пожаловался жене римлянин; впрочем, сожаления в его голосе не слышалось.

Путь домой всегда короче, а когда рядом друг и приятный собеседник — короче вдвойне. Предаваясь воспоминаниям и ведя бесконечную беседу, Лев и Проспер не заметили, как приблизились к Альпам.

С тех пор как величественные горы возникли на горизонте, Лев часто оглядывался по сторонам и временами замедлял шаг. Он словно надеялся кого-то увидеть в этих местах. Проспер сильно устал, чтобы задавать вопросы, едва ли он вообще заметил новшества в поведении друга. Вот путешественники приблизились к лужайке, на которой епископ когда-то отдыхал после многотрудного горного спуска.

— Сделаем привал, — предложил Лев и присел на том же месте, что и месяц назад — когда двигался в совершенно противоположном направлении.

Проспер более привык трудиться среди манускриптов в тиши атрия, чем совершать длительные походы, а потому был рад любому поводу для остановки. Он устало опустился на землю почти одновременно со Львом и мечтательно произнес:

— Перед восхождением надо хорошо отдохнуть. Было бы неплохо пополнить запасы воды и хлеба.

— Чего еще желают добрые люди, кроме хлеба и воды? — услышал за спиной знакомый голос Лев. Как ни удивительно, епископ знал, что непременно встретит отверженного легионера на обратном пути… Он не мог с ним не увидеться, хотя шансов имелось не больше, чем встретить здесь императора Валентиниана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Рад тебя видеть, Юлий! — воскликнул скупой на эмоции, как и все пожилые люди, епископ. — Надеюсь, за время моего отсутствия ты никого не убил?

— Клянусь, священник, никто не пострадал от моей руки. И половина твоей лепешки, съеденная мной без спроса и аппетита, стала последним преступлением несостоявшегося разбойника. Ты можешь со спокойной совестью пользоваться припасами, которыми я хочу поделиться.

— Не клянись — говорит наш Господь, — назидательно промолвил Лев, — тем более в этом нет надобности: я не услышал и намека на ложь в твоей речи. Но каким образом отверженный людьми добывает пропитание честным способом — да еще в таком количестве, что делится с другими?!

— После твоего ухода нам на глаза попались два торговца из Рима, — начал свой рассказ недавний главарь разбойничьей ватаги. — Они имели настолько убогий вид, что могли вызвать слезы не только у благочестивых матрон. Оказалось, до встречи с нами они столкнулись с настоящими багаудами. Бедняги остались без денег, лошадей, товара — в одних туниках — окровавленных и порванных во многих местах. Торговцы были сильно избиты и еле передвигали ноги. Они шли по дороге к горному перевалу, но не имели ни сил, ни надежды одолеть его. Встретив нас, они принялись умолять о помощи, обещая великую награду по ту сторону Альп. Бедняги уверяли, что в Медиолане им принадлежат торговые лавки и таверны, что их щедрость не будет иметь границ, если они соединятся со своим имуществом. Но с отчаянья чего только ни придумаешь… Мои люди долго отказывались верить этим оборванцам, и только насмехались над ними. Тогда, несчастные торговцы попросили о последней милости: ударом меча закончить их муки на этом свете. Мне стало жаль этих людей, словно некая сила заставила меня выполнить не вторую, а первую просьбу страдальцев. Тут мой отряд разделился: восемь товарищей вместе со мной решили оказать помощь отчаявшимся людям за сомнительное вознаграждение; оставшиеся три человека бросились искать людей, ограбивших торговцев, чтобы присоединиться к ним.

День за днем мы терпеливо возились с немощными жертвами багаудов, словно с малыми детьми: добывали для них пищу и вино, перевязывали их раны, а когда они не могли идти — несли на руках. С помощью Господа мы доставили этих несчастных в Медиолан. К нашему удивлению, они не только не обманули, но и оказались богатейшими людьми этого города, а их благодарность превзошла все наши ожидания. Вознаграждение за наше добро навело на мысль, что, помогая людям, можно больше заработать, чем грабя их. С тех пор за умеренную плату мы помогаем путешественникам одолеть самые опасные перевалы. В долину эту спустился я впервые с момента предыдущей нашей встречи, и то, что мы вновь увиделись — великая случайность. В горах я всегда могу укрыться, а здесь, на равнине, чувствую себя лесным зверем, который случайно оказался на только что засеянном поле. Ведь любой человек, который сдаст меня в руки ликторов для расправы, получит награду, — печально закончил свой рассказ Юлий.

— Ты волен жить, где только пожелаешь, — обрадовал Лев собеседника.

— Как такое возможно? — удивился вчерашний разбойник.

— Я выразил сомнение префекту Галлии, что твои деяния заслуживают столь сурового наказания. Он вызвал судью… С ним мы имели беседу, после которой он решил изменить приговор. Вот он. — Лев протянул Юлию свиток пергамента.

— Я должен уплатить только штраф?! Причем я сам должен посчитать стоимость взятых мной продуктов и вернуть за них деньги хозяину в течение года?! — Удивление Юлия не имело границ.

— Признаюсь, это я попросил судью о последнем, так как уверен, что ты посчитаешь убытки виллы лучше, чем ее хозяин, — объяснил епископ некоторую странность нового приговора.

— Я с лихвой покрою убытки этого человека, и немедленно. Как я упоминал, торговцы щедро оплатили наши услуги.