Жатва - Рафаэль Сабатини

Видаль пожал плечами. Растущее в нем неприятие этого человека могло только усугубить его упорство.

– Это не мое дело. Мое дело – подчиняться приказам. Я – инструмент, не более того.

Сен-Жюст показал зубы.

– Вы и сейчас получаете приказ, – сказал он. – Армия Франции, да и сам ваш генерал являются орудием в руках представителей народа – суверенного народа Франции.

– Позвольте заметить, гражданин, что и вы сами вовсе не «представитель суверенного народа». Вы всего лишь один из представителей. Другие находятся в зале. И мое дело касается их, Конвента в целом, а не отдельного его члена, который явно жаждет за их спинами позаботиться о собственных интересах. Можете пожирать меня глазами, бывший шевалье де Сен-Жюст, начавший свою революционную деятельность с кражи денег собст shy;венной матери. Вы вор и друг воров, о чем свидетельствует ваша озабоченность делом Лемуана.

Сен-Жюст отступил на шаг, как будто его ударили. Красивое лицо депутата перекосилось от злости и стало страшным, глаза горели от ярости.

– Гражданин солдат, – процедил он сквозь зубы, – вы оскорбляете меня.

– Это вы оскорбляете меня, предполагая, что я с вами одного поля ягода.

– Черт тебя подери! – выругался депутат. – Собака! Одно мое слово может уничтожить тебя.

– Давай выкладывай, – потребовал Видаль громовым голосом. – Мы хотим услышать это слово. Пусть люди послушают твои угрозы, тогда они спросят себя, не вернулись ли мы во времена Капета, когда любой придворный бездельник мог угрожать честному человеку. Одно твое слово уничтожит меня! Вот еще! – рассмеялся он. – Я хочу добавить кое-что еще. Я солдат, мальчишка! Я получил пять ран, все на фронте и все от чистой стали. Ты думаешь, что клинок в спину из-за грязного языка политикана испугает меня?

Говоря это, он надвигался на Сен-Жюста, и депутат снова отступил под яростным натиском этого человека. Он неожиданно испугался. Не столько самого Видаля, сколько непредсказуемого эффекта, который могли про shy;извести его слова на тех, кто слышал их. Сен-Жюст прекрасно знал, что эти люди, анархисты по натуре, были подобны труту, готовому вспыхнуть при первом слове, обращенном против любой власти.

– Замолчи, идиот! – прорычал он.

В этот момент двери в дальнем конце зала распахнулись настежь. Громкий голос привратника прокатился по пу shy;стому пространству.

– Гражданина полковника Видаля ожидают предста shy;вители великой нации у решетки Ассамблеи.

– Иду! – ответил он, отвернувшись от Сен-Жюста. Потом помедлил и через плечо смерил депутата взгля shy;дом. – И то, что я сказал представителям, я повторю народу – повторю все, друг мой. Он услышит от меня, что Сен-Жюст – вор и друг воров, и они сделают собственные выводы из моего сообщения. Вот что вы получили из своей попытки совратить честного солдата. Много блага принесет она вам. – И он пошел к залу, задевая шпорами ступени, его шаги раздавались в полной тишине, и все присутствующие провожали его испуганными взглядами.

Перед двойным порталом Видаля на минуту задержал привратник, и когда наконец зеленая суконная занавеска на маленькой двери, ведущей в зал, открылась и он предстал перед решеткой Конвента, то оказался лицом к лицу с Сен-Жюстом. Когда полковник поднимался к одному входу, депутат своей нарочито грациозной, сколь shy;зящей походкой проследовал к другому и занял свое место у трибуны.

В бесцветных глазах Сен-Жюста, обращенных на солдата, был вызов, который мог бы заставить менее храброго человека остановиться. Однако Видаль хладно shy;кровно окинул взглядом молчаливое сборище представи shy;телей и приступил к изложению обстоятельств дела, с которым приехал.

Он начал с рассказа о славных достижениях своих товарищей-соотечественников и славе, которой покрыли себя французские армии в Голландии, затем повел речь о необходимости их усиления, чтобы борьба с наемниками иноземных тиранов была завершена быстро и победоносно. Его военная выправка и звенящий голос, звучавший так, будто он командовал своим полком, произвели на пред shy;ставителей очень благоприятное впечатление. Видаль, по shy;мимо своей воли, олицетворял воинскую доблесть Франции. Глядя на него, можно было обрести твердую уверенность в победе французского оружия.

Он заключил эту часть своего обращения, сообщив, что послан своим генералом для того, чтобы повести на поле славы столько новобранцев, сколько подросло мо shy;лодежи в Париже за последние месяцы. Конвент взорвался аплодисментами, эхом отдавшимися на верхней галерее, заполненной патриотами обоего пола, многих из которых привлекло туда известие о стычке между Сен-Жюстом и солдатом и ожидание, что эта стычка теперь возобновится с новой силой.

Видаль немного помолчал, затем, не сводя взгляда с Сен-Жюста, перешел ко второй части своего поручения.

– До сих пор, граждане представители, я говорил о французской доблести и французском героизме, которыми все французы могут справедливо гордиться. Увы, я вы shy;нужден отойти от этой воодушевляющей и вдохновляющей темы! Необходимость требует, чтобы я сменил тему и повел разговор о французской нечестности, французских махинациях и французском предательстве. Если уж мы не смогли избежать того, что позор лег на нас, по крайней мере, мы можем избавиться от него, покарав преступление, приведшее нас к позору.

Он сделал паузу, и в перешептывание ожидающих продолжения событий людей вклинился короткий смешок и язвительный голос Сен-Жюста, решившего дискреди shy;тировать оратора.

– Гражданин полковник мастер хлестких фраз!

Но никто не обратил внимание на его сарказм. Даже Видаль, который перешел к выдвижению обвинения против подрядчика Лемуана.

Его выслушали до конца в гробовом молчании. Когда он замолчал, несколько депутатов поднялись со своих мест и прошли к трибуне. Но Сен-Жюст не зря занял место у ее подножия. Обогнав остальных, он вскочил на нее, объявил о своем желании выступить и получил разрешение президента.

Видаль, вцепившись в решетку своими огромными ручищами, откинул голову, возмущенный, что его пре shy;рвали.

– Гражданин президент, я еще не закончил, – про shy;ревел он. – Прежде чем вы выслушаете гражданина де shy;путата Сен-Жюста, я еще должен проинформировать вас о результатах деятельности Лемуана, и вы узнаете то, что гражданин Сен-Жюст, возможно, потом представит в совершенно ином свете.

– Если дело должно быть обсуждено, – обратился Сен-Жюст с высоты трибуны к Конвенту, поражая его своим сардоническим спокойствием, – надо разбирать его по каждому вопросу в отдельности. И у нас уже есть одно обстоятельное заявление, требующее внимания. Что бы ни собирался еще добавить гражданин полковник каса shy;тельно дела, которое, как он сам сказал, является лишь результатом уже изложенного им, ему придется подождать, пока мы не сочтем целесообразным и своевременным выслушать его. Вы, гражданин президент, поддержите мое предложение, чтобы мы следовали в обсуждении определенного порядка и разбирались с делами по мере их изложения.

– Но… – начал Видаль.

– Помолчите, гражданин полковник, – перебил его президент.

Видаль пожал плечами и облокотился на решетку, терпеливо дожидаясь своей очереди.

Сен-Жюст аккуратно вытер губы тонким платком, прочистил горло и заговорил, медленно и спокойно:

– Мы выслушали страшное обвинение. Такого рода обвинение, выдвинутое против человека, неизбежно дол shy;жно отправить его голову в национальную корзину. В темные дни тирании, теперь уже давно прошедшие, жизнь честных людей легко и безжалостно приносилась в жертву при наличии самых сомнительных доказательств. Но в новый век, век разума, который, подобно заре, поднялся над Францией, в эти славные дни свободы и братства, когда все люди равны перед лицом закона, с нашей стороны было бы злом вершить скорый суд или…

Видаль взорвался.

– Слова! Слова! – закричал он, прерывая разглаголь shy;ствование оратора, и обратился с Сен-Жюсту в его же манере: – Гражданин представитель мастер произносить фразы. Но сейчас не фразы нужны. Нужны крепкие сапоги для французских солдат и голова человека, ко shy;торый…

Президент в ярости вскочил.

– Вы можете замолчать, гражданин полковник?

– Как я могу замолчать, когда этот тип…

Раздался рев, в котором потонуло окончание фразы. Президент схватил колокольчик и неистово затряс им, пытаясь навести порядок.

Худощавый невысокий человек в черном, в безупречном парике и с лицом хорька, поднялся со своего места, сняв очки в роговой оправе, при помощи которых он до сих пор просматривал какие-то бумаги. Порядок мгновенно восстановился, и в Конвенте воцарилась тишина. Этим человеком был не кто иной, как гражданин Ро shy;беспьер, и Видаль, знавший о его репутации неподкупного человека и в то же время не разбиравшийся в политике, не имевший представления о его привязанности к Сен-Жюсту, решил, что теперь наконец-то сможет изложить до конца дело о попытке склонить его к лжесвидетельству. Но он был ужасно разочарован.