Фантасмагория и другие стихотворения - Льюис Кэрролл

Третий голос

Лишь миг недвижна колесницаЕго слезы была — стремится,Печаль излить его ресница.

А ужас прямо в сердце дышит,Глас ни вдали, ни рядом — выше —Казалось, слышен, — но не слышен:

«Но нет в слезах ни утешеньяНи искры сладкого сомненья,Все тонет в мрачной тьме томленья».

«От слов ее открылась рана,Они мудрей, чем океанаБыл вой невнятный постоянно, —

Сказал, — мудрее, чем потокаОт запада и до востокаПевучий диалект глубокий».

А голос сердца тих, суров,Словами образов — не слов,Сказал, как путник, тяжело:

«Ты стал сейчас глупей, чем прежде?Так почему глас знанья нежныйНе слушаешь, живя надеждой?»

«О, только бы не это! — Ужас!Уйти к вампиру лучше — глубжеВ пещеру, плоть отдав ему же!»

«Будь тверд, ведь мыслей мудрых тьма, —Безбрежна и теснит самаКоросту скудного ума».

«Не это! Лишь не одинокимОстаться. В голосе глубокомЕе был странный хлад жестокий.

Эпитеты ее чудны,И не было ведь глубиныВ ее словах, что так ясны.

Ответы были величавы,И я не мог не верить, право,Что не мудра она на славу.

Не оставлял ее, пока,Запутав мысли, как шелка,Она не стала далека».

Но шепот проскользнул дремотно:«Лишь в правде — правда. Знать охотаСуть дел всем», — подмигнул вдруг кто-то

Благоговейный ужас смертьВнушает, голову как плетьОн свесил — жив едва — на треть.

Растаял шепот, — так густоюВетр поглощается листвою,Не дав ни тени нам покою.

И с каждым мигом все страшнейОтчаянья пучина — в нейОн стиснул голову сильней.

Когда узрел, как сведенаБровь скал, алея от винаЗари, — спросил: «Так в чем вина?»

Когда же от слепящих грозОслепло небо, как от слез, —Надела траур роза роз.

Когда в преддверье РождестваЗатмилась солнца голова,Всплакнул: «Душа, в чем не права?»

Когда пейзаж был полон страхов,Ночь бросила его с размахуНа землю и пригнула к праху.

Стон тех, кто мучим и покинут,Ужасней гроз, что вдруг нахлынут, —Ведь те сладки, как звук волынок.

«Что? Даже здесь в кругу истерик,Боль с Тайною, клыки ощерив,За мной — подобием ищеек?

Стыдом и жаждой удручен,Как знать, к чему приговорен,Какой нарушил я закон?»

На ухо шепот чуть шуршитКак эхо зыби, что молчит,И тень восторга, что забыт.

Играет шепот с ветром всласть:«Ее судьба с твоей сплелась, —Так внутренний вещает глас, —

Ведь каждый — роковых звезд россыпь,Он дарит их подобно оспе.Так отойди подальше просто.

Враги друг другу — вечно в споре:Ты ей — мычащее подспорье,ОНА ТЕБЕ — ЛАВИНА ГОРЯ».

Перевод С. Головой

Тема с вариациями

[Как же так получилось, что Поэзия никогда не подвергалась процессу Разбавления, который оказался столь полезным для искусства Музыки? А поэзия и музыка — сестры! Разбавитель дает нам первые ноты какой-нибудь хорошо известной Арии, а затем дюжину собственных тактов, затем — еще несколько нот из Арии, — и чередование продолжается: слушатель, таким образом, если и не полностью спасен от риска угадать мелодию, то он хотя бы не пострадает от прилива слишком бурных чувств, которые возбуждаются более концентрированными формами искусства. Композиторы называют этот процесс «обработкой», и каждый, кто когда-либо испытывал эмоции, сопровождающие неожиданное приземление в кучу известкового раствора, согласятся со справедливостью найденного мной счастливого выражения.

По правде говоря, когда тот самый, любящий застолья, Эпикур засиживается за закуской из превосходной Оленины — которая каждой клеточкой как бы нашептывает: «Все чудесней», — а также из ласточек; то перед возвращением к приятным на вкус деликатесам он отдает должное колоссальным порциям овсяной каши и береговых улиток; и когда совершенный Ценитель Красного Вина позволяет себе отпить разве что самый деликатный глоточек вина, то затем залпом выпивает пинту или более пива, пригодного лишь для каких-нибудь сиротских школ — и так далее — ]

Я не любил Газель и шик.    Большие цены не охотаПлатить, они ведь хороши    Для продающих и для мотов.

Спешит порадовать сынишка,    Из школы возвратившись рано:Зачем-то дрался он с мальчишкой.    Он был всегда чуть-чуть болваном!

Узнав мой норов, полный гнева,    Прогонит сын меня при людях.Покрашу волосы — и Дева,    Заметив перемены, будет

Меня любить. Решил я сразу:    Окрашусь в цвет и глаз, и бровки:Пока еще следят — вполглаза    За тихим шествием морковки.

Перевод С. Головой

Считалка до пяти (игра в пятнашки)

Пять крошек — им четыре, три, два, один и пять:Им лишь бы у камина резвиться и играть.

Пять девочек румяных с шести до десяти:Все шалости забыты — им на урок идти.

Пять девочек — и старшей уже пятнадцать лет:Язык, рисунок, танцы — забавам места нет.

Пять девушек прелестных — считайте сами, яСказал бы, как тут выбрать, которая твоя.

Пять девушек — и младшей уж двадцать первый год:Как быть им, если замуж никто их не возьмет.

Пять девушек… но тридцать — опасный возраст тем,Что надо б обручиться… Пора бы. Только с кем?

Пять девушек за тридцать — не девушек, а дам:Уже весьма терпимы к застенчивым юнцам.

Пять дам весьма поблекших… Их возраст? Боже мой!И мы идем туда же, куда весь род людской:

И точно знает бывший «беспечный холостяк»,Куда уходит время. Куда, зачем и как.

Перевод М. Матвеева

Poeta fit, non nascitur[2]

«Как стать, скажи, поэтом?    Как верный выбрать слог?Ты говорил, что воля —    Свершения залог.Прошу тебя сейчас же    Мне преподать урок!»

Был дед задору внука    Приятно удивлен,Любил он тех, кто молод    И воодушевлен.«Э нет, не так уж прост он», —    Тогда подумал он.

«Закончить надо школу…    Согласен или нет?Ведь ты неглуп, мой мальчик,    Чтоб не найти ответ.Будь неуравновешен! —    Вот первый мой совет!

Возьми любую фразу,    На меньшие разбей,Затем перемешай их    И снова вместе склей.Порядок безразличен    Разрозненных частей.

Понятий отвлеченных    Касаясь, не забудь,Ты их заглавной буквой    Обязан подчеркнуть —И Истина, и Благо    Ведь сто́ят что-нибудь!

Описывая что-то,    Следи, чтобы словаНе прямо, а намеком    Касались существа.Смотри на вещи как бы    Прищурившись едва».

«Скажу я так, желая    С бараниной пирог, —Мечтой витиеватой    Я заключен в острогКолосьев спелых…» «Чудный, —    Сказал старик, — намек!

Эпитеты, в-четвертых,    Идут к иным словам,Как соус Харвейз к мясу,    А может быть, к грибам:«Томимый», «жгучий», «тяжкий» —    Найдешь другие сам!»

«Я справлюсь, справлюсь, справлюсь!    Смотри: «Палящим днемТомимый жгучей жаждой    Он тяжким брел путем».«О нет! К чему поспешность,    Подумай вот о чем:

Эпитеты, как перец,    Их вкус разбередит(Когда возьмешь их в меру)    Отменный аппетит,Однако их излишек    Суть дела исказит.

А изъясняться надо    Так, чтобы ни одинЧитатель не увидел    В тобою данной ин-формации тенденций,    Теорий и доктрин.

Проверь его терпенье:    Ни дат и ни именНе называй в поэме!    Будь свято убежден —Тебя, как ни старайся,    Понять не сможет он.

Стихи разбавь водою,    Но обозначь, каковПредел (не слишком дальний)    Для льющихся стихов.В конец поставь одну из    Чувствительнейших строф».

«Чувствительность? Ответь, из    Каких туманных сферЯвилось это слово,    Мне непонятно, сэр,Прошу, чтоб стало ясно,    Мне привести пример».

Старик, казалось, в мыслях    Был где-то далеко,На луг смотрел печально,    Но вымолвил легко:«Сходи-ка ты в Адельфи    На пьесу Бусико!

Толкуя это слово,    Мы следуем за ним:Жизнь — нечто вроде спазма,    И прошлое, как дым.Чувствительность иначе    Мы не определим.

Дерзай, пока ты молод,    Но поступай умно…»«Все ясно, — внук продолжил, —    Богатое сукно,Изящный шрифт и книжка    In duodecimo[3]».

И, как шальной, пустился    Стихи свои слагать.Старик был горд и счастлив,    Но помрачнел опять,Подумав, каково их    Потом публиковать.

Перевод М. Матвеева

Безразмерная тоска