Санкт-Петербург. Полная история города - Петр В. Мельников

царя к иностранцам изменилось в худшую сторону, и он начал избавляться от них так же активно, как раньше привлекал.

«Несмотря на то, что русский флот состоит из тридцати с лишком линейных кораблей и снабжен всем в изобилии, в Адмиралтействе собрано, говорят, такое количество материалов, что можно снарядить еще почти такой же флот», – писал в 1721 году камер-юнкер Беркгольц. А «самое Адмиралтейство» он описывал так: «Оно имеет внутри большое, почти совершенно четырехугольное место (которое с трех сторон застроено, а с четвертой открыто на Неву), где корабли строятся и потом спускаются на воду. Против открытой стороны находится большой въезд, или главные адмиралтейские ворота; над ними устроены комнаты для заседаний Адмиралтейств-коллегий и поднимается довольно высокая башня, выходящая… прямо против аллеи, называемой проспектом, через который въезжают в Петербург и который в середине вымощен камнем, а с боков имеет красивые рощицы и лужайки. Обе стороны адмиралтейского здания, идущие флигелями к воде и окаймляющие вышеупомянутое четырехугольное место, наполнены огромным количеством корабельных снарядов – парусов и канатов, хранящихся в большом порядке. По мере того, как их употребляют в дело, комнаты, ими занимаемые, наполняются новыми. Там же живут и работают все принадлежащие к Адмиралтейству мастеровые. Подле здания стоят большие кузницы. В одном из флигелей устроена обширная зала, где рисуют и, если нужно, перерисовывают мелом вид и устройство всех кораблей, назначаемых к стройке. Вне и внутри адмиралтейского здания наложено множество всякого рода корабельного леса; но еще большее его количество лежит в ближайших каналах, откуда его берут по мере надобности. Он пригоняется большими плотами из дальних мест России и обходится царю несравненно дешевле, нежели в других государствах. Все это огромное Адмиралтейство обведено снаружи валом (с бастионами со стороны реки), который окружен довольно широким и глубоким каналом, а с внутренней стороны обрыт небольшим рвом. Близ здания Адмиралтейства по направлению к галерной гавани строится прекрасная каменная церковь, которая будет принадлежать к нему; после крепостной церкви она, говорят, будет лучшею в Петербурге».

Зимний дворец Петра Первого. Гравюра. 1716 год

С корабельным лесом действительно были проблемы: местный для дела большей частью не годился, поэтому приходилось «пригонять большими плотами» лес с низовий Волги. В ноябре 1703 года Петр издал указ «О рубке леса на сани, телеги, оси, полозья и обручи без особого позволения», который предписывал произвести опись всех лесов, растущих по обе стороны от больших рек на пятьдесят вёрст, а от малых сплавных, что впадают в большие на двадцать вёрст. За самовольную рубку леса в этих пределах наказывали огромным штрафом в десять рублей за дерево, а за дубы казнили – вешали на первом же суку. Также запрещалась обработка брёвен у воды «чтобы от тех щеп и сору оные речки не засаривались». В январе 1705 года царь немного смягчил запреты, разрешив рубить лес «на сани, телеги, оси, полозья и обручи без особенного позволения» и заменив смертную казнь каторжными работами, но в целом государственная установка на сбережение леса осталась прежней.

Вечер в Летнем саду. Гравюра. 1873 год

Строительство парусных кораблей на Адмиралтейской верфи продолжалось до 1844 года, а затем здесь остались только флотские учреждения – Морское министерство, Главный морской штаб и Главное гидрографическое управление.

Город растёт

Фомин, Берёзовый, Троицкий, Городовой, Городской, Петербургский… У острова, известного с 1914 года как Петроградский, было много имён, но дело не в них, а в том, что здесь пролегли первые улицы Санкт-Петербурга – Большая и Малая Дворянская, Пушкарская, Монетная, Ружейная, Посадская, Зелейная… Со временем название «Зелейная», то есть «Пороховая»,[11] трансформировалось в «Зеленина» и несведущие люди удивляются: «Чем, интересно, прославился этот Зеленин, если в его честь назвали сразу три улицы – Большую, Малую и Глухую» (последнее название интригует особо).

– Скажите, Валерий, а где вы жили в Петербурге?

– На Зелениной.

– Оказывается, соседи. Пять лет я прожил на квартирах гренадёрского полка.

Ценители жанра «советский вестерн», разумеется, сразу же вспомнили разговор между Валерием и штабс-капитаном Овечкиным из «Новых приключений неуловимых». Большая Зеленина улица, которую имел в виду Валерий, изначально была дорогой от Петропавловской крепости к переведённому из Москвы пороховому заводу, располагавшемуся при впадении Карповки в Малую Невку. Просто дорога, а сегодня – это улица-музей, на которой «модерновые» дома начала XX века соседствуют с более ранними доходными домами и «хай-тек» бизнес-центром, который, надо сказать, смотрится здесь весьма органично (в Питере умеют красиво вписать новое в старое, если, конечно, захотят).

А вот протянувшаяся от Троицкой площади до набережной Большая Дворянская улица (ныне остающаяся улицей Куйбышева) изначально была улицей, а не дорогой. Здесь стояли дома петровских вельмож, начиная с князя Меньшикова, и других знатных людей. В «Точном известии» говорится: «На Финской стороне вверх по реке [от крепости] стоит несколько значительных домов (выстроенных в русском стиле), там живет вдовствующая супруга царя Ивана со своими принцессами; также один из домов князя Меншикова – деревянный, похожий на кирху, в котором жил покойный герцог Курляндский. Далее несколько домов с просторными дворами, где в мое время жили знатнейшие министры, в частности великий канцлер, подканцлер, а также некоторые русские бояре, генералы и разные другие офицеры и немцы».

Пушкарская, Монетная и Ружейная в комментариях не нуждаются, ясно, что здесь жили мастера, профессии которых соответствовали названиям улиц. А вот улица Посадская, впоследствии разделившаяся на Большую и Малую, немного озадачивает. Давайте вспомним, что «посадами» на Руси назывались поселения, расположенные вне городской крепостной стены, где жили ремесленники, зависимые от местных властей. А те поселения, в которых жили государевы люди, назывались «слободами». Так что Посадскую улицу надо было называть Слободской, так вышло бы точнее, поскольку жили здесь ремесленники, выполнявшие казенные заказы. Хрен редьки, как известно, не слаще, но статус всё же другой – более высокий.

«По другую от крепости сторону реки, южнее, находится Немецкая слобода, называемая иначе Адмиралтейским островом, – пишет анонимный автор «Точного известия», – где в мое время жили по большей части только немцы и голландцы, занимающиеся флотом, а также иностранные послы и многие русские. На этом берегу, если смотреть вниз от Ладоги, стоит большой длинный ряд домов, выстроенных, за малым исключением, на русский лад, на протяжении приблизительно половины немецкой мили.[12] Выше по реке стоят несколько печей для обжига кирпича и русские дома, а за ними в летнее время, особенно когда там находится его царское величество,