Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи - Владислав Бэнович Аксенов

допускавшие мысль о желательности поражения своей страны ради интересов отечества. Бывший главный цензор России, начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов с некоторым осуждением вспоминал своих знакомых в те годы:

Во время Крымской войны люди, стоявшие высоко и по своему образованию, и по своим нравственным качествам, желали не успеха России, а ее поражения. Они ставили вопрос таким образом, что если бы император Николай восторжествовал над коалицией, то это послужило бы и оправданием, и узаконением на долгое время господствовавшей у нас ненавистной системы[29].

В славянофильском окружении Аксаковых, настроенных оппозиционно к николаевскому режиму, но поддерживавших «освободительную» миссию России в Крымской войне, критиковали военных и правительство за нерешительность, предполагая измену в высших сферах. «Положение наше совершенно отчаянное, не внешние враги нам страшны, но внутренние – наше правительство, действующее враждебно против народа, парализующее его силы духовные, приносящее в жертву своих личных немецких выгод его душевные стремления, его силы, его кровь», – писала в дневнике В. С. Аксакова[30]. На почве критики властей произошел конфликт между И. С. Аксаковым и придворной дамой А. О. Смирновой, которая, ранее преклонявшаяся перед поэтом-публицистом, теперь обвинила славянофила в западничестве и написала в письме: «Милостивый государь. Я Вас не знаю, не разделяла никогда и не разделяю Ваших убеждений и мыслей… Запад гибнет от гордости и пустословного порицания… Служить надобно не фантастической России, а такой, какая она есть»[31]. Однако под Россией «такой, какая она есть» понималась существующая власть, поэтому данная формула подменяла патриотизм верноподданничеством, с чем не могли согласиться думающие люди.

Под влиянием Крымской войны и антиевропейской риторики правительственных чинов усиливался патриотический кризис в студенческой среде. В кругу Н. А. Добролюбова даже изначально патриотически настроенные студенты постепенно начинали раздражаться неуместными проявлениями верноподданничества. Так, М. И. Шемановский вспоминал нелегальную студенческую вечеринку в пустующем доме на Васильевском острове:

Пели и песни. Один запел было известный русский гимн, но встретил общее неудовольствие. Когда же он, несмотря на то, продолжал петь, то Сидоров, считавшийся до того между нами ярым патриотом, пробавлявшимся на плохих патриотических стихотворениях по поводу Восточной войны, вдруг выдернул шпагу с угрозой заколоть певца и своим дребезжащим голосом стал импровизировать на тот же голос пародию. Это возбудило общий смех и рукоплескания – певцы умолкли[32].

Власти чувствовали общественные настроения и подключали «административный ресурс». Попечитель Московского учебного округа генерал-лейтенант В. И. Назимов велел профессорам высших учебных заведений «взяться за перо», на что откликнулся профессор политэкономии Императорского московского университета И. В. Вернадский, опубликовав в «Московских ведомостях» статью о жестокосердной и коварной политике Англии. По воспоминаниям Феоктистова, именно за эту статью Вернадский вскоре получил орден.

Не отставали в выражении патриотических чувств и поэты. А. С. Хомяков в марте 1854 года написал стихотворение «России», в котором обращался к Родине:

Вставай, страна моя родная,

За братьев! Бог тебя зовет

Чрез волны гневного Дуная,

Туда, где, землю огибая,

Шумят струи Эгейских вод.

В обществе с иронией обсуждали поэму Каролины Павловой «Разговор в Кремле», в которой русский патриот давал отпор англичанину и французу, кичившимся своей цивилизованностью. В произведении «надменный» и «богомерзкий» Запад противопоставлялся Святой Руси и, в частности, имелись следующие строки:

Мы говорили в дни Батыя,

Как на полях Бородина:

Да возвеличится Россия,

И гибнут наши имена!..

Это стихотворение породило очередную дискуссию и заставило А. В. Никитенко высказаться о патриотизме в своем дневнике:

Любовь к отечеству – чувство похвальное, что и говорить. Но выражение этой любви хорошо, когда оно истинно, когда оно не пустая звонкая фраза, а мысль реальная и верная. Сказать: «пусть гибнут наши имена, лишь бы возвеличилось отечество», значит сказать великолепную нелепость. Отечество возвеличивается именно сынами избранными, доблестными, даровитыми, которые не гибнут без смысла, без достоинства и самоуважения.

Когда в разгар Крымской войны умер император, это вызвало бурю восторга среди части патриотической общественности. К. Д. Кавелин написал письмо Т. Н. Грановскому, распространявшееся среди знакомых, в котором давались следующие характеристики Николаю I:

Калмыцкий полубог, прошедший ураганом, и бичом, и катком, и терпугом по русскому государству в течение 30-ти лет, вырезавший лица у мысли, погубивший тысячи характеров и умов, истративший беспутно на побрякушки самовластия и тщеславия больше денег, чем все предыдущие царствования, начиная с Петра I, – это исчадие мундирного просвещения и гнуснейшей стороны русской натуры – околел, наконец, и это сущая правда![33]

Современники восприняли текст письма как «вопль восторга, непримиримого озлобления против человека, воплощавшего собой самый грубый деспотизм»[34]. Подобным проявлениям эмоций со стороны образованных людей удивляться не приходится: деспотический режим аккумулирует в среде интеллектуалов эмоциональное напряжение, переходящее в чувство ненависти, которое рано или поздно бурно вырывается наружу. Иногда множество индивидуальных эмоций сливаются в единое революционное настроение, приводя к мощным социальным взрывам.

Крымская война не только расколола российское общество на сторонников и противников войны, но и выявила противоречия внутри военно-патриотического блока. Так, в 1855 году молодая императрица Мария Александровна тяготилась излишними проявлениями «русского патриотизма» со стороны своей тетушки, нидерландской королевы Анны; часть московского дворянства подозревала самого Александра II в недостаточности патриотического чувства. Фрейлина императрицы и дочь известного поэта А. Ф. Тютчева (также и жена с 1866 года славянофила И. С. Аксакова) обвиняла в 1855 году московские славянофильские круги в том, что они имеют несчастье «слишком много вариться в собственном соку и думать, что они одни любят Россию и одни принимают к сердцу ее интересы», когда же стало известно о подписании унизительного Парижского трактата, она закатила истерику перед императрицей и записала в дневнике:

Не Россию я оплакиваю. Я знаю, что Россия выйдет победительницей и из этого испытания – она не может быть унижена. Я оплакиваю императора и императрицу: они испытания не выдержали, они ослабели в своей вере…[35]

Трезвомыслящие россияне не имели претензий к молодому императору, признавая неизбежность поражения в войне против крупнейших европейских держав и считая это следствием ошибочной стратегии противопоставления России Европе:

Мы не два года ведем войну – мы вели ее тридцать лет, содержа миллион войск и беспрестанно грозя Европе. К чему все это? Какие выгоды и какую славу приобрела от того Россия?.. Лет пять тому назад, москвичи провозгласили, что Европа гниет, что она уже сгнила, а бодрствуют, живут и процветают одни славяне. А вот теперь Европа доказывает нашему невежеству, нашей апатии, нашему высокомерному презрению ее цивилизации, как она сгнила[36].