Очень большие деньги - Алексей Макеев

Глумов знал, что нравится женщинам, и сам был до них большой охотник, но сегодня он даже не улыбнулся в ответ. Настроение было не то.

– Два «Хейнекена», милая, и побыстрее! – вдруг прозвучал за спиной у Глумова повелительный хрипловатый голос.

Он резко обернулся – Степанков возник будто из-под земли, в темном костюме, застегнутый на все пуговицы, неприступный и деловитый как министр. «Откуда он взялся? – недовольно подумал Глумов. – Должно быть, вошел сразу за мной. Забавно – я не доверяю ему, а он не доверяет мне, и ходим вокруг друг друга, как два кота в палисаднике. Вроде и драться не из-за чего, но и до взаимопонимания далеко».

– Здравствуй, Володя! – сказал он, приподнимаясь. – Я даже не заметил, как ты вошел.

– Здравствуй, Глумов! – небрежно ответил Степанков, чрезвычайно довольный. – Я всегда оказываюсь в нужном месте в нужное время. Учти это на всякий случай.

– Я обязательно учту, – сказал Глумов. – Присаживайся.

– Спасибо. – Степанков сел, поддернув на коленях брюки. – Что за странная причуда – выбрать этот кабак? У тебя с ним связаны какие-то воспоминания?

– Какие могут быть воспоминания? – сдержанно отозвался Глумов. – Когда я здесь жил, этого кабака и в помине не было. Просто попался на глаза.

– Паршивая забегаловка, – выпятив нижнюю губу, заявил Степанков. – Если выберу время, я покажу тебе, куда стоит ходить. Сейчас в Москве есть возможность прилично отдохнуть.

– По правде говоря, об отдыхе я пока не думал, – натянуто улыбнулся Глумов. – И сюда попал совершенно случайно – я же сказал.

Официантка с ямочками на щеках принесла пива и осведомилась, не нужно ли еще чего-нибудь.

– Все, свободна! – сурово сказал Степанков. – Понадобится – позовем.

Глумов покрутил головой.

– Строг ты стал! – заметил он. – А девочка, между прочим, хорошенькая. Зря ты ее так.

– А говоришь, что тебе не до отдыха! – осуждающе сказал Степанков. – Такой же ты бабник и остался, Глумов, каким был. А в нашем возрасте по-другому нужно. Пожестче пора быть, посолиднее. На чепуху не отвлекаться.

Глумов выслушал его, лениво отхлебнул пиво. Пиво было хорошее – свежее и в меру холодное.

– Мне кажется, это разные вещи, – сказал он. – Женщины – это не чепуха.

– А что же это? – презрительно прищурился Степанков. – Моя бы воля, я бы этих…

Он хотел сказать что-то резкое, но вовремя остановился и опять принял невозмутимо-деловой вид.

– Ладно, – заявил он после короткой паузы. – Время дорого. О чем ты хотел со мной поговорить?

Глумов подумал, что после стольких лет разлуки у обоих, наверное, нашлось бы о чем поговорить, но понял, что для Степанкова все это не имеет ни малейшего значения. И вообще, он, похоже, старался забыть, что было в прошлом. Ну что ж, в этом имелся смысл.

– У меня к тебе серьезное дело, Володя, – сказал Глумов, подавляя в себе желание назвать Степанкова по старой привычке Кенарем. – Времена действительно изменились. Оказалось, что я здесь уже никого не знаю. Как в чужой город попал, честное слово! А мне нужно срочно провернуть одну аферу. Паспорт мне нужен! Хороший, надежный паспорт. Такой, чтобы я мог достать его из широких штанин и сказать – читайте, завидуйте! За ценой не постою – деньги у меня есть.

Степанков с бесстрастным лицом смотрел себе под ноги и слушал. К пиву он так и не притронулся. «Черт его знает, как он изменился, – невольно подумал про себя Глумов, разглядывая заплывшую щеку бывшего дружка. – Если бы лет десять назад мне сказали, что Кенарь превратится в такого жлоба, я лопнул бы со смеху. Отчаянный был человек. И баб, между прочим, любил».

– Это что же, надо понимать – у тебя проблемы с законом, Глумов? – спросил наконец Степанков, поднимая глаза. – Давай уж начистоту!

Глумов сделал изумленное лицо.

– Володя! О чем речь?! – негромко воскликнул он. – О каких проблемах ты говоришь? Меня десять лет не было дома! Меня все давно забыли!

Степанков слегка поднял брови.

– А где, кстати, ты был все эти годы? – проговорил он задумчиво. – Ты ведь мне так и не сказал. Помню, тогда с тобой еще ребята поехали. Чекану срок светил, он рад был хоть на край света уехать. Кирюха еще, Бугай… Где они сейчас, интересно?

Глумов немного помедлил с ответом.

– Чекан, по-моему, дальше Польши не уехал, – сказал он. – Кирюха в Майами – у него яхта, богатых старушек катает по побережью. А Бугай… Не знаю, где Бугай. Раскидало всех.

– А сам-то? Где скитался? – с интересом спросил Степанков, не сводя глаз с Глумова. – Загорелый вон какой! Тоже на побережье оттягивался?

– Да где только меня не носило! – попытался отшутиться Глумов. – Уж и сам не помню, где побывал. А загар – это в горах. На высоте быстро чернеешь.

– Это какую же ты высоту брал? Эльбрус, что ли?

Глумов пристально посмотрел на Степанкова. Ничего по лицу бывшего дружка прочитать было невозможно. И в глазах у него ничего не было, кроме любопытства.

– Анды, Володя, Анды, – сказал он. – Есть такие горы в Южной Америке. Тепло там, бананы… Но воздуху не хватает, понимаешь? Дышать там трудно.

– Вон, значит, куда тебя занесло! – осторожно заключил Степанков, снова отводя глаза. – А с бабками, значит, у тебя все нормально? Значит, бизнес там, в горах, неплохой?

Глумову стало немного не по себе. Степанков заговорил о том, о чем он сам предпочитал до поры умолчать.

– Бизнес везде можно устроить неплохо, – с деланым равнодушием сказал он. – Но приходит время, и тянет домой. Ты не думай, у меня с законом как раз все в порядке. У меня паспорт гражданина Соединенных Штатов. Чистый, как невеста! Просто я хочу здесь осесть. С чужим паспортом как-то неудобно.

– Так есть же какие-то службы, наверное, – заметил Степанков. – У тебя тут метрики сохранились всякие…

– Ты не понял, Володя, – мягко поправил его Глумов. – Я не хочу под своим именем. Есть обстоятельства.

– Та-а-ак, обстоятельства, значит? – неприятным тоном сказал Степанков. – Ты извини, конечно, но мне хотелось бы знать, что это за обстоятельства. Ты не пойми меня как-то не так, но… Сам посуди, тебя не было тысячу лет, и вдруг ты заявляешься, как будто с луны упал, просишь паспорт тебе сделать, о себе не рассказываешь… Ты пойми, у меня теперь легальный бизнес, положение, я теперь гражданин новой России. Тут можно все, но на строго помеченной территории – знаешь, как это собаки делают?.. И особенно зарываться все равно не рекомендуется. С теми, кто зарывается, разговор короткий. В этом смысле ничего не изменилось.

– Не пойму, что тебя смущает, – хмуро сказал Глумов. – Я на твою территорию не посягаю. И прошу всего лишь о небольшой услуге. Плачу щедро. Или, хочешь сказать, у вас тут липовые паспорта уже не в моде?

– Да нет, почему же? Всякое бывает, – рассудительно заметил Степанков. – Но всегда знаешь, за что берешься. С улицы с такой просьбой не приходят.

– Я что же тебе, с улицы? – с откровенной уже неприязнью перебил Глумов.

– Извини, Глумов, а откуда же? – жестко сказал Степанков. – Ты даже хуже – ты с гор спустился. Бог знает, что ты там в этих горах наворочал. Вот ты говоришь, что на территорию мою видов не имеешь. Это правильно. Я тебе и не позволил бы этого сделать ни при каких обстоятельствах. Но если за тобой хвост тянется, я тоже в твоем дерьме вымажусь. И никто не даст гарантий, что завтра мы с тобой на пару по этапу не отправимся. А ты говоришь, территория!

– Ну, если боишься, я тебя напрягать не буду, – сказал Глумов. – Ты мне только имя скажи, кто помочь может, а дальше я сам.

Степанков покачал головой.

– Ты как будто и вправду с гор спустился, Глумов, – неодобрительно заметил он. – Что тебе имя даст? Все равно тебе придется меня впутывать. Мне придется человека подставлять… Это не разговор, Глумов. Ты лучше объясни все по-человечески, чтобы я понял. Я же не зверь все-таки. Если в моих силах – обязательно помогу старому товарищу.

– Оно и видно, – пробормотал Глумов. – Как будто к чужим завернул. Можно подумать, что ты меня первый раз видишь. Забыл, как десять лет назад вместе…

Степанков поднял предостерегающе палец.

– Десять лет! – сказал он. – Ты посмотри вокруг! Многих ты тут знаешь? Ты меня-то небось с трудом узнал. Сколько народу перемерло за это время! А у тех, кто остался, свои дела. А тут ты со своими проблемами. И еще хочешь, чтобы тебя принимали с распростертыми.

– Что хочу – я тебе уже сказал, – сердито произнес Глумов. – Деньги лишними не бывают, наверное? Я тебе двойную цену плачу. Зелеными. Не хочешь, я другие пути буду искать. Кланяться не буду.

– Это хорошо, – покивал Степанков головой, и было непонятно, что вызвало его одобрение – то ли нежелание Глумова кланяться, то ли обещанная им двойная цена. – А все-таки странно, что ты ничего о себе рассказать не хочешь. Это неправильно, по-моему. Нет, конечно, это твое дело, но на твоем месте стоило бы быть чуть-чуть откровеннее… Ладно, я дам тебе адресок. Скажешь, что от меня. – Он сделал широкий жест рукой. – Чтобы ты не говорил, будто я забываю старых друзей. О деньгах пока ни слова. Потом разберемся. Ты где остановился?