Сказочная фантастика. Книга вторая - Уильям Тенн

наш правитель? Это же прекрасно, что его речи столь мудры!

— Кроме того, — согласно закивал ее приятель, — не понимаю я, когда постоянно хотят каких-то перемен! Сварить преступника на медленном огне — что может быть вернее? У царского повара это обычно занимает четыре-пять часов: он начинает перед ужином, и когда стемнеет — все уже заканчивается. И какой же хороший сон после такого приятного вечера! Для меня лично тут ничего не надо менять...

Перси почувствовал, что у него выворачивает нутро. Человек, лежавший перед царем, вскрикивал и норовил разбить лицо о каменный пол.

Боже праведный, что же здесь за люди?! О самых кошмарных вещах они говорят так же невозмутимо, как если бы обсуждался .последний фильм или поединок боксеров, показанный накануне по телевизору.

Ну да, публичные казни заменяют этим людям кино и телевидение. Перси вспомнил: газеты писали о толпах, собиравшихся в разных концах Соединенных Штатов, чтобы поглазеть на повешение. И это в двадцатом веке! Да, казнь все еще остается вполне пристойным зрелищем как для многих мужчин — они глазеют вместе со своими девушками, — так и для некоторых женщин, приводящих на это «представление» своих детей; казнь нужна и иным предприимчивым бизнесменам, что торгуют миниатюрными копиями виселиц, на которых лишают жизни точно таких же людей, как они сами.

Все это, конечно, правда. Но какая ему, Перси, в его ужасном положении польза от подобных заключений? Ах, если бы можно было что-то придумать, узнать хотя бы что-нибудь о их морали, о понятиях добра и зла — узнать и тем как-то помочь себе...

Он старался не упустить ни одной детали из происходящего. Необходимо хорошенько разобраться в их судебной процедуре. Скажем, будет ли у него адвокат? Судя по тому, что ему стало известно, это сомнительно. Однако, как-никак, а они рассуждали о суде, упоминали слово «судьи». И Перси подумал, что если уж на острове существуют подобные институты цивилизации, то существует и какая-то надежда.

Но уже через несколько минут надежда его стала иссякать.

Под горестные стоны окровавленного пленника прозвучал сильный голос царя:

— Я устал его слушать! — Полидект поднял голову и небрежно повел рукой в сторону толпы перед собой. — Эй, судьи! Кто-нибудь из вас настаивает на невиновности этого человека?

— Хо-хо! — раздалось со всех сторон. — Виновен!

— Виновен, чтоб мне провалиться!

— Грязное животное! Да его мало сварить!.. Эй, Брион, а чего он натворил?

— Почем я знаю... Я только что пришел сюда. Наверно натворил, раз его судят.

— Виновен, виновен, виновен! Давайте следующего — с этим все ясно!

— Поднимите обвиняемого! Для приговора! — приказал царь.

Двое охранников подскочили и поставили на ноги извивающегося, стонущего человека. Царь торжественно воздел к небу указательный палец.

— Властью, данной мне мною, — нараспев произнес он, — приговариваю тебя к!., к... Одну минуту... к...

— К варке на медленном огне! — язвительно проговорила девушка-негритянка из-за спины царя.

Полидект поднял бочкообразный кулак и яростно ударил им по ладони другой руки.

— Держи лучше язык за зубами, Тонтибби! Не то сама угодишь в котел! Ты уже нарушила законность моего суда! — Помолчав, он проговорил с отвращением: — Ладно, уберите его! Вы слышали, что она сказала?! Исполняйте!

— Прости, Полидект! — Голос девушки прозвучал покаянно. — Просто мне скучно. Продолжай... Приговори его сам.

Царь тоскливо повел головой.

— Не-е-ет... Какое уж в этом теперь удовольствие?.. А ты в дальнейшем следи за собой, хорошо?

— Ладно, — пообещала девушка и снова исчезла, свернувшись калачиком.

Еще когда стражники подняли на ноги слабо сопротивляющегося человека, Перси содрогнулся от ужаса. Он наконец понял, почему не мог ничего разобрать из его бормотаний — у этого пленника был вырван язык. Все его лицо было покрыто запекшейся кровью, и кровь продолжала стекать с подбородка на грудь. Человек, по-видимому, настолько ослаб, что с трудом мог стоять без посторонней помощи. Но одновременно он так страшился предстоящей казни, что отчаянно все же пытался хоть как-то объясниться: он беспомощно жестикулировал, непрерывно издавая жуткие стоны; они вырывались из его безъязыкого рта, пока его волокли в небольшое помещение, бывшее, очевидно, камерой, смертников; в пыли оставались следы волочащихся! ног.

— Видел? — обратился Менон к Перси. — Он попытался повлиять на судей до разбирательства. Как я слышал, на солдат...

Происходящее начинало приобретать зловещий смысл. Получалось, что любой жители этой страны — солдат, штатский, полицейский, придворный, кто угодно — мог быть судьей по всякому уголовному делу. Их довольно легкомысленное отношение к своим обязанностям напоминало стандарты того мира, который Перси недавно покинул; но все-таки это не так угнетало, как то, что они имели право вершить любой суд и участвовать в вынесении приговора. К тому же, за какой бы проступок вас ни задержали на Серифе, в чём бы ни обвинили, вы прежде всего и никоим образом не должны протестовать. Человек, арестовавший вас, может оказаться одним из «присяжных», так что наказание за нарушение закона («не давить на судей до разбирательства») может последовать немедленно, и уже ничего нельзя будет исправить.

Перси удивился, почувствовав вдруг благодарность к Диктису за то, что тот заткнул ему рот кляпом: то есть вместо того, чтобы вырвать Перси язык, он, в сущности, запихнул его ему в горло!

Но как же защищаться, когда тебя судит такой суд?!..

— Следующий! — прорычал царь. — И давайте пошевеливайтесь! Все уже давно проголодались, и на вечер намечается очень даже приличная казнь. Я не хочу заставлять мой народ ждать!

— Вот почему мы называем его «Добрый Царь Полидект»! — пробормотала какая-то женщина, когда Перси подтащили к трону и пинком повалили на пол.

— Обвиняется, — послышался знакомый голос, — в самозванстве, в том, что именовал себя героем, то есть — Персеем, который, в соответствии с легендой...

— Я слышал легенду, Диктис! — раздраженно перебил царь. — Все это мы уже проходили в прошлый раз. Давайте-ка признаем этого человека также виновным, и пора закругляться... Ума не приложу, откуда за последние дни столько Персеев, и ни одного под дельного Геракла или, скажем, Тезея. По-моему, так оно случается сплошь и рядом: у кого-то возникает дурацкая фантазия, и прежде, чем ты поймешь, что нее произошло, уже все подряд начинают фантазировать.

Однако Диктис, похоже, не мог справиться со своей любознательностью.

— Что ты имел в виду, заявив, что мы это уже проходили в прошлый раз?

—