Сексуальные неврозы наших родителей - Лукас Бэрфус

У. Г. У тебя что, есть такой знакомый?

ДОРА. У меня нет. — Это у мамы.

У. Г. Живут же люди! Я вижу женщину.

ДОРА. Это моя мама.

У. Г. И что она тут делает?

ДОРА. Отправилась в кемпинг, имея определенные намерения.

У. Г. Смотри-ка, а девочка-то с понятием.

27. Дома. В спешке. Наверное, все-таки в надежде успеть вовремя

Мать, Дора, отец

МАТЬ. Ты уже дома? А почему не на работе?

ДОРА. Меня уволили. А что тут такого? Каждого хоть раз да увольняют.

МАТЬ. Он тебя уволил? (Пауза.) Сначала надо было со мной поговорить. Я позвоню этому типу, и в понедельник пойдешь опять работать.

ОТЕЦ. Может, сначала послушаем, что произошло?

ДОРА. Мы просто поцеловались.

ОТЕЦ. Кого ты поцеловала, кого?

ДОРА. Шефа. Но ему не понравилось, и он на пол плюнул, а потом уволил меня, и тогда мы гулять пошли.

МАТЬ. Гулять?

ДОРА. Я со своим другом.

МАТЬ. И за ручки держались.

ДОРА. Не-а, за ручки мы не держались, мы в кемпинге были.

МАТЬ. (устало) Ага. В кемпинге. И что вы там делали?

ДОРА. Ничего особенного. А мама, и правда, не из начинающих, да ведь, пап?

ОТЕЦ. Смотря в какой области.

ДОРА. Мать шефа говорила: У начинающей с таким радости мало бы было, но мама может доставить радость, это я точно видела.

ОТЕЦ. (бьет Дору по лицу)

ДОРА. А меня возьмешь, когда я больше не буду начинающей?

ОТЕЦ. (бьет Дору по лицу)

ДОРА. А что тут такого? Ты же тоже там был.

ОТЕЦ. (бьет снова)

ДОРА. Окэй. Но ничего ж такого нет.

28. У врача. Воскресенье, но доктор нашел время

Врач и Дора

ВРАЧ. Это было жестоко с твоей стороны. Жестоко и бесчувственно.

ДОРА. (жует курагу)Ясно.

ВРАЧ. Я понимаю твоего отца. У каждого бы кулаки зачесались.

ДОРА. Обязательно.

ВРАЧ. В данный момент, Дора, ты доставляешь своим родителям много неприятностей. Не моешься, тебя увольняют. Мать уж и не знает, что с тобой делать. (Пауза.) Ты оскотинилась.

ДОРА. Мама моя — хороший, добрый человек.

ВРАЧ. Почему ты это делаешь?

ДОРА. Не знаю.

ВРАЧ. Тогда подумай немножко, дай себе труд.

ДОРА. Я не знала, что мои родители трахаются.

ВРАЧ. Все люди делают это.

ДОРА. А почему этого никто не знает?

ВРАЧ. Знают.

ДОРА. А почему мне нельзя?

ВРАЧ. Можно, Дора.

ДОРА. Окэй.

ВРАЧ. Я предполагал это.

ДОРА. Тогда Вам надо было сказать мне.

ВРАЧ. Я не считал это своей задачей.

ДОРА. Почему? А Вы не трахаетесь?

ВРАЧ. Я предпочитаю другое слово, Дора. Я называю это — заниматься любовью.

ДОРА. А в чем разница?

ВРАЧ. Это не так грубо.

ДОРА. Мне нравится грубо, а то я ничего не чувствую. А Вам не нравится?

ВРАЧ. Не обязательно.

ДОРА. А почему нет?

ВРАЧ. Потому что дело не только во мне, дело еще и в моей жене.

ДОРА. И ей не нравится грубо.

ВРАЧ. Ну, это для меня уже слишком. Моя жена и я — мы любим друг друга. Это значит давать и брать, понимаешь? Мне и тебе, а не просто вставил — вынул. Сексуальность — это весь мир, океан. Можно сидеть вместе за приятным ужином, слушать музыку, зажечь свечу, делать комплименты.

ДОРА. А что такое комплименты?

ВРАЧ. Это когда говоришь другому приятные вещи, что он красив и нравится тебе. И может, если на то появится желание, люди обмениваются в конце концов ласками.

ДОРА. Тогда, значит, мама не любовью занималась, а трахалась. Она не ужинала, и свеча не горела тоже.

ВРАЧ. Это ее дело, Дора.

ДОРА. Окэй.

ВРАЧ. А тебе не становится худо от всего этого?

Дора качает головой и предлагает врачу курагу. Он берет. Она при этом мурлычет песенку.

ДОРА. Вы мне очень нравитесь: Вы можете объяснить самые сложные вещи.

ВРАЧ. Это меня радует, Дора.

ДОРА. (снимает пуловер)

ВРАЧ. Достаточно, Дора. По пояс.

ДОРА. А почему нет?

ВРАЧ. Вставай. И одевайся.

Дора исполняет.

29. У врача. Поздний час и усталость

Врач и мать Доры

ВРАЧ. Дора поведала о вашем приключении в кемпинге.

МАТЬ. Это мое личное дело.

ВРАЧ. Оно занимает Вашу дочь.

МАТЬ. Я и мой муж — мы тоже хотим личную жизнь. Жизнь помимо Доры. Но нет никакого шанса что-то скрыть. И так довольно сложно сделать так, чтобы она ничего не заметила. Она все время торчит дома. По крайней мере, до последнего времени. Поэтому-то мы и устраиваем наши совместные вылазки. Нам что, надо от чего-то отказаться?

ВРАЧ. Никто этого не требует

МАТЬ. Я спрашиваю себя, не делала ли она это и раньше. В последние три года. Может, подглядывала тайно за всем, не выдавая себя.

ВРАЧ. А за чем она могла подглядывать?

МАТЬ. Да не знаю, за чем. За нашей жизнью.

ВРАЧ. Дора живет с вами. Ей не надо подглядывать, чтобы знать вашу жизнь.

МАТЬ. А Вы все рассказываете вашим детям?

ВРАЧ. У меня нет детей.

МАТЬ. Тогда я скажу Вам, как это бывает. Детям не демонстрируют всю свою жизнь. Некоторые вещи не афишируют. И вообще, почему я должна говорить об этом здесь, с Вами! Вас это не касается, и нечего об этом говорить.

ВРАЧ. Просто она это все увидела.

МАТЬ. Она вынюхивала все, вот и получила.

ВРАЧ. Вашей дочери плохо.

МАТЬ. Вот уже три недели она не принимает лекарств.

30. Дома. Утро, у Дориной постели

Дора и мать

МАТЬ. Если будешь реветь, я уйду.

ДОРА. Окэй.

МАТЬ. Это у тебя от твоей распущенности.

ДОРА. Почему ты мне ничего не рассказывала?

МАТЬ. Что не рассказывала?

ДОРА. Что ты трахаешься.

МАТЬ. Потому что тебя это не касается.

ДОРА. За всю свою жизнь я не видела ничего более прекрасного. Ты выглядела, как настоящий ангел.

МАТЬ. Замолчи.

ДОРА. Я тоже хочу носить такую одежду, такую обувь и чулочки.

МАТЬ. Тебе это не пойдет.

ДОРА. У меня было такое удивительное чувство, когда я вас увидела, это было еще прекраснее, чем трахаться, и тогда мы тоже стали, прямо там, рядом, хотя мне надо было еще ждать десять дней. И теперь я должна умереть.

МАТЬ. Когда ты, наконец, закроешь свой глупый рот.

ДОРА. Но папа же тоже там был. Значит, в этом нет ничего плохого. И лицо у тебя было такое радостное.

МАТЬ. Ты ничего не понимаешь

ДОРА. Тогда объясни мне.

МАТЬ. Нет.

ДОРА. Пожалуйста.

МАТЬ. В другой раз, может быть.

ДОРА. Ты меня не любишь больше?

МАТЬ. Что это тебе взбрело в голову! Просто тебе не надо совать нос в вещи, которые тебя не касаются.

ДОРА. (смеется)

МАТЬ. Что тут смешного?

ДОРА. Смешно. «Совать нос в вещи…» (Пауза.) А теперь я умру. (Умолкает.)

МАТЬ. Не разыгрывай трагедию.

ДОРА. Прощай, мама, я люблю тебя.

МАТЬ. Прекрати это, Дора.

ДОРА. Конечно.

МАТЬ. Дора. (Молчание.) Брось эти глупости. Дора.

31. Дома. Одни. Спокойные, уединенные минуты и примиряющее ожидание

Мать и отец

МАТЬ. Что-то у меня все время не идут из головы эти фильмы о животных, когда показывают, как у животного даже с мельчайшим дефектом нет никакого шанса выжить. Лев наступает на колючку, не может охотиться — конец. А неудачно произведенный на свет помет на месте же пожирается матерью. Тут достаточно даже, если у малыша на лапе шесть пальцев. Потому что шестипалое существо не жизнеспособно. Мы люди — другие.

ОТЕЦ. Я не упрекаю тебя.

МАТЬ. А это еще придет. (Пауза.) Мне кажется, это я больна — не Дора. Я чувствую себя отравленной.

ОТЕЦ. Не понимаю.

МАТЬ. Ты никогда не был на службе в сельской церкви? Там часто видишь семьи с четырьмя-пятью детьми, и у всех в семье очки с толстенными стеклами: у отца, матери, у сыновей и дочерей. Спрашивается: почему спариваются именно эти люди, когда и у того и у другого одинаковый дефект зрения? Это же безответственно. (Пауза.) И почему спарились мы с тобой?

ОТЕЦ. Насколько мне известно, потому что любили друг друга.

МАТЬ. А, поэтому… Да нет, потому что мы кое-чего не увидели. Я просмотрела, что ты болен.

ОТЕЦ. Я абсолютно здоров.

МАТЬ. Есть в тебе все же что-то больное, иначе у тебя не было бы такой дочери.

ОТЕЦ. Отклонение от нормы не есть болезнь.

МАТЬ. Мы — уже отклонение о нормы, мой дорогой. Только не знали об этом. У нас плохие гены, из-за облучения и отравления окружающей среды, озоновой дыры, потому что родители наши были в близком родстве.

ОТЕЦ. Да наши родители не состоят ни в каком родстве.

МАТЬ. Никогда не знаешь этого точно. Если бы мы знали, насколько плохи наши гены, мы не стали бы спариваться.

ОТЕЦ. Тебе не стоит взваливать всю вину на себя.

МАТЬ. А я и не взваливаю.