Сто баксов на похороны - Борис Бабкин

– Короче, вот что, – торопливо проговорил Бетховен. – Запомни номер. Двадцать три. Восемнадцать. Десять. Скажи, что Бетховен насчет хат в Кашире не в сознанку.

– Двадцать три, восемнадцать, десять, – повторил Олег. – Если смогу, обязательно позвоню и скажу.

– Готов? – В открытую дверь заглянул милиционер. – Пошли.

– Отлично! – Довольно улыбаясь, пожилой мужчина в плавках отключил сотовый телефон. – Ерша в Саратове расстреляли, – сообщил он лежавшей рядом в шезлонге женщине. – Его и двух компаньонов. Значит, с саратовскими я в расчете.

– А милиция тебя за это не возьмет? – спросила женщина.

– Я все время на месте, – улыбнулся он. – Тем более милиция знает, что убийство не мой профиль. Как заказчика привлечь меня тоже не смогут. Ведь они не знают, что я догадался, кто меня подставил. И еще одно: золото мне было подложено. Об этом знают все. Просто кто-то попытался меня подставить.

– И все же, Женя, зря ты это сделал. Точнее, рано. Надо было выждать маленько. Хотя бы месяца два. А уж потом…

– И кто из серьезных людей со мной стал бы иметь дела? Если бы я знал, кто меня сдал, оставил бы это на потом. В нашем деле на уважении не держится ничего. Здесь нужно время от времени доказывать, что ты тоже что-то можешь. Так что все сделано очень своевременно и абсолютно правильно. Костя умница, умеет уважить компаньона.

– А ты не задумывался о том, что за более высокую цену он может уважить в отношении тебя кого-то другого?

– В таком случае он потеряет гораздо больше. Имея с ним дела, я прилично теряю в деньгах, но зато выигрываю в остальном. Я говорю про жизнь. А это стоит гораздо больше всего, за что приходится платить. К тому же, зная о наших деловых отношениях, остальные, хоть и смотрят на меня искоса, сделать ничего не могут. Потому что за мной Костя. Его зовут Кость, за глаза, разумеется. Потому как Константин сильно обижается на это прозвище.

– А вот курить, – проворчала она, – тебе бы не следовало. Ты же не курил.

– Там закурил. – Он потушил выкуренную до половины сигарету. – На нервах полгода. Сигарета вроде как успокаивает. К тому же когда в камеру, рассчитанную на восьмерых, набивают девятнадцать и все курят, то лучше тоже курить. Так даже медики говорят. И опять-таки проблем в камере у меня не было благодаря Константину. Хотя поначалу и косились. Но когда узнали, что я Костин приятель, отношение сразу же изменилось.

– Евгений, – немного помолчав, заговорила она, – а не пора ли тебе самому зарабатывать себе имя? Ведь благодаря тебе товар расходится почти по всей России. А…

– Жанна, – перебил Евгений, – я сколько раз просил тебя не совать свой нос в мои дела. Я делаю так, как мне лучше. Зарабатываю деньги. Большие деньги. И в советчиках не нуждаюсь. Ты бы лучше занялась собой, а то похожа на слониху. Раздаешься не по дням, а по часам.

Женщина порывисто села.

– Я тебя хоть в чем-то устраиваю? Уже и слонихой стала! А что за эти шесть месяцев обежала всех знакомых, потратила кучу денег и здоровья – это тебя не волнует. Я до сих пор транквилизаторы принимаю, а ему, видите ли, я… – Не договорив, поднялась и быстро пошла к подъезду трехэтажного особняка.

«Вообще-то, – провожая взглядом тяжело идущую женщину, подумал он, – „корова“ больше подходит. Какая она была раньше – ноги, как говорят, от плеч. Фигурка как у балерины. А в постели… Прошло пять лет, и все, не узнать бабу. Одних складок на животе восемь. Хотя когда в камере сидел, мечтал о своей Жанке…»

– Евгений Матвеевич! – К нему подошел рослый парень. – Москва. – Он протянул сотовый телефон.

– Кто? – тихо спросил Евгений.

– Рыбаков, – так же негромко ответил парень.

Вика вышла из магазина с двумя сумками в руках и медленно пошла по тротуару.

– Вика, – услышала она. Повернувшись, увидела спешащего к ней Алексея. – Ну зачем ты пошла в магазин? – принимая из ее рук сумки, упрекнул он. – Позвонила бы и сказала, что тебе надо. Я бы все привез.

– Спасибо. Просто вдруг захотелось выйти на улицу. Увидеть людей. Солнце. В конце концов, понять, что жизнь продолжается.

– Ты правильно сделала, – улыбнулся Алексей.

К ним подошли двое крепких молодых людей. Взяли сумки и вернулись к стоявшему у тротуара «мерседесу».

– Мы дойдем, – махнул рукой Алексей.

– Спасибо, Леша, – тихо сказала Виктория.

– Не надо. Я всегда хорошо к тебе относился. Сейчас не время говорить об этом, но я лю…

– Не надо, – сказала Вика и быстро пошла вперед. Он последовал за ней.

– Видали? – кивнула на идущих Алексея и Викторию одна из трех сидевших на лавочке пожилых женщин. – Не успела мужика похоронить, а уже с другим якшается. Совсем стыд потеряли. В наше время так считали: коли баба с другим ходит, значит, непутевая. Могли и родительских прав лишить. Для начала, конечно, вызывали куда следует.

– И правильно делали, – охотно поддержала ее другая. – А то сейчас только и слышишь: СПИД, сифилис.

Алексей и Виктория подошли к подъезду. Женщины сразу замолчали.

– Наверняка тебя обсуждали, – войдя в подъезд, негромко сказал Алексей.

– Пусть, – равнодушно ответила Вика. – Мне все равно, что говорят. Леша, – остановившись, она посмотрела ему в глаза, – найди убийц Николая! Ты можешь, я знаю. Умоляю тебя! Я хочу видеть их лица и узнать, за что они убили Колю… – Ее голос дрогнул.

– Я найду того, кто заказал это убийство.

– Господи, – всхлипнула Вика, – кому мог помешать Коля?

– Я найду и накажу убийцу.

– Меня вызывали на опознание. Я, кажется, опознала одного. Но сказала, что не узнала никого. Знаешь, Леша, я вдруг почувствовала ненависть. Я никогда никому не желала зла. А тут поняла, что сама должна наказать убийцу. И не того, кто стрелял, а того, кто его послал. Найди его!

– Я обещаю. Я найду заказчика.

Вика подошла к лифту.

– Зачем ты отдала Антошку Валентине Антоновне?

– Я боюсь. Коля никому не мог сделать настолько плохо, что его убили. Нет. И я боюсь за сына. Не знаю почему, но мне кажется, это все дело рук человека, который хорошо нас знает. И я не уверена, что убийством Николая все закончится. Не знаю… Не могу объяснить… Просто чувствую.

– Может, это впечатление, – осторожно проговорил Алексей, – от гибели любимого человека? Когда близкие умирают, нам больно и тяжело. Но когда убивают… – Он со вздохом махнул рукой. – Это, наверное, вообще ужасно. Поэтому ты и чувствуешь ужас. Не волнуйся, милая, я не дам вас в обиду. А негодяев, которые виновны в смерти Николая, мы накажем.

Вика вошла в лифт. Алексей с сумками в руках шагнул следом.

– Да не при делах я, – устало проговорил сидевший на стуле со скованными за спиной руками Зубов. – Не был я там и не стрелял ни в кого. Вилова этого знать не знаю. Около дома того, на Пригородном, ни разу не был. Тихон – да, приятель мой. Я его последний раз видел где-то… – Вспоминая, нахмурился. – Ну да, – кивнул он. – В том…

– Хорош, Зубов, – перебил его стоявший у окна мужчина в штатском. – Человек в наших делах ты грамотный, знаешь, что почем и откуда. Твои пальчики на пистолете, из которого стреляли в Вилова на Пригородном, и на ручке ножа, которым убили Тихона. Около дома, где убили Вилова, тебя видели два раза. Так что…

– Да иди ты, ментяра! – заорал Зубов. – Не при делах я!

– Значит, по-хорошему ты не хочешь, – сказал следователь.

– По-хорошему – это как? – вызывающе уставился на него Зубов. – Петлю в голову и, чтоб вас не беспокоить, самому табуретку из-под ног вышибить? Хрен вам!

Стоявший возле Зубова молодой мужчина в джинсах резким ударом в грудь сбил его на пол. И еще дважды пнул ногой.

– Ну что же, – кивнул следователь. – Значит, ты сам себе высший приговор подписываешь. Так бы, может, получил лет двенадцать – пятнадцать. А раз в отказную идешь, пожизненное светит. Ну, может, суд и смилостивится и впаяет лет так двадцать пять, – откровенно издевательски добавил он.

– Да иди ты, козлиная морда! – морщась от боли в боку, буркнул Зубов. Молодой снова пнул его. – Вот она, гребаная демократия…

– Слушай, сторонник реформ и преобразований, – подойдя, присел рядом человек в штатском. – Мы не стали поднимать на тебя дело из-за бойни в камере, думали, и так мужик лишку хватанул. Все-таки пойдешь не на восьмерик, из которого ты шесть оттянул. Но, похоже, ты по-хорошему не желаешь. Мы можем устроить тебе небольшой мордобой. Сунем тебя в камеру к Лошаку – и представляешь, что с тобой будет? По крайней мере отделают по полной камерной программе. А там парочка громил сидит, те вообще беспредел, они и опустить могут.

Зубов плюнул ему в лицо.

– Но ведь можно и по-другому, – рукавом вытерев слюну, спокойно продолжал оперативник. – Ты нам просто на ушко шепни заказчика, и все дела. Мы к тебе со всем уважением относиться станем. Все-таки послужной список у тебя солидный, да и получишь самое малое лет восемнадцать. Так почему бы не уважить тяжеловеса! Кто заказчик?