Последний гвоздь - Дмитрий Ничей

– Да уж, беспокоит, – вздохнула женщина, – Дочке в школу идти. А она ни в какую. Боится.

– М-да, – многозначительно произнёс я, и выждав почти что театральную паузу, продолжил, – Можете предположить о причинах происходящего? Сами что-нибудь думаете по этому поводу?

– Да что тут думать, – махнула рукой женщина, – Старшенький наш, придурок великовозрастный. Разрушил психику ребёнку. Старшеклассники, говорит, вас там обижать будут. Убила бы гада.

– Понятно, – протянул я, – Ну да вы не расстраивайтесь. Это дело поправимое.

– Правда? – она с надеждой подалась мне навстречу.

– И не сомневайтесь, – успокоил её я, – Случай вполне обычный. Приходите-ка завтра вместе с ребёнком. Во сколько вам будет удобно?

– В три, – ответила она.

– Отлично, – сказал я, рисуя жирную тройку у себя на бумаге, – Я вас запишу.

– Спасибо вам, – сказала она, прижимая руку к груди, – Знаете, прямо гора с плеч.

Она вышла и в кабинете воцарилась тишина. Бездвижная, твёрдая, словно стекло. Меня объял ужас.

– Что я наделал? —в отчаянии подумал я, – Что я о себе возомнил? Это ведь как раз тот самый пошлый жанр, который называется трагикомедией. Когда сначала всё весело и беззаботно, а заканчивается слезами, соплями и сломанными судьбами. Куда я лезу, вообще? Обычный случай. Инженер душ человеческих. Бежать, бежать, пока не поздно.

Я запустил пятерню в вазу с леденцами. Попался лиловый. Виноградный – предположил я. Сейчас проверим.

Вдруг дверь распахнулась и на пороге снова появилась Ксения.

– Дмитрий Николаевич, – от её голоса у меня зачесалось в затылке, -Есть ещё один клиент. Вы не заняты? Возьмете?

– Возьму, – снисходительно кивнул я, – Пусть заходит. И да, женщину эту на завтра на пятнадцать-ноль-ноль, запишите ко мне, пожалуйста.

Хорошо, – вежливо кивнула Ксения и исчезла за дверью.

Я щелчком отправил леденец обратно в вазу. Следующим клиентом оказался двухметровый парень с бородой, которой бы мог позавидовать и православный священник. Пока он устраивался поудобнее в кресле, я пытался угадать какая же проблема привела его сюда. Угрызения совести после массового убийства? Вспышки неуправляемого гнева? Ан нет…

Его звали Кирилл. Он учился на выпускном курсе какого-то престижного университета и был подвержен постоянным душевным терзаниям. Похожий на беспощадного викинга, он тем не менее был натурой утонченной, и на деньги, выделяемые чуткими родителями, надоедал психоаналитикам своим бесконечным нытьём. На этот раз его угораздило по уши влюбиться в молоденькую преподавательницу. Сама ещё вчерашняя студентка, она изо всех сил пыталась казаться серьёзной, не замечая глупости и колкости, отпускаемые её двухметровыми студентами. А он, самый огромный из них, обречённо вздыхал на последнем ряду, не в силах побороть свою застенчивость. А она, вся такая неземная, чистая и в то же время желанная до умопомрачения…

Я сразу решил, что не буду ему помогать. Нет у него никаких проблем, кроме инфантильности и вызывающей отвращение избалованности. К тому же щедро удобряемой беспощадной родительской любовью. Ну так пусть платят, если деньги некуда девать. Я терпеливо выслушал его тоскливый полуторачасовой монолог о несчастной любви, пообещал проанализировать ситуацию и записал его на следующий приём.

Вернувшись домой, я вдруг испытал нечеловеческую усталость. Я завалился на диван и закрыл глаза. Под одному лишь мне слышный тихий шум я начал погружаться в ватную бездну и понял, что вот-вот усну. Я вытащил из кармана телефон и набрал номер.

– Да, – услышал я холодный голос Ольги, – Я слушаю.

– Привет, – невнятно сказал я, с трудом шевеля губами.

– Ты пьяный что ли? – в её голосе слышалась неприязнь.

– Почему – пьяный? Устал просто очень.

– На работу устроился?

– Ну да, – вздохнул я.

– Что ж за работа у тебя такая, – с усмешкой спросила она, – что ты с ног валишься? Раньше за тобой такого не замечалось. Хотя то, что работаешь – уже хорошо. Чего звонишь-то?

– Соскучился, – уже безнадежно ответил я, – Услышать хотел.

– Услышал?

– Услышал, – почти огрызнулся я.

– Ну тогда пока. Отдыхай.

– Пока, – сказал я и снова уронил голову на диван.

Нарастающее чувство досады разметало остатки сна. Я снова поднёс телефон к лицу и набрал номер.

– Димочка! – раздался в трубке обрадованный голос Юли, – Привет!

Димочка…

– Привет, – облегченно выдохнул я, – Юль, приезжай! Мне плохо.

– Ой, Димочка, – оправдываясь защебетала она в ответ, – Я сегодня не могу.

– Совсем?

– Совсем. Ну, Димочка, ну не обижайся. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Просто сегодня никак. Обстоятельства так сложились…

– Понятно, – разочарованно протянул я.

– Ну Ди-и-мочка! Я в следующий раз обязательно приеду.

– Ладно, Юль, давай! – попрощался я, – Я тебя тоже люблю.

Что ж так всё плохо?..

***

Всё вокруг было покрыто сочной изумрудной зеленью. Полуденное солнце светило ярко, и раскинувшиеся заросли были настолько яркими, что казались неестественными. Холм был таким крутым, что на нём было очень трудно удержаться. В самом центре холма был огромный квадратный тоннель, начинающийся у его основания бассейном с прозрачной голубой водой. Там было совсем неглубоко и небольшое течение уносило голубую воду по тоннелю вглубь холма. А я стоял на самом краю тоннеля и, рискуя сорваться, завороженно вглядывался в эту сказочную красоту. Нашарив, я достал из кармана небольшой моток лески с привязанными к ней маленьким крючком и ярким красно-белым поплавком. В зарослях какого-то кустарника с мясистыми листьями, справа от меня сидели две гусеницы, размером с сардельку каждая. Одна из них глянцево поблёскивала черными и белыми чередующимися кольцами, вторая, ярко – оранжевая была украшена вдоль спины голубыми волосатыми бусинками. Справедливо рассудив, что ничего хорошего из этого не получится, я не стал их трогать и без труда найдя в сочной траве возле себя маленькую гусеничку, насадил её на крючок. Я закинул леску, но её тут же утащило течением вглубь холма, в тоннель. Пришлось забросить ещё раз, сместив поплавок. Вокруг наживки в кристально чистой воде стали собираться рыбки. Поклёвка, вторая, поплавок резко ушёл под воду я резко подсёк и вытащил из воды блестящую рыбку. Пожалев, что не взял никакой ёмкости для воды, я бросил рыбку в изумрудную траву. Снова поймав гусеницу, я сменил наживку и забросил леску. На этот раз хитрые рыбки, не торопились клевать, медленно плавая вокруг наживки. Я оглянулся и увидел, что палящее солнце иссушило лежащую в траве пойманную рыбку, сделав её словно варёной. Вдруг заметив движение, я увидел ползущую ко мне ярко-зелёную змею. Не в силах пошевелиться от страха, я наблюдал как она подползла к рыбке и медленно стала заглатывать её, толчками надеваясь как чулок. Поняв, что в этот момент она беспомощна, я схватил её пониже головы и рывком сбросил вниз, в воду. Я осторожно заглянул себе под ноги и увидел, как она уплывает прочь, извиваясь в прозрачной воде…

Я открыл глаза и еще некоторое время лежал, находясь под впечатлением от виденного мной множества ярких красок. Интересно, к чему снится рыба? Надо будет посмотреть в интернете…

Настроения не было никакого, но я заставил себя встать с кровати и привести себя в порядок. Подойдя к холодильнику, я достал бутылку пива, долго смотрел на неё, уставившись молча, затем вздохнул и поставил на место…

Прекрасная девушка Ксения, встретила меня у входа и, улыбнувшись, сообщила, что меня уже битый час дожидается Кирилл. Час от часу не легче.

Кирилл сидел напротив двери моего кабинета, склонив голову, словно рыжебородый рыцарь Барбаросса. Едва завидев меня, он вскочил, глядя на меня с таким выражением лица, словно пришел сюда не со своими тараканами, а с открытым переломом обеих рук. Я кивнул ему, поздоровавшись, и пригласил в кабинет. Кирилл поудобнее угнездился в кресле и всё началось снова…

– Нет, вы не подумайте, – басовито бубнил Кирилл, – Я бы мог к ней подойти, заговорить. На самом деле для меня это не сложно. Но если вся моя натура сопротивляется этому – значит в этом есть какой-то смысл? Может быть, даже какой-то особый. Она, действительно, необычная. И её появление в моей жизни, наверняка, не случайно…

Я поглядывал на него исподлобья, с деловитым выражением лица делая пометки в блокноте. На самом деле я рисовал неуклюжего бородатого человечка с бесконечно унылым выражением лица. И едва я попытался вникнуть в суть монотонного гудения Кирилла, как на меня напала смертная тоска и, недолго поколебавшись, я пририсовал человечку увесистый писюн.

– К тому же беспокоит другое, – продолжал Кирилл, – В то время, как я всячески пытаюсь сохранить для себя её образ в ореоле таинственности и недосягаемости, окружающие абсолютно бесцеремонно вторгаются в окружающее её пространство, намеренно стараясь всё опошлить…