Двое - Артем Опарин

обманул, я не посмотрел даже трети представления.

– Пойдем к ней за кулисы, а потом поедем к тебе фильм смотреть. Хорошо?

– Хорошо, – безучастно ответил я.

Мы спустились к сцене, зашли за кулисы к Саше. Оля обняла ее и сказала:

– Молодец. Очень хорошо выступила.

– Спасибо, – ответила Саша.

– Ты сейчас здесь останешься?

– Да, мы торт с преподавателями кушать будем.

В это время как раз подошли родители Саши. Мы с ними поздоровались, Оля напоследок сказала Саше, чтобы она написала ей вечером. Саша кивнула в ответ, и мы вышли из зала, молча спустились на первый этаж, взяли куртки из гардероба и вышли на улицу.

– Ну что, пойдем до остановки? – спросила Ольга.

– Не хочешь прогуляться? – ответил вопросом на вопрос я.

– Не особо.

– Давай немного пройдемся. Погода хорошая, – будничным тоном, смотря на небо, сказал я.

– Только если совсем немного.

Я решил дойти до своей любимой скамьи, находившейся в минутах двадцати от Дворца Пионеров, где проходило выступление – да, это была та самая скамья. Весь этот путь мы преодолели, не проронив ни слова.

На улице стояла и правда хорошая погода. Весна. Все таяло. По набережной гуляли дети с родителями, молодые пары, просто компании молодежи. В общем, было довольно многолюдно.

Дойдя, мы присели на лавочку и просидели молча минут семь. Оле это надоело, и она нервно спросила:

– Теперь мы можем ехать?

– Знаешь, я тут подумал о наших отношениях, – проигнорировав вопрос, сказал я, провожая взглядом уходящий корабль.

– Что-то хорошее, я надеюсь, – она сказала с напущенной веселостью. Мне показалось, она понимает, что я сейчас ей скажу.

– Хотел бы сказать, что да. Но тогда солгу. Снова.

– Опять хочешь расстаться? Опять будешь нести чушь про две личности? – сказала она, пытаясь сделать свой голос максимально спокойным. Я видел, что ее начинает трясти.

– Нет, в этот раз все нет так, – вздохнув, я перевел взгляд на нее. – Я тебя больше не люблю, – и, склонив голову, добавил, – Извини

Меня всего знобило, когда я произносил эти слова, глядя ей в глаза. От услышанного зрачки ее расширились, глаза намокли, а всегда румяные щеки приобрели более темные оттенки. По ее правой щеке потекла одинокая слеза, оставляя за собой мокрый след. Я просто стоял и смотрел, сгорая от стыда. Я был не в силах что-либо сделать. Да и сделал бы, будь у меня возможность?

В один миг вся жалость улетучилась. У меня было только одно желание – чтобы это все поскорее закончилось. Я понимал, что ей плохо, но почему-то мне было плевать. Я уже воображал, как буду проводить свободное время. Меня не волновала неизвестность, я понимал, что обрету свободу. Смогу веселиться с друзьями, не обращая внимания на девушку, которая меня ограничивает.

Все мои обещания, данные ей, в одно мгновение превратились в прах. Помню, как уверял, что не брошу ее никогда, что мне не будут нужны другие девушки. А спустя два года я все перечеркнул. Пустослов несчастный.

Я смотрел на нее безразличным взглядом. Простояв минуты три, смотря друг на друга, из ее глаз потекли реки слез. Она развернулась и стремительным шагом пошла вдоль набережной, ни сказав мне ни слова на прощанье. Я же остался стоять, не зная, что делать: то ли догнать ее и проводить до остановки, то ли оставить одну. Я хотел оставить одну, так бы мне стало спокойней. Я бы наконец выдохнул. Но я не смог отпустить ее одну. Побоялся, что ей в голову взбредет покончить с собой – она много раз говорила, что не представляет свою жизнь без меня. Поэтому, увидев, что она отошла метров на двадцать, я догнал ее. Когда я подбежал, она повернулась и со сдержанной ненавистью, которую была вправе выплеснуть в тот момент, сказала:

– Ты мне уже все сказал. Что тебя еще от меня нужно? – и, вглядываясь своими красными от слез глазами мне в глаза, язвительно продолжила. – А, или ты боишься, что я что-то сделаю с собой? Можешь не беспокоиться, я доеду до дома в целости. Можешь уходить. Видеть тебя не хочу.

Мне было плевать, что она говорит. Но я молча поплелся следом, когда она быстрым шагом пошла дальше. Прошли мы так метров тридцать, и она вновь заговорила, но в этот раз не сдерживая эмоций:

– Тебе что от меня нужно? Просто объясни.

– Прости, – равнодушно вымолвил я, смотря куда-то сквозь нее.

– Прости? Да ты даже извиниться не можешь нормально. Ты гребаная машина. Куда делся тот мальчик, которого я полюбила? Мальчик, не скрывающий свои чувства и эмоции. Что с тобой произошло?

«Того мальчика нет больше, он вырос».

– Прости, —повторил я.

«И зачем я вообще извиняюсь? За что? За отсутствие чувств?»

– М-м-м. Все остальные слова улетучились? Больше не в состоянии что-либо сказать?

Она хотела еще что-то добавить, но ее прервали проходящие мимо парни, которые кричали, чтобы мы мирились.

«Ох, как вы не вовремя, ребята».

Она сорвалась и побежала к каким-то дворам, пытаясь оторваться от меня, но я ее догнал, и тогда она продолжила, вытирая слезы:

– Или тебе стыдно что-либо сказать? А? Что же тогда было вчера? Зачем ты занялся со мной сексом, не любя? Или ты хочешь убедить меня, что разлюбил за секунду? Ты просто воспользовался мной и бросил. От этого мне обидней всего, – она сказала и пошла, больше не обратившись ко мне ни разу.

После ее слов мне стало стыдно. Ведь и правда: я ее не люблю долгое время, зачем я вчера соблазнил ее? Может, я все же что-то чувствую?.. Хотя кого я обманываю? Мне просто приспичило потрахаться…

Это низко даже для меня.

Молча мы дошли до остановки, она села на автобус и уехала. Я вернулся на набережную и медленно передвигая ноги направился в сторону дома.

Если честно, то я сам не знаю, что тогда чувствовал. Внутри меня был клубок различных эмоций: ненависть, облегчение, страх и стыд. И каждая из них чередовалась. Меня распирало от злобы на самого себя, во мне пробудилась неведомая до этого агрессия. Я достал телефон и написал два сообщения:

«Я сделал это» – получатель Лена.

«Прости меня, пожалуйста» – получатель Оля.

В ответ мне посыпалась гора сообщений, но мне не хотелось даже читать их, поэтому я выключил телефон и не трогал его до следующего дня.

Вернувшись домой, я взял скейтборд и поехал кататься, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. И ехал я максимально быстро, отталкиваясь так сильно, как никогда до этого. Подсознательно я надеялся, что со что-нибудь случится и будет моей платой. Тогда я думал, что, возможно, ей станет легче, если меня вдруг машина собьет. Некая месть за то, что я сделал с ней. Но, конечно же, все было не так. Ей стало бы еще хуже.

Я без происшествий докатился до пристани и повстречал