Любовь неукротимая - Хизер Сноу

– Едва ли вас можно назвать обезьяной, – заметила она. – И вы уж точно не дикий. Неужели мистер Аллен рассказал вам эту ужасную ложь? – Пенелопа стиснула зубы. – Надо бы мне объяснить этому человеку кое-что…

– Нет, я уже все ему сказал. – Габриэль глубоко вздохнул и отвернулся, проведя рукой по волосам.

Пенелопа подошла к нему, положив руку на его плечо. Он замер в напряжении. Нет, так не пойдет. Пенелопа не сможет помочь ему, если он замкнется и будет проклинать себя за каждый проступок.

– Габриэль, несмотря на то, что произошло вчера, я знаю, ты никому не желал зла. Бог свидетель: ты пытался сбежать от каких-то своих видений.

Габриэль дышал быстро и поверхностно, словно ладонь Пенелопы вселяла в него особую слабость. Однако он не отстранился. «Уже лучше», – подумала леди и решила сделать следующий шаг.

– Что же ты видел?

Он сжал руки в кулаки.

– Я… не знаю.

– В смысле, ты не можешь описать это? Возможно, если ты расскажешь хоть что-нибудь…

– Нет. – Габриэль оттолкнул от себя ее руку, и Пенелопа попятилась назад. – Я имею в виду… Я не могу вспомнить. Ничего. Ни того, что произошло. Ни тебя. Я знаю лишь то, что Аллен изложил мне в подробностях.

– Но это ничего не значит, – пробормотала она в первую очередь для самой себя. Уже вчера вечером она поняла, что симптомы Габриэля не похожи ни на какие другие. Однако когда она имела дело с безумием – и в теории, и на практике, – у больного оставались хоть какие-то воспоминания о приступах. Да, пациенты многое путали, еще больше забывали, кое-что домысливали, но не помнить совершенно ничего?…

С чем же именно столкнулась Пенелопа? Лечение Габриэля обещает быть более трудным, чем она ожидала. К тому же она боялась собственных импульсов: ей хотелось немедленно бросить все и уехать.

– А моя жизнь вообще ничего не значит, – подавленно прошептал он, поворачиваясь к посетительнице. Он направился прямо к ней, встав лицом к лицу. Мука, выражаемая его взглядом, утвердила в Пенелопе желание остаться рядом. – И так же бессмысленно ваше пребывание здесь, – добавил он. – Я очень благодарен вам за милосердие, но все же желаю, чтобы вы уехали.

Пенелопа не спускала с него взора, не в силах поверить в его слова.

– Что?

– Я хочу, чтобы вы уехали, – более настойчиво повторил он. – Отправляйтесь домой, леди Мантон.

Глава 3

– Домой? – переспросила Пенелопа, скрестив руки на груди и гневно взглянув на Габриэля. – Ну уж нет, и не надейтесь. Как вы могли подумать, что я просто так возьму и уеду?

Ее упорство смутило его. Ну какое ей до него дело? Они не виделись уже два года. И если быть честным, леди Мантон им уж точно не дорожила – не зря же она перестала приглашать его в свой дом после похорон Майкла. Со счету можно сбиться, сколько раз Габриэля прогоняли с порога ее загородной усадьбы, и каждый раз он слышал от дворецкого лишь одно: «Леди Мантон никого не принимает, милорд». Но более всего его оскорблял отказ через посредника; вдова кузена и сама могла объясниться с ним, ведь он считал ее своим другом.

– У вас нет выбора, – не уступал Габриэль, хоть Аллен и показал ему предоставленные Пенелопой письма: с дозволения матери больного молодая родственница имеет полное право навещать его в любое время. – Очень жаль, что мать втянула вас в эту историю. Она не должна была так поступать. Моя семья, конечно, упрятала меня сюда, но я по-прежнему сам себе хозяин.

Пенелопа самоуверенно вскинула голову, всем своим видом давая понять: без боя она сдаваться не намерена. Это смутило Габриэля. Прежде он и не подозревал, что за столь милой наружностью может скрываться бунтарский дух.

– Понимаю. И такое положение дел тебя вполне устраивает, да?

Его щеки покраснели от ярости.

– А теперь поймите вот что…

– Нет, ты пойми вот что. Твоя мать рассказала, что приступы становятся все сильнее и повторяются все чаще. – Пенелопа слегка смягчила тон, показывая, что сама переживает. Гнев Габриэля утих. – Я просто хочу сказать, – пояснила она, – что, возможно, здесь тебе не обеспечивают должный уход, необходимый для выздоровления.

Он поймал ее взгляд.

– А ты, значит, знаешь, что именно мне нужно? – Габриэль машинально подошел к ней; ее светло-зеленые глаза словно притягивали его. Он злился на нее, даже проклинал, однако не мог не признать, что эта женщина пробудила в его сердце робкую надежду. – Лучшие врачи пытались излечить меня, и ничто не помогло. Думаешь, у тебя есть особые чары? – с сомнением в голосе сказал он. Но, наткнувшись на ее решительный взгляд, он почувствовал, как его скепсис на мгновение поколебался.

Пенелопа взволнованно облизнула губы и невольно отступила. Этого крошечного шажка хватило, чтобы разрушить хрупкий мостик взаимного доверия, переброшенный через ледяную реку отчуждения. И вновь – лед, такой же стылый, как и его душа. Габриэль спугнул Пенелопу? Возможно, ей показалось, что он в любой момент может наброситься на нее в очередном приступе безумия? Вчерашние события в изложении Аллена не отпускали его. И скорее всего ее…

– Конечно, нет, – ответила леди невозмутимо, стараясь показать, что не боится его. – Но я уже помогала людям излечиться от подобных заболеваний. В частности, участникам войн.

– Правда? – Габриэлю было интересно, почему его мать обратилась за помощью к Пенелопе. Но такой причины он явно не ожидал. Некоторое время он изучал Пенелопу взглядом, стараясь представить ее в роли врача, излечившего бывших солдат. – Не понимаю.

Она кивнула, словно ожидала от него такой реакции. Пенелопа глубоко вздохнула, стараясь собраться с духом.

– После смерти Майкла я была… – на миг она опустила глаза, словно стараясь найти нужное слово, – …опустошена.

У Габриэля сердце застыло от силы эмоций, промелькнувших в ее голосе. Эта горестная интонация, подобно молнии, поразила бывшего солдата. В самих словах не было ничего необычного – подобное можно услышать от любой молодой вдовы. Но по голосу Пенелопы Габриэль понял, что со смертью мужа она, помимо горя, испытала и что-то еще. Быть может, навсегда распрощалась с юностью и наивностью души.

Да, Габриэль понял ее именно так. На поле боя он сам, подобно другим воинам, испытал нечто схожее – так на всех чувствительных молодых людей влияют невообразимые ужасы войны. Но почему же взгляд Пенелопы столь тосклив и беспокоен?

– Все же после похорон я нашла в себе силы жить дальше и переселилась в поместье брата Майкла. Я даже построила собственный загородный дом. Но когда мне стало чуть легче, я… Что ж. Скажем просто: я заперлась у себя, прячась от остального мира. Я не встречалась ни с кем неделями. Я отказывалась покидать дом, а уж тем более – принимать кого-то.

– И меня в том числе, – прошептал Габриэль. Пенелопа удивленно взглянула ему в глаза; к ее щекам прилила кровь, а брови задумчиво изогнулись. Проклятье. Значит, когда-то давно она обидела его.

– Всех, – подтвердила она. – Даже членов моей семьи. До того дня, когда кузина Лилиан не заехала ко мне и не вытащила из дома силком, чтобы увезти к себе. – Пенелопа сухо улыбнулась. – Не знаю, помнишь ли ты ее, но с ее упорством тягаться трудно.

Габриэль припомнил высокую брюнетку, на свадебном балу не расстававшуюся с графом Стратфордом. Он также помнил, с какой любовью кузины относились друг к другу.

– Уверен, она сильно за тебя переживала.

– О да. Но даже с ее помощью мне не удавалось выбраться из топи отчаяния.

– Понимаю, – только и сказал он. Мысль о том, что горе изменило навсегда то светлое веселое создание, которое он знал прежде, сразила его. Габриэль и представить не мог такого поворота событий. – Ты очень сильно любила Майкла, – добавил он.

– Да. – Пенелопа отвела взор, попытавшись улыбнуться, но губы не поддались. – Конечно.

Габриэль насупился, словно что-то в ее словах смутило его. Дело не только в смерти Майкла? Неужели супруги жили не так уж счастливо? Но прежде чем он успел задать вопрос, Пенелопа продолжила рассказ:

– Лилиан решила, что мне любыми средствами необходимо избавиться от тоски. Она настояла, чтобы я отправилась с ней в частную лечебницу, которую Стратфорды открыли специально для исцеления душевных заболеваний ветеранов и членов их семейств. И вскоре я начала работать с изнуренными сражениями мужчинами. – Наклонив голову, Пенелопа посмотрела на Габриэля заинтересованно. – Ты никогда не задумывался о том, что твоя болезнь может быть последствием некоторых травм, полученных на поле боя?

Он с укоризной посмотрел на нее.

– Было бы глупо с моей стороны не задуматься. – Габриэль до сих пор видел во снах смерть и время от времени просыпался от кошмаров. – Вообще я склонен думать, что именно с этого и началась моя болезнь.

Эти сны приводили в отчаяние, усиливали агрессию, и так продолжалось каждый день в течение года. А последние несколько месяцев Габриэль периодические начал впадать в безумие.