Таганский перекресток (сборник) - Вадим Панов

Абдулла даже не взглянул на оказавшуюся на столе тоненькую папку, не сводил глаз с Розгина.

– Если условия будут приняты, Мустафа клянется, что не тронет никого больше. И готов отвечать за эти слова перед всем сообществом.

– А что они? – глухо осведомился Казибеков.

Адвокат помолчал.

– Никто не понимает, что происходит, из-за чего возникли трения. Мустафа говорит, что вы решили изменить условия, по которым передали ему свой старый бизнес, и затребовали большую долю. Уверяет, что защищался. В этом случае к нему нет претензий. Если ты докажешь, что это не так, – и тебе никто слова не скажет.

– Слова против слов.

– Вы оба серьезные люди, вам верят. Ты можешь убедить людей поддержать тебя.

– И Мустафа может.

Розгин потер пальцами переносицу:

– Люди не хотят войны. Никто не хочет.

– Мустафа начал стрелять! – бросил Абдулла.

– Это все помнят. Но надо понять – почему?

Казибеков скривился, резко поднялся, повернулся к адвокату спиной и спросил:

– Сколько у меня времени?

– Советую определиться до утра. А вообще люди хотят, чтобы завтра вечером что-нибудь решилось. Если потребуется, они готовы встречаться и говорить.

– Я понял. Спасибо, Павел. Уходи.

– Это грабеж, – тихо сказал Юсуф, бросая папку на стол. – За такие деньги бизнес не продают. Насмешка! Мы потеряем миллионы!

Абдулла тяжело посмотрел на младшего брата и повернулся к Ахмеду, третьему сыну Ибрагима.

– Что скажешь?

Тот мрачно потер подбородок:

– У Мустафы сила?

Абдулла кивнул.

– Неужели не достанем суку?

– Ляжем, – коротко ответил старший брат.

– Об отце говорим, Абдулла, – напомнил Ахмед. – Мстить надо, иначе Мустафа вернется. Выждет полгода и вернется добивать. Если на кровь не пойдем – он не отстанет.

– У Мустафы Зарема, – буркнул Абдулла.

– Ай! – Ахмед выругался. – Зарема! Забыл!

– Но Мустафа не может ею управлять, – негромко произнес Юсуф.

Абдулла повернулся к брату:

– Почему ты так решил?

– Потому что иначе он бы уже положил всех нас, – просто ответил младший. – Потому что ему было бы плевать на мнение сообщества. Неужели не понятно?

– Перстень, – прошептал догадавшийся Абдулла. – Отец спрятал перстень!

* * *

fOff не лгал Орешкину – он действительно был историком. Причем – превосходным историком.

Семнадцать лет назад Валерий Леонидович Хомяков с отличием окончил Московский историко-архивный институт, поступил в аспирантуру, стал кандидатом, а через несколько лет и доктором. Хомяков специализировался на России Средних веков, однако коллеги и научные руководители отмечали глубокие, если не сказать – энциклопедические знания Валерия Леонидовича во многих других областях и неоднократно подчеркивали, что он не просто занимается историей, а вкладывает в работу душу, что он увлечен и влюблен в свою профессию. Хомяков прекрасно разбирался в истории Западной Европы и Ближнего Востока, неплохо ориентировался в прошлом Средней Азии и Китая. И очень сожалели коллеги, когда Валерий Леонидович принял решение уйти из науки. Хотя и понимали, что молодому и умному мужику трудно жить на нищенскую зарплату, которую выдавали в конце двадцатого века таким вот башковитым, но… несовременным людям.

Хомяков изменил науке, но не истории. Покинув институт, Валерий Леонидович открыл собственный салон и, благодаря энциклопедическим своим знаниям и нечеловеческому упорству, через каких-то три года стал самым известным в Москве антикваром.

Так что обманул fOff Орешкина, крепко обманул. Разбирался виртуальный приятель в старинных сокровищах, блестяще разбирался, профессионально, на уровне ведущих европейских экспертов.

Закончив разговор с Димкой, которого он знал под ником Сержант, Хомяков некоторое время молча сидел в кресле, а затем вновь вызвал на экран присланные фотографии. Перстень, вид сверху. Перстень, вид сбоку. Камень крупно. Надписи.

– Забавно, – вздохнул Валерий Леонидович, – весьма забавно.

Кто бы мог подумать, что невинная страстишка обернется таким вот образом?

Хомяков знал, что тщеславен, любил он слышать восхищенные и завистливые возгласы, обожал демонстрировать свое превосходство в уме и знаниях. Эта черточка характера и привела Валерия Леонидовича на исторический форум. Серьезные оппоненты в Интернете попадаются нечасто, обычно подростки да прочитавшие пару книжек дилетанты, и в их компании Хомяков развернулся вовсю. С ленивым высокомерием громил он недоучек практически в любом историческом вопросе и очень скоро стал признанным авторитетом среди завсегдатаев. Хомякова уважали. Хомяковым восхищались. Хомяков был счастлив.

Но обращение занудного Сержанта выбило Валерия Леонидовича из колеи, заставило насторожиться и задуматься. Глубоко задуматься. И не только потому, что ему понравился показанный виртуальным приятелем перстень. Все было гораздо сложнее: Хомяков знал, кому принадлежит сей раритет. Точнее – принадлежал. Валерий Леонидович помогал Ибрагиму собирать коллекцию и не один раз видел перстень на пальце покойного.

– Что ж, Сержант, жаль, конечно, но, кажется, ты влип.

Хомяков взял телефон и набрал номер резиденции Казибековых.

* * *

– Валерий? Конечно, помню.

Абдулла поморщился и переложил телефонную трубку в другую руку. Ему до чертиков надоели звонки с соболезнованиями. Правильнее всего было бы посылать всякую шушеру на… Ну, понятно куда. И еще пару лет назад молодой Казибеков именно так и поступил бы, однако новые игры, в которые заставил его играть отец, диктовали новые правила: приходилось быть вежливым. Не со всеми, разумеется, но приходилось. Антиквара Абдулла хотел отправить к секретарю, но вспомнил, что Ибрагим отзывался о Хомякове очень хорошо и лично представил его сыну. Человек известный, человек полезный – можно уделить ему пару минут.

– Абдулла, я огорчен и расстроен. Ты знаешь – я очень уважал твоего отца. Прими мои соболезнования.

– Спасибо, Валерий. Спасибо, что не забыл меня в этот час. Я тронут.

Короткая пауза. Как человеку воспитанному, Хомякову следовало попрощаться – тон хозяина предполагал короткий разговор, но антиквар медлил.

– Абдулла, извини, что спрашиваю… возможно, мой вопрос покажется тебе неуместным, но…

«Шакал боится за свой бизнес! – угрюмо подумал Казибеков. – Кажется, отец заказывал у него картину?»

– Валерий, все договоренности, какие были у тебя с моим отцом, остаются в силе. Но давай вернемся к этому вопросу через несколько дней, хорошо?

– Абдулла, извини, ты меня неправильно понял, – торопливо, боясь, что Казибеков бросит трубку, проговорил Хомяков. – Я хотел спросить, не пропало ли что-нибудь у твоего отца?

Абдулла вздрогнул. Секунды через три он закрыл рот, сглотнул и осторожно поинтересовался:

– Что именно?

– Понимаешь, мне показали перстень с крупным красным камнем, очень похожий на тот, что…

– Он у тебя?!!

Казибеков заорал столь громко, что Хомякову даже пришлось оторвать трубку от уха.

– Вези его мне! Нет! Я сам приеду!!

– Абдулла, я же сказал: мне его показали. Прислали фотографию через Интернет.

– Кто прислал?

– Не знаю. Точнее, так: я знаю его только под сетевым псевдонимом.

– Где он сейчас?

– Мы договорились встретиться завтра.

– Поздно! Я хочу найти его как можно быстрее. – Казибеков задумался. – Валера, оставайся дома. Через полчаса к тебе приедут мои люди, расскажешь им что и как. Попробуем найти твоего приятеля.

Хомяков удивленно поднял брови: ничего себе спешка.

«Что же это за перстень?»

И в голове вдруг всплыла шутливая фраза, которую он написал Сержанту: «Ты должен помнить, чем запечатывали сосуды с джиннами…»

Но вслух произнес другое:

– Э-э… Абдулла, мне неудобно говорить, но…

– Если с твоей помощью я верну кольцо, гонорар составит полмиллиона, – веско бросил Казибеков. – Нормально?

– Абдулла, поверь, я приложу все усилия…

– Вот и хорошо.

* * *

Розгин позвонил Батоеву сразу же после встречи с Казибековыми, сказал, что ультиматум передан и Абдулла берет время на размышление. Ответ будет завтра. Мустафа выразил надежду, что Казибеков поведет себя здраво и не встанет перед паровозом. После короткой паузы адвокат осторожно заметил, что наблюдать за столкновением вышеупомянутого паровоза и упрямого Абдуллы никому не интересно. На том и порешили. Батоев продемонстрировал глубокую уверенность в собственных силах и не сомневался, что Розгин обязательно поведает об этом сообществу.

Однако, положив трубку, Мустафа позволил себе весьма длинное ругательство, и тон, которым Батоев посылал проклятия, не был тоном победителя.

Абдулла взял время до утра.

Казибековы заперлись в своем дворце.

На первый взгляд в этом не было ничего необычного – в подобных обстоятельствах любая семья повела бы себя именно так. Но время идет, а сыновья старого Ибрагима до сих пор не отправили своих жен и детей подальше от Москвы. Почему? Они-то, в отличие от Розгина и сообщества, прекрасно понимают истинный смысл ультиматума и знают, что шансов выстоять у них нет. Если Мустафа придет в их дом, лягут все, кто в нем окажется. От Заремы не уберечься.