Чертова погремушка - Татьяна Рябинина

Мне страшно жить и страшно умереть. Я устал. Я болен. Не телом, а душой. Это страсть, и она меня погубит. Уже погубила. Мне мерещится всякое. И тот, кого я видел когда-то во сне. Тот, кто подарил мне погремушку. Теперь я знаю, он не Бог. Он уже не так красив. Он смеется надо мной, зная, что обманул меня, что я в его власти. А еще меня постоянно мучают воспоминания о… (здесь несколько строчек густо зачеркнуто). Мне страшно. Как мне ни тяжело, я должен буду рассказать об этом Косте и Лене. Ее обязательно надо найти и…»

Костя закрыл тетрадь и положил ее на стол.

— Да-а-а… — протянул он. — Ну и дела.

— Вот видишь! А еще помнишь, в больнице он сказал: «Только погремушку нельзя…» Костя, не надо за ней ехать!

Он молча барабанил пальцами по столу. На лице его читалась не просто борьба, а настоящая мировая война. Я умоляюще смотрела не него.

Как знать, может, здравый смысл и победил бы, но я сделала роковую ошибку. В тот момент, когда мне показалось, что Костя все-таки склоняется к моему мнению, я сказала жалобно:

— Костенька, ну хочешь, я на колени перед тобой встану?

— Перед иконами своими на коленях стой! — грубо оборвал меня Костя. — А теперь вытри сопли и слушай меня.

Я уставилась на брата, от неожиданности открыв рот. Да, мы с ним часто ссорились и спорили, и он нередко грубил и орал на меня, и все-таки обычно я брала верх. Может, потому, что чувствовала, что сильнее его. А может, потому, что была права. На этот раз я тоже была права, но что-то подсказывало мне: ни криками, ни уговорами, ни слезами настоять на своем мне не удастся. Таким я его еще никогда не видела.

— Так вот, — Костя навис надо мной и смотрел мне прямо в глаза каким-то совершенно диким взглядом. — Видишь эти деньги? Половина — твоя. Можешь забрать их хоть сейчас. Те деньги, которые в банке, мы получим через полгода. Разумеется, тоже пополам. Как только станет тепло, я полечу в Сибирь, найду эту дрянь и привезу сюда. И не надо кивать на дядю Пашу. Во-первых, он явно не дружил с головой. Уж не знаю, от травмы или всегда таким был. Честно говоря, мне плевать. А во-вторых, то, что он был патологическим скрягой, совершенно не значит, что и я стану таким же. Мне никогда не хотелось иметь много денег только для того, чтобы они были. Я хочу их тратить, понимаешь? Иметь хорошую машину, дорогую одежду, ходить с красивыми девушками в рестораны. Дом купить. На Канарах. А не корячится всю жизнь на чужого дядю за какие-то жалкие тридцать штук в месяц. Чтобы мелочь в карманах считать на бутылку пива. Чтобы у сестры занимать до получки, если надо девушку в кафе пригласить. Или на новые джинсы.

— Но, Костя, — робко попыталась возразить я, — с дядиными деньгами тебе теперь не надо будет занимать у меня на кафе и джинсы. Хватит и на машину, и на дом, и на кругосветное путешествие с девушками.

— Что мне эти гроши? — презрительно фыркнул Костя. — А это, сама понимаешь, гроши по сравнению с тем, что я могу получить. В общем, все. Разговор окончен. За шаром я поеду, нравится тебе это или нет. Конечно, я бы предпочел, чтобы ты поехала со мной. Но если тебе религиозные убеждения не позволяют, — тут он ядовито ухмыльнулся, — я не настаиваю. Сам справлюсь. Я могу даже первый найденный клад целиком тебе отдать. Построишь церковь в честь равноапостольных Константина и Елены и будешь в ней уборщицей. Кстати, если я тебя так раздражаю, то могу переехать пока в дядину квартиру.

Он хлопнул дверью гостиной и, насвистывая, отправился в ванную. А я уткнулась носом в спинку дивана и залилась злыми бессильными слезами.

Хоть я и не настаивала, Костя действительно переехал в дядину квартиру. «Чтобы не шокировать твою нравственность своими внебрачными связями», — так он сказал.

Когда мы с Костей съехались, он жил в страшенной грязи и питался лапшой быстрого приготовления. Мы договорились, что я буду вести хозяйство, кормить его и обстирывать, но за это он не будет приводить в нашу квартиру своих подружек.

Нет, я совсем не ханжа и считаю, что каждый человек волен решать для себя, будет ли он жить монахом, в браке или беспорядочно рассеивать свой генетический материал по всей вселенной. Если бы Костя привел в дом жену, пусть даже гражданскую, я бы не стала возражать. Может, меня и раздражали бы их счастливые вопли за стеной, но я бы притерпелась. В конце концов, мой развод со Славкой вовсе не означал, что я поставила крест на личной жизни. Мне всего двадцать восемь, и у противоположного пола я пользуюсь успехом. Однако я слишком брезглива, чтобы терпеть у себя дома неизвестных девиц, сменяющих друг друга со скоростью звука, замачивать Костины простыни в пятновыводителе и, натянув перчатки, отмывать ванну от чужой интимной растительности.

Впрочем, наш разъезд на Костину личную жизнь положительного влияния не оказал. Раньше во всех своих неудачах он винил мое «ханжество и самодурство» и свою «нищету», а теперь — «всеобщее женское коварство и блядство». На мой же взгляд все обстояло несколько иначе.

Так уж вышло, что наша близнецовость повернулась ко мне фасадом, а к Косте, соответственно, задом. Лет до десяти-одиннадцати мы были похожи больше, чем некоторые однояйцовые близнецы. Поскольку меня стригли коротко, а одеваться я предпочитала в брюки и мальчишечьи рубашки, все принимали нас за братьев. Тем более я любила представляться не Ленкой, а Лёнькой. Иногда нас путали даже родители. Я никогда не играла в куклы, презирала девчачьи ленточки, тряпочки, альбомчики. Чтобы различать нас, не раздевая, мама заставила меня отпустить челочку. До шестого класса у нас был один и тот же размер одежды и обуви, и частенько мы дрались из-за джинсов или кроссовок не хуже двух сестер. Мы были одинаково невысокие, тощие, русоволосые и сероглазые. И даже голоса у нас были очень похожие.

Перемены начались лет в двенадцать. У меня потихоньку начала расти грудь, что почему-то чрезвычайно обижало Костю. К тому времени мы уже лет пять жили в разных комнатах, но он привык забегать ко мне, когда захочется, и однажды влетел, когда я переодевалась.

«Фу, какая ты становишься уродливая!» — заявил он, увидев мои жалкие припухшие бугорки.

Я долго плакала, а потом поняла: Костя просто завидует тому, что я взрослею быстрее. Тем более я сильно обогнала его в росте и уже превращалась в девушку, а он по-прежнему оставался мальчишкой. У меня появился поклонник классом старше, а на него девчонки внимания не обращали.

Классу к десятому Костя ростом догнал меня и говорил басом, но… Если я при росте 165 сантиметров была вполне стройной девушкой среднего роста, то Костя выглядел плюгавым хлюпиком. Волосы у нас были одинаково неинтересного цвета, но я красила их в каштановый, а Костя так и щеголял не слишком густой шевелюрой цвета пыльной мыши. Девушки по-прежнему не воспринимали его всерьез. И не воспринимают по сей день. Чем больше он любит всех женщин оптом, тем меньше женщины любят его. К его и так не слишком презентабельной внешности добавились очки, ранние залысины и сутулость. Мышц у Кости как не было, так и не появилось — на турнике, в отличие от меня, он всегда висел жалкой макарониной. Зато от моей вкусной стряпни у него начал расти аккуратный животик.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});