Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я был маленьким и папа только-только ввел меня в мир «Звездного пути», я любил называть ее Дверь-Турболифт. Я постоянно с ней играл, да и папа тоже. Мы выкрикивали номера отсеков, чтобы компьютер направил нас туда, как будто мы действительно были на борту «Энтерпрайза».
А однажды я нечаянно прижал дверью пальцы, да так сильно, что целых десять минут рыдал от боли и удивления, что дверь меня предала.
Я очень отчетливо помню, как папа кричал, чтобы я перестал плакать, потому что только тогда он сможет осмотреть мою руку, а я не давал ему этого сделать, потому что боялся, что станет только больнее.
После этого случая мы с папой больше никогда не играли с дверью.
Я достал папин пузырек и поставил его на кухонный стол, потом открыл крышку своего собственного и вытряхнул таблетки.
Мы с папой оба принимаем препараты от депрессии.
Кроме «Звездного пути» – и того факта, что мы не говорим на фарси, – депрессия – единственное, что нас объединяет. Препараты мы принимаем разные, но консультируемся у одного врача, что кажется мне довольно странным. Я параноидально боюсь, что доктор Хоуэлл разговаривает обо мне с моим отцом, хотя знаю, что на это он не имеет права. И еще доктор Хоуэлл всегда со мной честен, поэтому я стараюсь сильно не переживать.
Таблетки я запил целым стаканом воды. Папа стоял рядом и внимательно наблюдал, как будто беспокоился, что я сейчас подавлюсь. На его лице читалось то же разочарование, которое я заметил, когда рассказал ему о том, как Толстячок Болджер заменил мое велосипедное сиденье голубыми резиновыми яичками.
Ему было стыдно за меня.
Стыдно за нас обоих.
Сверхлюди не должны нуждаться в медикаментозном лечении.
Отец проглотил свои таблетки не запивая. Его выдающийся тевтонский кадык при этом подпрыгнул и снова опустился. А потом он повернулся ко мне и сказал:
– Ты же слышал, что Бабу сегодня ходил к врачу?
Он опустил глаза. Неловкое Молчание Третьего Уровня начало сгущаться между нами, как межзвездный водород, который из-за силы гравитации собрался в одном месте, чтобы образовать новую туманность.
– Да. Э-э… – Я сглотнул. – Это из-за его опухоли?
Мне все еще было странно произносить это слово вслух.
Опухоль.
У Бабу в мозгу опухоль.
Папа взглянул на Дверь-Турболифт, которая все еще была закрыта, а затем перевел взгляд на меня.
– Последние анализы не показали хороших результатов.
– Ох.
Я никогда не видел Бабу в жизни, только на экране компьютера. И он никогда со мной особенно не разговаривал. Он неплохо говорит по-английски, и те редкие слова, которые я мог из него вытянуть, дед всегда произносил с правильным акцентом и артикуляцией.
Ему просто нечего особенно мне сказать.
Думаю, мне тоже особо нечего ему сказать.
– Дедушка скорее всего не поправится, Дарий. Мне жаль.
Я крутил стакан в руках.
Мне тоже было жаль. Но не настолько, насколько должно бы. И из-за этого я чувствовал себя ужасно.
Дело в том, что дедушка до сих пор был в моей жизни разве что световым изображением. Я не знал, как испытывать грусть из-за того, что он скоро умрет.
Как я уже говорил, доступ к моему внутреннему колодцу был заблокирован.
– И что дальше?
– Мы с мамой все обговорили, – сказал отец. – Мы едем в Иран.
Гравитационная рогатка
Конечно, все бросить и улететь на следующий день мы не могли.
Мама с папой давно знали, что ехать скорее всего придется. Но нам нужно было купить билеты, получить визы и все подготовить.
Так что только через пару недель, сев за стол в школьной столовой, я смог объявить:
– Завтра мы уезжаем.
И тут же осуществил Бета-Уворот влево. Моя соседка по столу, Джаване Эсфахани, имела привычку разбрызгивать «Доктор Пеппер» через ноздри, если я чем-то сильно удивлял ее за ланчем.
Джаване дважды чихнула – она всегда чихала дважды после того, как «Доктор Пеппер» шел у нее носом, – и вытерла лицо салфеткой из коричневой бумаги. Она спрятала темный локон, выбившийся из-под хиджаба в результате ее дикого носового извержения.
Джаване всегда носила хиджаб в школу Чейпел-Хилл, и это казалось мне верхом смелости. Социально-политический ландшафт школы Чейпел-Хилл и так был достаточно коварен, даже если ты не давал никому таких явных поводов к тебе прикопаться.
Джаване Эсфахани была настоящей львицей.
Моргая, она посмотрела прямо на меня.
– Завтра? Так быстро. Ты серьезно?
– Да. У нас уже есть визы и все такое.
– Ого.
Я вытер последствия газированного взрыва со стола, пока Джаване допивала свой «Доктор Пеппер» через соломинку.
Джаване Эсфахани утверждает, что физиологически не способна к отрыжке, поэтому всегда пьет «Доктор Пеппер» из банки при помощи соломинки. Честно признаюсь, я не уверен, что дело именно в этом – я имею в виду физиологию, – но Джаване – единственный человек, кого я мог бы назвать кем-то вроде друга в школе Чейпел-Хилл, так что мне вовсе не хотелось бы из своего чрезмерного любопытства рисковать тем, что она отдалится.
У Джаване гладкое лицо с кожей оливкового цвета, как у настоящей персиянки. Изогнутые брови и все такое. Я даже немного завидую ей: мама унаследовала от Маму довольно бледную кожу, а это означает, что мне не досталось даже половины обычной дозы персидского меланина. Но, с другой стороны, Джаване постоянно спрашивают о том, откуда она родом, а я чаще всего этого избегаю, пока люди не узнаю́т мое имя.
Она взяла картофельный шарик.
– Я всегда мечтала увидеть Иран. Но родители не хотят рисковать.
– Да, моя мама тоже не хотела, но…
– Поверить не могу, что ты правда туда едешь. Ты будешь в Иране в Навруз! – Джаване покачала головой. – Но Чахаршанбе-Сури[8] вы всё же пропустите, да?
– Мы купили самые дешевые билеты, – сказал я. – И вообще. Может, мы перелетим через костер. Это же тоже считается, правда?
Чахаршанбе-Сури – это ночь вторника перед наступлением Навруза. Это странно, потому что, строго говоря, слово «чахаршанбе» означает «среда». Думаю, это потому, что ночь все-таки со вторника на среду. В любом случае традиционный способ празднования Чахаршанбе-Сури – это прыжки через костер.
(И горы персидской еды. Не существует персидских праздников, не подразумевающих такого количества персидской еды, которого хватило бы на прокорм целой долины Уилламетт.)
Мама с папой всегда берут нас с собой на празднование Чахаршанбе-Сури в
- Виланд - Оксана Кириллова - Историческая проза / Русская классическая проза
- Однажды в платяном шкафу - Патти Каллахан - Русская классическая проза
- Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц - Патти Маккракен - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Русская классическая проза
- Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин - Русская классическая проза
- Айлин - Анель Авонадив - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Шкаф - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза
- Мальчик одноразовый - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Не отпускай мою руку, ангел мой - A. Ayskur - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Прозрение Аполлона - Владимир Кораблинов - Русская классическая проза
- Не отпускай мою руку, ангел мой. Апокалипсис любви - A. Ayskur - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы