Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус

глубоко. Если очень глубоко, то и не выбраться.

Арлетта просунула руку между прутьями и наткнулась на пыльную, изгибающуюся дугой кирпичную стену. Замуровано? Выходит в колодец? Тогда откуда сквозняк? Поднявшись на цыпочки, она кончиками пальцев дотянулась до места, где кладка кончалась ровным широким бортиком. Наверное, это что-то вроде полуподвала. Повезло. А что тут с решёткой? Ага. Толстые четырёхгранные прутья с шелушащейся коркой ржавчины. Толстые, но не частые. Здоровый мужик, может, и не пролезет. Но она-то не мужик. Она Арлетта-шпильман. Дитя-змея. Главное, голову просунуть.

Конечно, Бенедикт её никогда не бросит. Арлетта привыкла верить, что Бенедикт всё может, всё преодолеет и всегда её спасёт. Что бы ни случилось.

Да только вот беда. В дело вмешалась принцесса. Да что ж ей неймётся, принцессе этой. Всё у неё есть. Должно быть, и платьев больше дюжины, и башмаки по ноге целые, новые, что ни день. Так нет, приют для сироток зачем-то понадобился. Должно быть, во всём виноват этот господин Ивар. Вот, наверное, противная рожа. Как выглядят люди, Арлетта ещё помнила. Не с рождения слепая. Лучше всего, конечно, помнились Катерина и Бенедикт. Но и чужих она повидать успела. И теперь мстительно представляла себе этого Ивара в самом мерзком виде. Гнусный желтолицый старикашка с вечной каплей на носу, скрюченный от злости, хромой и горбатый.

Ненависть к противному господину очень помогала скрести стену вдоль крайнего прута решётки. В ход пошли каблучки давным-давно подаренных Бенедиктом модных ботинок. Три года назад они на ноге болтались, а теперь жмут. Ничего, Бенедикт новые купит. Уже обещал.

Старый, разъеденный подвальной влагой кирпич мало-помалу крошился, отслаивался. Щель потихоньку расширялась.

Чтоб не так скучно было долбить, успокоившаяся Арлетта принялась воображать себе всякое. Вот если б она была не просто смешная зверюшка для развлечения публики, забавный слепой уродец…

Нет, в зеркало она себя никогда не видела, но с год назад спросила у Бенедикта. Бенедикт до того смутился, что впервые в жизни назвал её, как мама Катерина. Как-то смог выговорить «кровьиночка мойиа», обнял и растолковал, что отцу она любая нужна. А до остальных им дела нет. Пусть чего хотят, то и думают.

Арлетта не дура. Всё поняла. Работать надо лучше. Тогда найдётся какой-нибудь шпильман. Захочет вместе номер делать и замуж возьмёт. Тогда им с Бенедиктом полегче будет. Трое – это уже почти настоящая труппа.

Но помечтать-то можно. Вот если бы она была красавица. Пусть слепая, но красавица, это уж обязательно. Волосы до полу, губы пухлые, фигура как песочные часы… Вот если б Король был не просто сявка с торга, а ночной брат, из тех, кому никто не указ… Высокий. Сильный. Для всех опасный. Для всех, кроме Арлетты. Чтоб одну её любил, чтоб ради неё одной на всё был готов. Собрал бы он своих чёрных побратимов, все как один в чёрных плащах, в масках, с кастетами да с рассекухами…

Каблук не выдержал, отвалился с противным хрустом. Арлетта аккуратно отложила его, чтоб сразу найти, если вдруг понадобится, и стянула второй башмак. Да. Так значит, ночной брат и его побратимы. Взяли бы они тюрьму штурмом. Покрошили бы противных стражников. Вынес бы он Арлетту на руках, прижал покрепче и сказал бы…

Должно быть, уже наступил вечер. Прекрасный ночной брат успел сказать Арлетте много хорошего, а также подарить новые башмачки, капор с лентами и шуршащее шёлковое платье, когда отвалился второй каблук.

Лицо и одежда были в кирпичной пыли, противно скрипевшей на зубах. Руки ныли, болели стёртые до крови ладони. Нечего сказать, отдохнула в воскресенье. Но щель получилась изрядная. Арлетта ощупала ободранный край, провела рукой по шершавому пруту, прикинула расстояние. Взрослый человек по-прежнему не пролез бы, но попробовать стоило.

Поесть ей так и не принесли. Ну и пусть. Не в еде счастье. Шпильманы голодать умеют. Зато никто не смог помешать, не увидел её всю в кирпичной крошке. Лучше бы о ней вообще забыли.

Всё складывалось удачно. Улица за окном была совсем глухой и тихой. Никто ни разу не прошёл, не проехал. А уж вечером и подавно никого не будет. Мысль о том, что окно может выходить в какой-нибудь внутренний двор, Арлетта отвергла сразу. Шагов караула не слышно. Дух из окна вольный, лёгкий. Да и должно же, в конце концов, ей повезти. Она деловито обтёрла подолом лицо и руки, чтоб не выглядеть слишком уж страшно. Стянула платье, оставшись в тонкой нижней рубашке, пропихнула его сквозь решётку, а потом начала протискиваться сама. Для начала сунула голову в получившуюся щель. Тут же почувствовала, как впивается в кожу ржавый металл. Ни туда, ни сюда. По щеке потекла кровь. Арлетта рванулась, едва не оторвала уши, и с разгону уткнулась лицом в холодный камень. Есть! Голова пролезла. Канатная плясунья выдохнула с облегчением и, втянув и без того тощий живот, протиснулась-таки вся целиком.

Уф! Теперь надо как-то извернуться в узком, едва можно сделать вдох, пространстве между стеной и решёткой. Это оказалось не так-то просто. Извиваясь, как змея под лопатой, поднялась на цыпочки. Стоя на кончиках пальцев, дотянулась до края бортика. Ни вздохнуть, ни охнуть. И главное, опереться не на что. Так и застряну здесь!

Арлетта пискнула от ужаса, но тянуться вверх не перестала. Цеплялась ногтями, коленками, грудью и животом. Давай! Allez, Арлетт!

Через десять минут она сидела на бортике, подставив лицо прохладному ветерку с запахом влажных тополей и цветущих яблонь. Осторожно ощупала щёку, стёрла кровь. Ветер налетел снова, раздул парусом подол нижней рубашки. К несчастью, платье вытащить за собой не удалось. Снова сунуться в эту узкую щель Арлетта боялась. Ну и ладно. Обойдёмся без платья. Надо убираться. Посвистеть, что ли? Может, Фиделио её найдёт? Нет. Свистеть опасно. Эта часть побега оказалась какой-то непродуманной. Куда теперь идти? Как добраться до торга?

Арлетта свесила ноги, но мостовой не достала. Ошибочка вышла. Это не полуподвал. Первый этаж. Она повисла на бортике и отпустила руки.

Раз-два – ноги должны были уже встретиться с землёй – три-четыре – не первый этаж, а второй. Надо собраться перед ударом. Пять-шесть – ветер в лицо – шум, похожий на аплодисменты или шорох листьев под ветром, – семь-восемь – не может быть, я же разобьюсь – девять – да не в башне же её заперли – десять – мама! И тут её руки встретились с чужими. Бенедикт!

Нет, не он. Кто-то другой спассировал её. Жёстко. Неправильно. Неумело. Руки едва не выбило из плеч. Арлетту крутнуло в воздухе, завертело так, что даже она, ко всему привыкшая, безнадёжно запуталась, где верх, где