Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус

озадаченно затянул кто-то. – Мы ж ничё такого.

Но Король был умнее.

– Зелёные ноги! – рявкнул он. В переводе с языка ночных братьев на человеческий это означало: «Спасайся кто может!»

Повозку качнуло, кругом слышался железный лязг и вопли, Фиделио надрывался от лая. Арлетта пихнула Решку внутрь повозки и сама собиралась нырнуть следом, но тут её грубо схватили под локти и сдёрнули с козел. Отчаянно заверещал Решка. Фиделио захлебнулся воем, кто-то выругался, нехорошими словами поминая проклятого пса.

– Бенедикт! – закричала Арлетта. Её тащили так быстро, что старые тесные башмаки едва касались земли.

Канатная плясунья не вырывалась. Хотя могла бы. Ох, могла бы. Но точно знала, стражников злить нельзя. Спорить и что-то доказывать бесполезно. Рано или поздно появится какое-нибудь начальство. Вот с ним-то и нужно разговаривать. Так всегда поступал Бенедикт. Разрешение от города у них есть, налоги уплачены, взятки розданы. Может, ещё всё обойдётся. Арлетта подумала, не упасть ли в обморок. С бессознательных спросу меньше. Но пожалела хорошее платье.

Без всяких церемоний её втолкнули куда-то, вперёд и вверх. Она едва не упала, но удержалась, схватившись за частую деревянную решётку. Рядом орали и скверно ругались.

– Арлетта, а тебя-то за что? – над самым ухом пропищал Решка.

– Не знаю. Что это было?

– Облава, нор их изныряй! Попались, как кур в ощип.

Решётка дёрнулась, пол под ногами поехал. Арлетта сейчас же села. Грязно здесь небось. Юбка замарается. Платье страсть как жалко.

– Король, ты тут? – спросила она.

– Король смылся, – весело поведал Решка, – у него же выкидуха всегда с собой. Они нас сетями, а он сеть порезал и слинял. Все наши, у кого ножи были или монеты заточенные, все смылись.

Подумал и добавил печально:

– А нас, наверно, повесят.

– Малолеток не вешают. Пороть будут до посинения.

– Ерунда, – возразили ему, – ничего нам не будет. Если бы на кармане взяли или со сламом в руках – тогда да. Но мы же пустые все. Воскресенье же.

– Даже если опознает кто – отпирайся, Решка, до последнего. Не пойман – не вор.

– Может, Король чё-нить придумает, – предположил кто-то.

– Понятно, – сказала Арлетта. Значит, охотились за шайкой Короля. А она просто так угодила, под горячую руку. Ничего Король, конечно, не придумает. Так далеко его власть не простирается.

– Куда нас везут?

– В Кумпол, ясное дело.

– Куда-куда?

– В тюрьму, – растолковали опытные пацаны.

Телегу тряхнуло. Она вздрогнула, дёрнулась ещё раз и замерла.

Выбраться Арлетте помог Решка. Она так и пошла дальше, незаметно опираясь на его плечо. Стражники теснили их куда-то, без злобы, равнодушно, как стадо овец. Пришлось одолеть пять широких ступеней. На первой Арлетта споткнулась, потом приладилась. Иногда выгодно, если люди знают, что ты слепая. Иногда, напротив, опасно. А что сейчас? Пока непонятно.

– Во, привезли! Куды их? – весело гаркнул кто-то.

– Да кто ж его знает? – отозвался унылый голос. Такие голоса почему-то бывают у всех караульных в остроге или тюремщиков. Скучно им. Служба такая, скучная.

– Погодите, – вдруг оживился караульный, избавленный от непосильного бремени принимать решение, – вовремя вы. Щас всё узнаем.

Зашлёпали тяжёлые шаги, гулко отдаваясь в каком-то большом пространстве, должно быть, тюремном дворе. Загомонили отдалённые голоса, некоторые из них почему-то тонкие, женские.

– Решка, – шепнула Арлетта, – может, сбежим? Ты только скажи, где стражники стоят.

– Не, – буркнул расстроенный Решка, – всё равно поймают. Солдат много. Тут не только стража. Полный двор королевских гвардейцев.

Голоса приближались. К грохоту сапог добавился стук каблучков, шелест множества юбок. Донёсся запах тонких, приятных духов.

Знатные дамы. Не одна, а несколько. Только сумасшедшая будет душиться разом и фиалкой, и розмарином, и ландышем.

– Вот эти дети, ваше высочество.

Высочество? То есть настоящее высочество? То есть принцесса?!

– О… Какая грязь! – фиалками повеяло сильнее, будто кто-то развернул носовой платок. – Они, наверное, все больны.

– Чесотка – не болезнь, – пискнул наглый Решка. К счастью, его не услышали.

– Передайте их брату Альберту. Надеюсь, там уже всё приготовлено.

– Разумеется, ваше высочество.

– Идёмте, ваше высочество. Здесь дурно пахнет.

«Сейчас уйдёт», – испугалась Арлетта. Король тут не поможет, Бенедикта нет, надо спасаться самой.

Отпустив Решку и ловко выскользнув из общей толпы, она повернулась туда, откуда всего сильнее несло фиалками, и изобразила глубокий реверанс по всем правилам искусства.

– Ваше высочество, умоляю вас, выслушайте меня. Я здесь случайно. Я не сделала ничего дурного.

– Правда, – выкрикнул сзади верный Решка, – она не наша.

– Она ни при чём, – подтвердили и другие, проявляя немыслимое благородство.

– Это ж Арлетта-Бабочка.

– Я ни в чём не виновата, ваше высочество, – со слезой в голосе пролепетала Арлетта и присела ещё ниже.

– Никто тебя ни в чём не обвиняет, милочка, – прозвенело над склонённой Арлеттиной головой серебряным колокольчиком, – не пугайся, это вовсе не тюрьма.

– Это приют для бедных сирот, открытый сегодня попечением её высочества, – добавил другой, сдобный до приторности женский голос. Королевские подданные замерли в полном недоумении.

– Точно пороть будут, – печально протянул кто-то.

Арлетта же обрадовалась.

– Ваше высочество, вы добры, как ангел, – произнесла она так сладко и задушевно, что самой сделалось тошно, – но я не сирота и давно уже не ребёнок. Мне, ваше высочество, восемнадцать, и я сама зарабатываю себе на хлеб.

Лихо соврала. Но платье у неё дамское. На фигуре болтается так, что саму фигуру не видно. Авось поверят.

– Чем зарабатываешь, милочка? – весьма ядовито осведомилась ещё одна дама.

Зашуршало, зашушукалось. Накрыло новой волной приторных запахов.

Арлетта растерялась. Сказать: «Я – шпильман» – или снова соврать что-нибудь?

Стукнуло, грохнуло, в прохладный затенённый двор ворвался горячий воздух с улицы и вопль: «Молю, пустите… О, майн доттер! Мы честный граждан! Мы ничего не делать».

Бенедикт! Ну, наконец-то!

– Простите, ваше высочество, – дрожащим голосом, старательно изображая крайний испуг, пролепетала Арлетта, – это мой отец. Он очень привязан ко мне и забыл о правилах приличия.

– Пропустите его, – милостиво произнесла принцесса.

Допущенный к высоким особам Бенедикт тут же бухнулся на колени. Видал он этих высоких особ во всех видах, и вблизи, и издали. В глубине души полагал, что лучше всего они смотрятся в фамильном склепе в дубовом гробу. Но разговаривать с ними умел. Арлетта совсем успокоилась. Воскресный день, конечно, испорчен, но, может, хоть вечер удастся провести с пользой и удовольствием.

– Мой доттер честный девушек. Она не сделать дурного.

– Её застали на Соломенной площади в компании известного вора, – подобострастно, но хмуро доложил старший из стражников, почуявший неприятности.

– Мы живьём на Соломьена-плац, на торг, – залебезил Бенедикт, – где работать, там и живьём. Мало ли кто там ходит туда-сюда. Мы честный шпильман.

– Шпильман? – переспросила принцесса.

– Фигляры, ваше высочество, – пояснил кто-то из сопровождающих дам, с трудом выговаривая полуприличное слово.

Другие зашептали: «Какой позор! Стыд! Скандал! Гоните их прочь. Ваше высочество, вам лучше уйти».

«Вот и славно, – подумала Арлетта, – её высочество в одну сторону, я – в другую».

– И ты позволяешь дочери заниматься этим ремеслом? – проворковала принцесса.

– Мы бедный артист, – униженно пробормотал Бенедикт, – война, разорьение, жена моя помьерла… Находить свой хлепп, где можьем.

– Сколько лет твоей дочери?

Арлетта не растерялась,