Корректировка 2 (СИ) - Ледов Вадим

— Ага! — торжествовала Лейла, — я говорила! Вы не верили. Гриша — уникум!

— Как же хорошо, — говорила Галина Петровна, — когда просто ничего не болит. Словно в голову был вкручен шуруп, а теперь его взяли и выкрутили.

— Спасибо, дорогой! — Аббас Мамедович долго тряс мне руку и даже прослезился.

Глава 4

Праздничную атмосферу несколько испортил Кир, сообщив, что осталось меньше пятидесяти доз, а точнее сорок семь.

Я ненароком шепнул Лейле на ушко, что препараты конопли Галина Петровна может больше не употреблять, зависимость я снял. Девушка отпрянула и внимательно посмотрела мне в глаза, я понял, что она в курсе.

— Сама-то не употребляла?

Она замотала головой.

— Ибупрофеном обходилась. Его нам из Англии привозят. А у мамы гастрит… нельзя ей.

Всё, у меня есть более насущные дела! Я спросил про гостиницу.

— Какая гостиница, дорогой — родной? — вознегодовал Аббас Мамедович. — Ты мой гость, отдельный квартиру тебе поселю, живи сколько хочешь. А, еще лучше придумал! Зачем Баку… жара-вонь? Дача-дом есть, чудное место, отдохнешь, будто в раю!

Весь последующий день можно охарактеризовать, как суета сует. Мы ездили в какие-то рестораны, там заказывалась какая-то бесконечная, экзотичная еда-питье. Ели, пили, какие-то люди, постоянно подходили-уходили, выразить свое почтенье Аббасу Мамедовичу. Я тоже ел-пил и устал в итоге, даже, кажется, задремал. Лейла сперва была с нами, потом отбыла, готовиться к рейсу. Отвела меня в сторону и поцеловала в щеку, сказала, что скоро вернется в Баку, и мы продолжим дружбу. Я-то знал, что продолжения не будет, по крайней мере, здесь в Баку. Её папаня, накануне, отвел меня в сторону и сказал, что либо я женюсь, либо отвалю. Среднего у них тут не дано. Жениться я не собирался.

* * *

Дача у Багирова была в аристократическом местечке Бильгях на противоположном побережье Апшеронского полуострова — в местном просторечии, именуемом Бельгией.

Что-то по-европейски сыто-благополучное и правда было в поселке из окруженных зеленью и кирпичными заборами начальственных особняков.

Доехали мы не сразу. Путешествие было прервано долгим и обильным обедом в прибрежном ресторанчике, где нас уже ждали. До генеральской дачи добрались уже в сумерках. Здесь быстро опускалась ночь.

Во дворе, посреди высокой каменной террасы, имелся квадратный бассейн.

Чернела вода. В ней отражались, высыпавшие на небо яркие южные звезды.

Мне выделили комнату. Наскоро умывшись, я удалился туда и тут же уснул, утомленный сутолокой дня.

* * *

Проснулся я в залитой солнцем комнате, в тишине и одиночестве. Вышел на галерею. Ни души.

Уже становилось жарко.

Пронизанная солнцем зеленоватая вода бассейна отбрасывала зыбких солнечных зайцев на решетчатый навес и выбеленные известкой стены.

Я скинул шорты, прошел по краю бассейна, и нырнул в лучистую глубину.

Наплававшись, я нежился на солнышке, когда появилась Галина-ханум Петровна, облаченная в длинный, до пят шелковый халат с драконами, не смотря на возраст за пятьдесят, фигура у неё была вполне себе. Она несла перед собой полную тарелку свежесобранного инжира. Поставила на раскладной алюминиевый столик и пригласила меня.

Инжир был первый сорт — мягкий, сладкий, маслянистый.

Мы посидели с ней чинно беседуя ни о чем. Я чувствовал, что ей хочется говорить о серьезном (о моём даре, о её здоровье, о наших отношениях с Лейлой), но она стесняется. Вместо этого, рассказала, что, встав пораньше, успела полить весь сад — огород, осмотрела курятник, собрала свежие яйца. Какое счастье, когда ничего не болит! Она так любит заниматься домашним хозяйством. Летом живет здесь почти безвылазно. Её страсть — виноградник. Правда возни с ним много — то прививка, то обрезка, то опрыскивание. Зато и виноград у них каждый год отменный.

Я слушал её, а сам в основном помалкивал и вежливо улыбался.

Тут во дворе появилась их прислуга — шумная, круглая, как неваляшка армянка Наири, творящая на кухне истинные чудеса и позвала к завтраку.

Завтрак больше напоминал обед.

Стол накрыли в столовой — белоснежная скатерть, богатые столовые приборы, фарфоровая супница с парящим супом из баранины, и чурек –мягчайшая и ароматная хлебная лепешка — десять минут как из печи. Огромные розовые помидоры — сахарные на изломе, маленькие хрустящие огурчики, а на десерт невероятно сладкий арбуз.

Галина Петровна смеялась и подкладывала в тарелки добавку.

— Давно её такой не видел, — наклонившись шепнул мне Аббас Мамедович, — спасибо тебе Григорий! Проси, что хочешь, всё сделаю!

После завтрака Аббас Мамедович, сказал, что едет на базар — за продуктами. Из любопытства я увязался с ним.

Восточный базар на приезжих из северных краёв производит ошеломляющее впечатление рога изобилия, оглушает завалами разноцветных фруктов, овощей и всяких трав по грошовым ценам. Целый неповторимый мир, где царит какофония событий, звуков, цветов, запахов. Только что тебя обволакивали ароматы фруктов, и вдруг острый запах жарящегося в специях мяса щекочет обоняние.

Торговки, завидев чужих, закрывали смуглые лица ладонями и как в амбразуру глядели в щель между пальцами. Половина покупок Аббасу Мамедовичу ничего не стоила. Его узнавали и отказывались от денег. Он тут и правда был популярной личностью. Несколько раз его останавливали, чтобы поприветствовать или посоветоваться о каких-то местных делах. В один из случаев, когда платить все же пришлось, я попытался было внести свою долю, но начальник дороги с укоризненной улыбкой отвел мою руку и вытащил котлету денег такой толщины, что сразу стала ясной неуместность моего порыва и мои смятые бумажки стыдливо юркнули в карман. Потом он пошел куда-то договариваться о свежем мясе и звонить в Баку. А я направился в чайхану — поджидать, пока он вернется.

* * *

Восточная чайхана — средоточие всякой улицы, площади, базара.

Мужчины могут торчать тут целыми днями (женщин там нет — они работают). Пьют чай вприкуску с колотым сахаром. Неторопливо беседуют. Чинно играют в нарды.

Характерный костяной стук нардов тонет в окружающем гаме.

Подавальщик разносил чай в маленьких приталенных стаканчиках на блюдцах целыми горстями, при этом умудряясь не пролить ни капли.

Чай был темно-красен, горяч, душист.

Прислушиваясь к непонятной тягучей восточной речи за соседними столиками, прихлебывая чай и разленившись в приятной прохладе навеса, можно было просидеть сколь угодно долго, поглядывая на пестрые ряды базара за зеленой оградой кустарника.

* * *

Пришел Аббас Мамедович и сказал, что все закуплено, можно ехать.

Мы погрузились в служебную «волгу» и рванули с ветерком.

По узким, зажатым в каменных стенах улочкам шофер гнал во весь дух. Когда вырвались на простор, поддал еще газу, и мы помчались весело по выжженной зноем равнине, прижатой выцветшим, запыленным небом.

Под ногами перекатывались арбузы с дынями.

Из приемника лилась, раскачиваясь, иранская музыка.

Праздник продолжался.

* * *

Дача была недалеко от моря, и я отправился купаться.

Море здесь изумительно красивое, спокойное, ласковое. Я долго плавал, наслаждаясь прохладой морской воды.

Отметил, что весь здешний берег сложен из маленьких ракушек. У самой воды они были совершенно целые. Дальше, слегка поколотые. А метрах в двухстах, где почва кажется уже обычным песком — но если присмотреться, то и он состоит на деле все из той же битой ракушечной скорлупы.

На обратном пути я пригляделся к «каменным» блокам, из которых тут сложены все дома и заборы. Оказалось — тот же ракушечник.

* * *

Собственно, купанием очарование дня и закончилось. Начали съезжаться гости.

Первым прикатил председатель местного колхоза-миллионера.