Возвращенная к жизни - Фредерика Грэхем

— Сейчас ваш мозг выздоравливает, — осторожно объяснил Джис. — И пройдет еще немало времени, прежде чем все, что вы забыли, встанет на свои места. Со временем вы все вспомните.

— Вы сказали, что меня нашли полицейские.

— Да.

— Где?

Он постарался приукрасить неприятную правду.

— На пустыре позади ресторана. — Бар «Красный бык» вряд ли можно было назвать рестораном, но небольшое преувеличение в данном случае можно было простить.

— Было у меня что-нибудь особенное, что-нибудь характерное?

— Нет. За исключением раны, оставленной убийцей.

— Вы знаете, что на мне было надето?

— Ночная рубашка.

— Только ночная рубашка?

Джизус был уверен, что его слова привели ее в замешательство. Как-то это противоречило сведениям о ней.

— Рентгеноскопия показала, что вам около двадцати пяти лет. До получения травмы у вас было хорошее здоровье, хотя остались следы прошлых ушибов и обезвоживания организма.

Девушка встряхнула головой, как бы пытаясь избавиться от той картины, которую он нарисовал.

— Должно быть что-то еще.

— Я бы очень хотел вам помочь, — сказал Бертон.

Это было правдой. Он, действительно, очень хотел.

Энни Нил не была исключительной пациенткой, о которой он так заботился, но она была первой, которая завоевала его сердце. Она доверяла ему, он вызвал ее из мрака, и с ним она чувствовала себя в безопасности. Через некоторое время это чувство могло перерасти в нечто большее. Но для этого не было времени. Пройдет еще несколько дней, и ее переведут в федеральный институт в Брендвиле.

— Полиция пыталась узнать, кто я такая? — Она слегка нахмурилась. — Кто-нибудь пытался разыскивать меня?

Джизус сделал усилие, чтобы его голос звучал как можно более ободряюще.

— Полиция пыталась, но им не за что было ухватиться. И никто из тех, кто знает вас, до сих пор не заявил о себе. Это, конечно, не значит, что они никогда не объявятся. — Он не добавил, что были приглашены многие известные батон-ружские и нью-орлеанские сводники, чтобы опознать ее, и что почти каждый из них выказывал желание непременно позаботиться о ней, когда она выйдет из больницы.

Она сложила руки на коленях и смотрела на них пристально, перебирая пальцами, пока не успокоилась.

— Почему вы не рассказываете о себе? Вы психиатр?

Он улыбнулся тому, с какой нескрываемой неприязнью произнесла она последнее слово.

— Нет. Я психотерапевт.

— Я не знаю, как вас зовут.

— Джизус Бертон.

— Доктор Бертон?

— Джизус, можно Джис.

Она позволила себе слегка улыбнуться.

— Теперь я, в свою очередь, должна была бы представиться. Только я не могу.

— Вы были записаны как Энни Нил.

Она поморщила нос, вслушиваясь в звучание непривычного для нее имени.

— Это не значит, что его нельзя изменить. Хотите придумать что-нибудь, что вам понравится больше?

Она не ответила на вопрос.

— Вы знаете много случаев, похожих на мой?

— Нет.

— Это означает, что мое будет трудно помочь, да? — Нескончаемый ряд лет, которые она проведет, не зная собственного настоящего имени и своего прошлого, возник в ее воображении.

— Есть случаи заболеваний, с которыми мы сталкиваемся очень часто, и все же не нашли способа преодолеть их. Тот факт, что они хорошо изучены нами, мало помогает. В вашем же конкретном случае я рассчитываю на успех.

Она медленно подняла на него глаза.

— Потому что вы хотите, чтобы так было.

Бертон удивился тому, как она задает вопросы.

Ход ее мыслей был последователен, форма выражения — очень точной и каждый раз соответствующей ситуации. Человеческий мозг все-таки оставался загадкой. Ученые исследуют его, выдвигают гипотезы, формулируют теории; но его тайны оказываются неподвластны самому острому уму.

— Почему вы так смотрите?

— Вы изумляете меня, — честно ответил Джис. — Восстановление вашей памяти происходит прямо на глазах.

— А вы долгое время считали, что этого вообще никогда не произойдет?

Теперь она уже даже читала мысли по выражению его лица. Бертон улыбнулся.

— Я никогда не оставлял надежды.

— Спасибо вам за это.

Их роли теперь не соответствовали прежним. Она уже не только пациентка, он не только психотерапевт. Беседовали два человека, которые верили друг в друга, два человека, которые соучаствовали в появлении чуда.

— Теперь я отвезу вас назад. — Он поднялся и встал за спинкой кресла.

— Джис?

Он удивился тому, как приятно звучит его имя.

— Да?

— Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.

— Вы все это сами сделали.

— Но не самостоятельно.

Она устало откинула голову на спинку кресла. К тому времени, как они добрались до лифта, Энни уже крепко спала.

— Она не проснулась даже тогда, когда я укладывал ее на кровать.

Джизус рассказывал Кэрри Янг об их разговоре с Энни. На секунду он вспомнил, как ощутил хрупкую женственность Энни, когда поднял ее на руки и уложил, накрыв одеялом. Она продолжала крепко спать, слишком измученная, чтобы чем-то, кроме благодарного вздоха, отреагировать на его заботу.

Энни Нил скованно улыбнулась женщине средних лет, которая была представлена ей как дочь миссис Трирз. Та не смогла скрыть удивления той поразительной переменой, которая произошла с соседкой ее матери. Пока женщина суетилась, подготавливая мать к прогулке на кресле-каталке, она продолжала бросать изумленные взгляды на противоположную кровать.

— Если бы моя мать могла так поправляться…

Ее слова относились к сиделке, которая помогала ей вывезти кресло в коридор, и, когда дверь закрылась, оборвав конец фразы, слезы выступили на глазах Энни. Для нее стало совершенно ясно, что еще день назад она была такой же, как миссис Трирз.

— Возможно, лучше было бы, если бы я никогда не очнулась, — прошептала она тихо. — Чудо произошло не с той пациенткой. Не с той, которая это заслуживала.

Почти весь день Энни просидела на кровати и только перед обедом, утомленная и упавшая духом, немного вздремнула. Она лежала, прикрыв глаза, и ей хотелось прогнать голоса, звучавшие в возбужденном мозгу. Но они все продолжали настойчиво повторять разговор, который она вела с Бертоном несколько часов назад. Жаль, что ее воспоминания обо всей остальной жизни не были такими же кристально ясными. У нее не было слез, чтобы плакать. Девушка лежала на кровати совершенно неподвижно, и ей хотелось забыть ту правду, которую обрушил на нее, как ушат воды, доктор Фогрел. Правда была отвратительной и ужасной.

Дверь открылась и тихо закрылась, и, как всегда, она напряглась, боясь открыть глаза. Ее преследователь мог явиться и сюда. Энни не могла подобрать другого слова для человека, внушавшего мистический ужас каждой клеточке ее существа. Беспомощная, она ждала, что ей причинят боль, и, когда этого не произошло, заставила себя открыть глаза, все еще чего-то опасаясь. Джизус стоял около кровати, и чувство облегчения заполнило ее всю, разметая страшные раздумья.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});