Один на один - Ник Перумов

Случилось так, что огромная продуманная (или надуманная) суета, которую мы привыкли называть цивилизацией, не заинтересовала ИХ ни на йоту. Не вышло из НИХ долгожданных братьев по разуму. И лишь неуловимый, легчайший вздох, который носит в себе с первой секунды жизни до последней каждый представитель вида homo sapiens, оказывается вполне материальной психосоматической субстанцией (спасибо за формулировку, Игорь Валерьевич!)... Для нас особой роли новое мудреное название, может, и не играет. А вот для НИХ наши бедные ранимые души - новая форма существования пространства.

А теперь следует вполне законное обывательское: "А ты почем знаешь?"

И Саша привычно пожмет плечами и вернется к своим железкам, потому что ответа на этот воображаемый вопрос у него нет.

Последними картинками в калейдоскопе памяти завертятся: Валерка, остервенело крушащий приборы; адская головная боль и собственный голос: "Ты блефуешь, Антонов, тебе ее уже не достать!"; мимолетное видение странного мира-катастрофы; чужие заплаканные глаза Светланы; безжизненная рука Виталия, свисающая с носилок.

Часть первая

ВЫБОРГСКИЕ КРЫСОЛОВЫ

Глава первая

МИША

Понедельник. По-не-дель-ник. Словно ступеньки в гнилой подвал.

Миша с отвращением смотрел на только что убитую крысу. Жирная, с лоснящейся грязно-коричневой шкурой тварь, казалось, все еще зло смотрела на него мертвым черным глазом.

- Забирай, - отрывисто приказал он Толику, - и живо в лабораторию. Лед не забудь! - крикнул он уже в спину уходящему. - Еще стухнет по дороге...

Ни фига, ни фига не получится. Сколько раз уже тупо повторялась эта сцена? И уже заранее известно, как, вернувшись, Толя старательно, словно бесталанный провинциальный актер, снова пожмет плечами и скажет: "Ничего интересного". Миша с тоскливой злостью посмотрел на сигарету, которая назойливо торчала из пачки. Не хотелось курить, но пришлось хоть чем-то занять руки. Маленькая плоская зажигалка скользила в огрубевших грязных пальцах. Миша швырнул ее в стену, длинно невкусно выругался и крикнул куда-то в коридор:

- Витька, твою мать, просил же купить обыкновенных спичек!

- Чего-о? - тягуче переспросили оттуда.

- Это твоя бабская хреновина не зажигается!

- Не ори, - спокойно сказал входящий Витек, поднимая зажигалку. - Лишь бы на ком-нибудь зло сорвать. Ну, все горит. Чего психуешь? Толик уехал?

Миша кивнул. Первая же затяжка заволокла мозги ленивым туманом. Навалилась жуткая усталость.

- Ни фига не получается, - повторил он уже вслух.

- Ну и что? - Витек разогнал сизое табачное облако и сел.

Неплохой Мишка мужик, строгий, правильный, сразу видно - мент бывший. Но все равно - человек оттуда, сверху. "Сверху" не в смысле - начальство, а просто с поверхности земли. Сам-то Виктор Гмыза уж восемь годков в метро отпахал. Пообтерся, притерпелся, перестал обращать внимание на тяжелый грохот поездов, сырость и тусклый свет. Что поделаешь, если праздничная иллюминация и полированный мрамор заканчиваются аккурат перед дверью подсобки. А этот вот страдает: на каждый шорох шугается, глаза щурит. То вдруг приседать надумает тыщу раз, а то ему воздуха мало. Чего мало? Вон встань под трехметровый вентилятор и дыши сколько влезет. За крысами они тут вздумали охотиться. Дурь бесполезная... Не так уж их здесь и много. Ну да, бывает, прошмыгнет мимо по своим делам хвостатая, ну и что? Это на свалке или в канализации они стаями гоняют. В старых домах, говорят, от них вообще житья нет. Серегина тетка даже как-то жаловалась, что у них на Моховой крысы из унитазов выскакивают. Бр-р-р.

Пыльная лампочка лениво освещала кусок коридора. Где-то капало. Сигарета быстро кончилась, оставив во рту кошачий привкус.

- Толика ждать не буду - Миша поплелся в раздевалку. Его чистая белая рубашка висела на крючке, неуместная, как биде в дачном сортире. Покопался в сумке, задумчиво повертел в руках шуршащий пакет и гаркнул: - Эй, Грымза, тебе бутерброды оставить?

Вот еще новоприобретенная привычка: все время перекрикиваться, как в лесу.

- Не-е! - откликнулся Витек, помедлив. Видимо соображал, обижаться ли ему на "Грымзу". - У меня котлеты домашние!

Между прочим, сам готовит, домовитый мужичок.

- Я пошел!

Дежурный сквозняк рванул дверь из рук и с треском захлопнул за спиной. Пожилой мужчина с рюкзаком равнодушно повернул голову и тут же снова уставился в пол. Еще примерно с десяток пассажиров сиротливо стояли на платформе.

Да-а, не узнать некогда шумную "Политехническую", не узнать. И время-то самое студенческое, вторая пара закончилась. В наше время это был пик активности: толпами народ валил. Кто-то, вдоволь выспавшись! - на третью пару, а кто-то и с нее - в город. Эх, даже вспоминать не хочется, душу травить. Было ведь когда-то блаженное бездумное время, когда все проблемы решались в пять минут. Сейчас же студенты, попивающие свежую "Балтику" на скамеечке парка, казались Мише существами нереальными. Хотя бы потому, что они могли позволить себе послать на фиг какие-то свои дела и просто повалять дурака, жмурясь под ласковым майским солнышком. А он - не мог. И для Миши Шестакова пятнадцать минут неподвижного сидения означали лишь одно: вот-вот из бешеной круговерти мыслей он выдернет одну, в данный момент наиболее важную, скоренько ее обмозгует и помчится дальше.

До прибытия поезда Миша почти успел обдумать пять вещей. Во-первых, надо было оставить Толе записку. Во-вторых, Витька верняк обиделся: и на "Грымзу", и на легкомысленное "Я пошел!". Нет чтобы руку пожать рабочему человеку, попрощаться по-людски... В-третьих, не слишком ли застиранно выглядит рубашка для делового визита? Потому что, в-четвертых, Шестаков ехал в мэрию. Григорий Романович, тесть бывшего Мишиного начальника, устроил аудиенцию у какого-то крупного чиновника. Отсюда следует, в-пятых: достаточно ли убедительные бумажки лежат в Мишиной черной кожаной папке? Глядя правде в глаза, с такими материалами логичней было бы двинуть в редакцию "Сенсации" или на худой конец "Калейдоскопа". Вот, например, заявление...

Стоп.

Со своего места Миша прекрасно видел всю платформу, автоматически отмечая про себя все передвижения пассажиров. Ближе всех к нему находился тот самый дядечка с рюкзаком. И чего-то он внимательно рассматривал на рельсах.

Порыв ветра из тоннеля ударил в лицо. И далее - за несколько секунд: мужчина, повернув голову, увидел приближающиеся огни, пригнулся, а затем, упав на пол, удивительно профессионально пополз по-пластунски к широкой скамье посреди зала, укрылся за ней, сдернул рюкзак, мгновенно развязав его, махнул рукой, крикнул что-то неразборчивое и принялся кидать картофелины в прибывающий поезд.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});