Балдежный критерий - Уильям Тенн

— Да, — смущенно ответил я, чувствуя себя соседом, случайно подслушавшим первую ссору молодоженов.

— Но, Парке! — взвыл Корлисс. — Вы даже не представляете, какой важной фигурой вы стали. Весь мир хочет знать, над чем вы сейчас работаете. И Радарная корпорация Америки тоже хочет знать, чем вы сейчас занимаетесь.

Парке усмехнулся:

— Не сейчас. И не вылезайте из кабины, Корлисс, а то получите заряд дроби в самое чувствительное местечко. И помните, что я всегда смогу назвать вас нарушителем границ частных владений.

— А теперь послушайте меня… — разгневанно начал Корлисс.

— Нет, это вы послушайте меня. Не вылезайте из кабины, если вы все еще любите свое кресло-качалку. Хотите верьте, старина, хотите нет, но я оказываю вам услугу.

Этим все и завершилось. Высадив в аэропорту пунцового от возмущения президента корпорации, я полетел обратно, охваченный глубокой задумчивостью. Алекс уже поджидал меня, и вид у него тоже был задумчивый.

— Даже не думай такое повторить, — приказал он мне. — Сюда не ступит никто, пока я не буду готов для… гм-м… публикации. Мне вовсе не хочется, чтобы незнакомцы, особенно ученые, совали нос в мой агрегат.

— Боишься, что они его скопируют?

Мой вопрос заставил его слегка вздрогнуть.

— Вот именно… почти угадал.

— А не боишься, что его скопирую я?

Он быстро и внимательно взглянул на меня.

— Давай сперва поужинаем, а потом поговорим, Дэйв, — предложил он и обнял меня за плечи.

Пока миссис Джадсон раскладывала по тарелкам нехитрый ужин, приготовленный столь же незамысловато, Алекс буравил меня своим характерным упорным и немигающим взглядом. Мне вновь подумалось, что он очень похож на миниатюрный фотоаппарат, установленный на массивную и непоколебимую треногу. Заляпанные смазкой джинсы уже давно сменили тот портновский шедевр, в котором он щеголял при первой нашей встрече. Тоже мне, отец всемирной системы связи!

Он украдкой взглянул на Джадсона, убедился, что того интересует только рагу на тарелке, и тихо сказал мне:

— Если ты решил, что я тебе не доверяю, Дэйв, то извини. Для всей этой секретности есть веские причины, уж поверь мне.

— А это твоя забота, — коротко ответил я. — Ты мне платишь не за то, чтобы я задавал вопросы. Но скажу тебе честно — я не отличу осциллографа от индикатора. А если и отличу, то никому не скажу.

Алекс поерзал на твердой деревянной скамейке и прислонился спиной к металлической стенке.

— Ты знаешь, что я пытаюсь сделать, — сказал он. — Я посылаю высокочастотный луч на Луну. Часть его поглощается ионосферой, но часть проходит и отражается от лунной поверхности. Я улавливаю это отражение, усиливаю, регистрирую на фотопластинке его силу и мельчайшие изменения направления и немедленно посылаю второй, слегка отличающийся луч. И таким способом, посылая луч за лучом, я создаю весьма детальную и точную карту Луны, снятую с очень близкого расстояния. Мой многоуровневый радар посылает несколько более мощный луч, чем те, что были доступны ученым прежде, но по сути это такой же, ничем не отличающийся от других радар. Его можно было создать, приложив минимум усилий, уже десять лет назад. Но почему его не создали?

Рагу на моей тарелке остыло и превратилось в неаппетитную массу, но я невольно заинтересовался его словами.

— Это не было сделано, — продолжил он, — по той же самой причине, из-за которой мы до сих пор не предпринимаем межпланетных путешествий, не создаем шахт на океанском дне и не приживляем к культям после ампутаций конечности, взятые у трупов. Никто не видит в этом прибыли, немедленной и верной прибыли. Поэтому те скромные исследования, которые необходимы для заполнения узкой щелочки между знанием, которое у нас уже есть, и знанием, которое у нас почти есть, так и остаются без финансирования.

— Но работа в этих областях продолжается, — заметил я.

— Работа-то продолжается. Но с какой черепашьей скоростью, в каких жалких условиях! Слышал ли ты легенду о том, как мой тезка Александр Македонский облетел вокруг света, оседлав огромную птицу? Он подвесил к концу длинного шеста кусок мяса и держал приманку перед клювом птицы. Сильный порыв ветра подтолкнул мясо к птице, и она его проглотила, но Александр немедленно вырезал кусок мяса из своего тела и прикрепил его к шесту. Так ему удалось завершить путешествие, пока птица отчаянно пыталась дотянуться до мяса и летела все быстрее и быстрее.

У разных народов героями этой легенды становились разные люди, но она доказывает, насколько хорошо древние разбирались в мотивах человеческого поведения. Кстати, она также служит превосходной иллюстрацией законов компенсации. В каждом столетии человек должен предлагать себя в качестве наживки, чтобы прогресс не превратился лишь в слово на странице словаря. Поэтому мы не имеем права заявлять, будто движемся вперед, если не используем новые возможности.

Я помешал рагу тяжелой ложкой, отодвинул тарелку и потянулся за кофе.

— Я понял твою мысль. Но зачем ты мне все это рассказал?

Алекс встал, потянулся и направился к двери. Я хлебнул кофе, смущенно улыбнулся миссис Джадсон и последовал за ним.

Когда мы вышли из хижины, нас окутала темная и прохладная невадская ночь. Таинственно искрились мириады звезд. Неужели это черное, приглашающе распахнутое пространство и есть естественная среда обитания человека будущего, владения, дожидающиеся, пока хозяин не проложит повсюду огненные тропы? Неужели крошечные люди-букашки действительно станут правителями этих бескрайних пространств? Я попытался представить себе ощущения пилота, закладывающего резкий вираж и заходящего на посадку — там, в другом мире, — и пальцы невольно шевельнулись, нащупывая еще не придуманный и пока не существующий штурвал.

— Вот карты, которые я уже успел сделать, — сказал мой наниматель. Мы стояли в лабораторной хижине, забитой трансформаторами, какими-то кошмарными конструкциями из витого стекла и пучками проводов, тянущимися к огромным осциллоскопам.

Я небрежно взглянул на карты; я же не астроном. Но потом пригляделся к ним внимательнее.

Оказалось, это вовсе не карты, а фотографии — более тысячи аэрофотоснимков, — сделанные с примерно одинаковой высоты около пятисот футов. Мне доводилось видеть аэрофотоснимки, но только не с такой четкостью деталей. Можно было даже сосчитать камешки на поверхности; четко различались ямки и тончайшие трещины.

— Они очень хороши, — сказал Алекс и нежно погладил глянцевый листок. — Это часть кратера Тихо Браге.

— Но почему, во имя Сэмюэла Алоизия Хилла, ты их не публикуешь?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});