Сердце пяти миров (СИ) - Андреевич София

Шерб поняла, что слишком долго смотрит на него, и отвернулась.

Они стояли там долго. Тел было много, и костер горел ярко и сыто, насыщаясь плотью, и магия текла по воздуху, наполняя его, пока Шербера не начала чувствовать ее запах. Она дышала полной грудью, чувствуя, как магические пальцы касаются ее виска и шеи — так же мягко, как касался их еще недавно целитель… юноша, пришедший из южного войска… господин Олдин, не позволивший убить ее, хотя мог поплатиться за это жизнью. И они не тронули его, хотя могли бы.

Кто он такой и откуда взялся, и почему?

— Потерявшим спутников акраяр надлежит явиться в палатку фрейле, — сказала Илбира, когда все начали расходиться, и Шербера кивнула и примкнула к небольшой группе девушек, задержавшихся у костра, чтобы пропустить воинов и других акраяр вперед.

В палатку фрейле придут и воины, и маги, и целители. Те, кто считает, что достоин звания славного, те, кто проявил себя в битве и заслужил награду — женщину, готовую делиться магией и отдавать свое тело. Пусть даже желания самих женщин никто и не спрашивал. Шербера знала, что ей не избежать новых спутников, и она снова горячо попросила Инифри о милости — последней на сегодня.

Пусть ее новые спутники не будут такими, как Сайам и его товарищи. Она готова идти за войском до конца своих дней, если это — то, чего хочет богиня, но пусть ее спутники будут добры к ней.

Илбира остановилась возле одного из своих господ, и Шербера увидела, как он положил руку ей на плечо и что-то сказал, и она наклонила голову, чтобы коснуться щекой его руки. Сердце Шерберы стукнуло дважды в миг, когда должно было ударить всего один раз. Она не знала, что такое привязанность и любовь, но не завидовала Илбире, которую любил каждый из тех пятерых, что делил с ней постель. Она знала, что эту милость Илбира заслужила тяжелым трудом рабыни, что она потеряла троих детей от любимых мужчин и самый сильный целитель войска не смог ей помочь выносить четвертого.

Илбира знала любовь мужчины, но никогда не узнает любви сына или дочери. Это была ее плата.

— Акрай, потерявшая спутников, — сказал господин Илбиры, когда Шербера поравнялась с ними. Он был некрасив, но голос был ласковым, как тончайшая ткань, из которой шьют одежду для благородных. — Я вижу, ты оправилась от ран.

Он протянул руку и приподнял ее лицо, разглядывая страшные синяки.

— Твое лицо не годится для отбора сегодня, но мы все наслышаны о тебе. Ты найдешь своего спутника.

— На все воля Инифри, — проговорила Шербера, склонив голову.

— На все ее воля, — повторил он.

Воины поднимались по стене и исчезали на скале, и господин Илбиры тоже оставил ее и ушел наверх, а следом поднялись и акраяр, которым повезло не лишиться в битве спутников.

Тела предателей-темволд и зеленокожих сгребли в кучу и сожгли без всяких церемоний. Предателям пришлось сражаться с восходным войском самим — зеленокожих тварей в эту битву было еще меньше, чем в прошлую, и они уже не валили валом из океана, как в первые две Жизни войны. Они тоже вымирали и тоже уже были не нужны этому миру — и тоже скоро уйдут, как ушли фрейле, еще недавно бывшие едва ли не хозяевами этих земель.

А потом океан выбросит на берег новую жизнь и новый народ, и все начнется сначала.

Шербера спрашивала себя иногда, а что было до ее народа? Кто населял это Побережье до того, как первый человек с глазами, полными пепла, посмотрел в небо и назвал первое слово на тогда еще новом языке? Была ли Инифри хозяйкой океану, или это он сам решал, кого смыть волной, а кого оставить жить?

Она не знала. Возможно, фрейле знали, ведь не зря же они писали так много книг на своем странном языке. Но теперь и фрейле почти умерли, и даже если все женщины народа Шерб завтра лягут в постель с теми, кто остался, их уже не спасти.

Только фрейле противились судьбе — за что и были наказаны, когда Инифри убила их всех одним ударом своей смуглой ладони. Остальные народы Побережья принимали ее волю — и жили, выживали в муках, не желая сдаваться, но не найдя в себе сил или мужества поднять голову и плюнуть в добела раскаленное небо, чтобы прекратить страдания раз и навсегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Шербера слышала сказки о том, что за Океаном, в долине, полной цветов, света и других, не похожих на них людей, все иначе. Что Инифри не любит только детей воды, что другие ее дети любимы и обласканы, и что она даже спускается иногда со своей небесной колесницы в те земли и ведет беседы с теми, кто живет там, и целует их и дарит милости.

Но были и другие сказки. И эти сказки рассказывали о том, что севере, где жил суровый народ оёкто, Инифри называли матерью Орьсой и отдавали ей в жертву первенцев, выбрасывая их из каменных домов прямо на вечно лежащий снег. И прибегали сыновья ее, псы, называемые мустеко, и утаскивали кричащих детей, и иногда их больше никогда не видел.

Фрейле записывали эти сказки, и Шербера прочла их первыми, сразу же, как научилась читать. Она не понимала многого, что было написано в книгах, не знала, что такое «изменение на уровне клетки» и «создание нового вида», но то, что она прочла, вселило в нее трепет.

Были и другие народы — дюжины, десятки дюжин тех, кто никогда не видел Побережья, не имел дело с лезущей из океана жизнью, но все же был кем-то создан и жил. Жил дольше фрейле, дольше всех народов Побережья, десятки дюжин Жизней один-единственный народ…

Если фрейле станет ее господином, она сможет расспросить его об этих сказках и этих народах.

Если они переживут следующую битву.

Если наступит завтрашний день.

Если.

Шербера взобралась по каменным ступеням в лагерь и сразу же почувствовала перемену. Часть палаток уже была полна народу, и оттуда снова доносились пьяные речи тех, кто решил заглушить горечь утраты вином. Постельные девки и юноши, лишившиеся покровителей, сгрудились у скалы, нависающей над долиной, и плакали и пели жалобные песни, а по кривым улочкам лагеря бродили хмурые целители, уговаривающие воинов прийти и сменить повязку на кровоточащей ране. И все же здесь как будто стало легче дышать. Мертвых предали огню, зеленокожих прогнали, с юга вот-вот должно было подойти подкрепление. У них было два дня отдыха, а может, и три, ведь южане никогда не торопились, касалось ли дело войны или мира.

Некоторые палатки были пусты — часть воинов переместилась в остатки вражеского лагеря, где теперь не было врагов, а были лишь немногочисленные пленные, чья жизнь уже завтра будет оборвана… или продлена. Как того решит совет двух войск.

Гибкая фигурка отделилась от группки постельных юношей, когда Шербера и женщины проходили мимо. Она знала того, кто подошел — еще прошлой ночью он делил с убитым Сайамом постель, и на его плече она увидела темные следы зубов, сочащиеся сукровицей. Ему придется несладко, заживляя такую рану. Он не акрай, которую можно сегодня избить до полусмерти и завтра не найти следов. Укусы людей притягивали грязь, а там, где жила грязь, всегда жила зараза.

— Шерб! Шерб!

Он называл ее по имени, потому что они оба находились на одной ступеньке в войсковой иерархии, но она не помнила, как его зовут, так что просто остановилась и подождала, пока он подойдет. Ему бы стоило беречь эту нарядную одежду и не сидеть в ней на песке. Кто знает, когда ему подарят новый наряд теперь, когда он остался без господина.

— Шерб, что теперь будет с нами? Ты бросишь нас? Ты не замолвишь за нас слово перед своим новым господином?

Ей хотелось спросить, а замолвил ли хоть слово за нее он, но это было слишком жестоко и слишком глупо для той, которая служила Инифри.

— Я ничего не знаю о своей судьбе, — сказала она. — Я не могу сказать и о твоей.

— Ведь я хорошо служил господину. Я могу хорошо служить и другому господину, Шерб. Напомни об этом фрейле, когда он будет с тобой говорить. Я прошу тебя. Напомни, напомни ему, Шерб.

Его тусклые от начинающейся лихорадки глаза не отпускали ее лица, и Шерб пришлось сделать усилие, чтобы отвернуться, когда другие позвали ее.