Похоть - Шарлотта Физерстоун

Пру покачала головой, и это не укрылось от старшей сестры.

— В этом нет ничего предосудительного, Пруденс, — резко бросила Мэри, — так что можешь спрятать свои поджатые губы и неодобрительно сдвинутые брови. Так что же, кто-нибудь составит мне компанию?

Ответом ей было дружное молчание.

— Так я и думала. Вы трое совершенно безнадежны.

* * *

Ветви трещали под копытами лошадей, показавшихся из опушки леса. Перед всадниками струился солнечный свет, просачиваясь сквозь шептавшие о чем-то листья. Несшиеся рядом с лошадями гончие нюхали воздух, насторожив уши, темные, будто из обсидиана, глаза собак пристально наблюдали за людьми, которые готовились к празднованию Белтейна.

Слова Ниалла, казалось, шепотом разносились вокруг всех них: «Тех возвышает грех, тех губит добродетель…»

— Ты веришь ему? Веришь нашему королю, что это проклятие будет снято, как только мы отыщем добродетели?

В ответ на вопрос Киана Тейн лишь пожал плечами и продолжил следить за четырьмя женщинами, которые приближались к ним, следуя вниз по дороге. Ниалл, король темных фей, был для Тейна еще и сводным братом. На правах старшего Ниалл всегда внушал Тейну, который был моложе на пять лет, благоговейный трепет. Сомневаться в Ниалле еще ни разу не доводилось, к тому же король обычно не ошибался. Их дела шли хуже некуда из-за проклятия, так почему нельзя было доверять Ниаллу и его мнению?

— Это кажется великой глупостью — придавать хоть какое-то значение словам поэта, — проворчал Ринион. — В конце концов, он — лишь человек.

— Шекспир, — хрюкнул Эйвери. — Меня заинтересовал только «Сон в летнюю ночь». Но тогда я был неравнодушен к Титании.

— Точнее, к тому, чтобы трахать актрису из смертных, которая играет Титанию, — поправил Киан.

Тейн вскинул руку, чтобы заставить их шуточки смолкнуть. Указывая на женщин, он приказал всем замолчать, потом помахал рукой, чтобы скрыть их присутствие с помощью колдовских чар. Если женщины посмотрят вперед, на лежащую перед ними тропинку, они увидят лишь радужное мерцание солнечного луча, искрящегося сквозь деревья.

Убедившись, что их не смогут заметить или услышать, Тейн обернулся к своим спутникам.

— Ниалл не отправил бы нас сюда, если бы предполагал, что это было глупостью. Каждую сотню лет в смертном королевстве рождаются добродетели. Они уже появились на свет. И достигли совершеннолетия. Наш король верит, что это — единственный способ снять проклятие его матери, наложенное на наш двор.

— Ты думаешь, настала пора? — осведомился Эйвери, осаживая своего вороного коня. Женщины подошли уже совсем близко, и волшебная лошадь могла по запаху уловить их присутствие. — Прошло всего шесть месяцев с тех пор, как мы приходили сюда, чтобы похоронить женщину Айриэна.

— И ты похитил ту девицу из деревни! — в ярости бросил Киан.

Черт его побери, Киан явно намеревался затеять перебранку с Эйвери! Тейн метнул в своего брата-близнеца грозный взгляд, который тот, разумеется, не преминул возвратить.

Подобно Ниаллу, Киан был темным принцем, одержимым смертным грехом зависти. От Тейна не укрылось завистливое выражение, мелькнувшее в глазах брата, когда тот впился взором в Эйвери, в котором прочно засел грех чревоугодия. Из них семерых Эйвери и Киан враждовали больше всего. Как воплощение зависти, Киан жаждал обладать всем, что было у Эйвери. И как хозяин чревоугодия, Эйвери всегда имел больше, покупал больше и стремился к большему, заставляя зависть Киана усиливаться и постепенно закипать. Это был замкнутый круг чревоугодия и зависти — страстей, которые невозможно было удовлетворить хоть когда-либо.

Проклятый с рождения, Тейн всегда сетовал на свою участь. И все же в моменты, подобные этому, он осознавал, что быть пожираемым похотью — настоящий подарок судьбы по сравнению с вечным желанием обладать тем, что есть у остальных, или неустанным стремлением приобретать все больше. Похоть, по крайней мере, можно было утолить.

— Она была соблазнительно-округлой, с сочными формами, — поведал Эйвери со зловещей ухмылкой, вспоминая девицу, которую он украл из деревни. Множество щедрых наслаждений содержались в этом лакомом кусочке! Я поделился бы ею, но она предпочла быть с жадностью поглощенной кем-то сведущим в наслаждении, а не в зависти.

И он засмеялся, дразня Киана.

Тейн заставил своего коня встать между ними.

— Довольно. Между нами не должно быть разногласий. Мы оказались здесь ради наших душ, ради выживания нашего двора. Сейчас не до мелочной зависти и насмешек.

Киан бросил на него злобный взгляд, открыл было рот, чтобы возразить, но Тейн резко оборвал брата-близнеца:

— Мы не можем больше ждать. Мы должны найти — и овладеть — нашими добродетелями. Так что направь свои великолепные таланты на соблазнение, а не на колкости и обидные выпады.

— Чувствую, что действительно пора. Мы провели шесть месяцев в волшебном королевстве, это означает, что почти три смертных года прошло с тех пор, как мы видели воплощенные добродетели, — сообщил Ринион, носитель греха гордыни. — Значит, они уже совсем выросли. И к настоящему времени находятся в подходящем для соблазнения возрасте. Нет, я согласен с Тейном. Время пришло. Как сказал Ниалл, мы больше не можем ждать. Проклятие должно быть разрушено. К тому же нельзя исключать вероятность того, что наши враги из Благого Двора тоже могут искать их, иметь на них виды. Нам нужно добраться до них первыми.

Тейн почувствовал, как тело свело мучительной судорогой при звуке женских голосов, которые проплыли над ними, лаская его кожу. Сидевшая у него внутри похоть тут же настороженно подняла голову, заставляя кровь закипать. Взгляд Тейна остановился на проходящих мимо четырех молодых женщинах, одетых в украшенные богатой вышивкой шелковые платья. Тейн тотчас понял, кем были эти четверо. Девушки из семейства Леннокс. Их добродетели.

Он без труда определил, какая именно добродетель была предназначена ему. Целомудрие — Честити. Олицетворение противоположности его греха притягивало Тейна, словно джин — пьяницу. Воплощенную невинность можно было как следует рассмотреть сейчас, когда она проходила мимо, совершенно не ощущая присутствия Тейна и других принцев в этом лесу, совсем рядом с тропинкой.

Тейна поразило то, что добродетель может быть двойственной. Думая о встрече с Честити Леннокс, он ожидал увидеть девицу с чопорно поджатыми губами и хрупким, костлявым телом. Но Честити не была чересчур хрупкой, да и ее черты не отличались строгостью. Ее лицо казалось воздушным, прямо-таки эфирным, сияющим целомудрием, но ее тело… Тейн окинул жадным взглядом сочные, соблазнительные формы Честити и почувствовал, как его собственное тело реагирует типично мужским образом. Ее фигура была отнюдь не целомудренной. Ее формы приглашали к самым распущенным из фантазий, самым развратным из всех наслаждений. Стоило представить, что именно он и его грех могли бы сделать с этим сладостным телом, как Тейн покрылся потом под шелковым жабо и украшенными вышивкой жилетом и камзолом.