Оглашенная - Павел Примаченко

– Отдают бездетным родителям в хорошие семьи. – Уверенно подсказала Лена.

– Может быть. – Нина с сомнением повела плечами. – А, может, и нет. Болтают разное. – Слова она произносила лениво, нараспев, не выпуская из рук стакана.

– А кому еще могут отдавать?

Нина снова пожала плечами.

– Девочки в туалете курили и трепались, мол, из последа варганят косметику для богатеньких. Бешеных денег стоит. Только зачем из последа, когда из настоящих младенцев лучше? – То ли спрашивала, то ли поясняла она.

Лена окаменела.

– А вы, наверно, в первый раз рожать будете?

Мохова кивнула.

– Не бойтесь, я в первый раз тоже, как ошпаренная, кричала, – Нина прищурилась, будто вспомнила что-то приятное, – не от боли, от страха. А потом, раз – и готово. Вы главное за вожжи тяните и тужьтесь, тужьтесь. Возьмите. – Она достала иконку величиною с карманный календарь. – Ходили здесь какие-то, раздавали на удачные роды.

– А вы как же?

– Я привыкшая. – Отставила стакан, отложила конфету. – Одолжите сто рублей. Я, как расчет получу, верну. Спасибо. Только о том, что я тут говорила, – никому. А то – видите, – указала в окно на двухэтажное здание, – там морг. Спрячут, на запчасти развинтят и продадут. У них все схвачено, клевый бизнес! – Нина тихо скрылась за дверью.

Лена стала внимательно рассматривать иконку.

На подушке лежит младенец. Ручки сложил на груди, будто укрылся от холода. Беленькие волосики кудрявятся. Над ним склонилась красивая молодая женщина в голубом плаще с капюшоном. Возле нее – мужчина с посохом. Вверху – два голубя, внизу – надпись: «С Рождеством Христовым».

– С Рождеством Христовым, – с трепетом прошептала Лена. Прижала иконку к груди. На душе стало теплее.

Внезапно двери распахнулись, и кто-то гаркнул. – На ужин!

От неожиданности Мохову обдало жаром.

Она съежилась, тревожно оглянулась по сторонам.

Вера мощно, настырно захрапела.

Глава 13

Из коридора послышались голоса, шарканье ног. Несколько раз издалека донеслось. – На ужин!

«Не нужен мне ваш ужин. Ничего мне от вас не нужно. – Лена со злостью посмотрела на спящую Веру. – Верну этому типу конверт «на карманные расходы» и потом ни копейки не возьму. Пусть им отдаст. – Бережно погладила иконку. – Простая, а очень красивая. Особенно младенец и молодая женщина. Глаза кроткие, печальные. Может и правда при родах поможет?» – Осторожно спрятала в карман куртки.

Беспорядок и неприятный запах раздражали.

Нина, уходя, прихватила недопитую бутылку. Банка с джином и «закуска» остались. Лена брезгливо, двумя пальцами убрала коробку и банку в тумбочку Веры. Вытерла куском туалетной бумаги стол. Но спертый, тяжелый воздух остался.

Приоткрыла оконную раму. Из темноты, обдав горевшее лицо, хлынул свежий, холодный ветер и приятно разлился в груди.

«Скорее бы родить и убраться отсюда. Не роддом, а бордель какой-то, – пронеслось в мыслях. – Разве это матери? У них одна забота – скинуть, деньги получить и до свидания. А я? – Закусила нижнюю губу. – Мне тоже по барабану. Только бы разродиться. Но мне денег не надо. – Охватило беспокойство. – Гадость, мерзость. Какая-то косметика из последа и детей. – Содрогнулась всем телом. – Теперь не буду никакой косметикой пользоваться. – Невольно ей представился младенец с иконки. – Бред, натуральный бред. Но вдруг вспомнила любимую фразу мадам Брошкиной: «В наше время и не такое творится».

Сейчас эти слова обрели реальный смысл. Стало жутко. Не отпускало постоянное чувство тревоги.

Неожиданно вспыхнул свет.

– Много выпила, не знаете? – Над спящей Верой стоял Улыбин. – Хотя, – он махнул рукой. – А вы, лапушка, что это окошко распахнули? Не лето, простудитесь. О здоровье надо думать. Вы теперь несете ответственность не только за себя. – Энергично отодвинув Лену, захлопнул фрамугу.

– Я деньги не возьму!

– Какие деньги? – Врач остановился у двери и недоуменно уставился на нее.

– Принес один из фонда какого-то. Я отказываюсь от детей, но не за деньги.

– Господи, лапушка, волноваться не желательно. Я врач, а остальное меня не касается.

– Скажите, правда, что детей отдают, – она запнулась. – Ну, не только родителям, а еще на фабрику, для косметики?

Лицо врача сосредоточилось, как у дворняжки, которой свистнули.

– Это кто ж вам такое ляпнул? – Узкие глазки Улыбина округлились. Подбородок отпал. – Станислав Иванович что ли?

– Нет, девочки.

– Какие девочки?

– В туалете.

– Ценная информация из туалета. – Лицо его задвигалось, как у актера, и на нем появилась насмешливая, лукавая «маска».

– Лапушка, да от наших пациенток, ежели они несколько раз в магазин сбегают, еще и не такое можно услышать. Ложитесь и читайте иронические детективы или смотрите сериалы. Отвлекайтесь, развлекайтесь и очень прошу слухам «из туалета» не верьте и никому их не передавайте. – Сергей Никифорович расправил полные плечи, зажмурился, покачал головой. – Нет, ну надо же! Филиал СМИ в туалете! – пробубнил он и вышел.

– Дура я, зачем спросила? – Тихо, сама с собой заговорила Лена.

Как грозный рык, раздался храп Веры.

Внутри все сжалось. Даже свет, казалось, таил опасность. Щелкнула выключателем.

Мягкие отблески фонаря за стеклом казались добрее, приветливее. Подошла к окну, но вдруг резко отшатнулась. Померещилось, будто кто-то подкрадывается сзади.

Вера замолкла, даже не сопела, словно оцепенела.

«Может, умерла?». – Хотела подойти посмотреть, но побоялась. Почудилось, что та лежит с распоротым животом, вычищенным, как у рыбы.

«Совсем крыша поехала, так и рехнуться недолго». – Включила свет, зажмурилась.

В стальных искорках закрытых глаз возникла лукавая физиономия Улыбина: «Слухам «из туалета» не верьте и никому их не передавайте».

«Ну кто меня за язык тянул? – Страх сковал с головы до ног. – Теперь при родах он меня зарежет. Ему ведь раз плюнуть, и ничего не докажешь. Да и кому доказывать? Ни одна живая душа не знает, где я. Зарежет и в морг. – Метнулась к окну. – Туда».

Впилась глазами в серую коробку длинного здания в два этажа, освещенного яркой, назойливой лампой. Вспомнила слова Нины: «Спрячут, на запчасти развинтят и продадут. У них все схвачено, клевый бизнес».

«Сматываться, сматываться!». Сердце заколотилось часто, часто. – Осторожно выглянула в коридор. На посту медсестер – пусто. Все смотрят телевизор.

Накинула куртку. Сумку на плечо. Легко, забыв об огромном животе, тенью проскользнула мимо холла.

Бледный свет экрана освещал напряженные, застывшие лица. Казалось, вместо глаз у них – пустые глазницы.

Вот и лестница. На первый этаж! Боковая дверь. Засов слабо щелкнул и отошел в сторону.

Холодный, сырой воздух, как влажная салфетка, хлопнул по лицу. Пошла медленно, крадучись, но потом прибавила шагу, боясь погони.

«Сумка тяжелая. Ананасовый компот!». – Задержалась у фонарного столба, расстегнула молнию, выбросила банки в кусты, торчащие вдоль дорожки голыми прутьями.

Поспешила к воротам. Но двери оказались запертыми.

– Вы меня не выпустите? Маму навещала, засиделась. – Стараясь скрыть волнение, обратилась к охраннику.

Тот резко вскочил, удивленно посмотрел и молча открыл двери.

Лена, переваливаясь, зашагала по улице.

Глава 14

Слухи «из туалета» не на шутку встревожили доктора Улыбина. Сергей Никифорович зашел в ординаторскую и, не включая свет, остановился возле окна, барабаня пальцами по подоконнику.

«Что за комедия? Наивная дурочка? Непохоже. Не в лесу выросла. По всем нашим каналам прошла, подозрений не вызвала. Бумаги с фондом подписала и вдруг: «Я детей не продаю, деньги мне не нужны». Неспроста это, неспроста».

В пятне света уличного фонаря взгляд поймал фигуру женщины с большой сумкой через плечо. Та что-то вытащила и бросила в сторону.

«Господи! – Улыбина качнуло. – Она! Но почему во дворе? – Опомнился. Глянул вниз. Ее и след простыл. – Может, показалось?».

Стремительно бросился в палату, щелкнул выключателем. Вещей не было. Слетел на первый этаж к центральному выходу.

Два охранника, развалясь в креслах, попивали кофеек и «зырили» в муть экрана.

– Ребята, не проходила беременная с сумкой через плечо?

– Нет, – вахтеры переглянулись. – Муха не пролетала.

Но Улыбин уже смекнул. – «Черный ход, конечно, ее же оттуда «оформляли».

Он, как сыщик, напавший на след, помчался по дорожке в сторону проходной больницы. Нагнулся над голым кустарником, вглядываясь в темноту. «Какие-то банки. – Вытащил одну. – «Ананасовый компот». – Хотел положить в карман, но передумал. – А если взрывчатка? Глупости! Бред! Но ведь для чего-то она их выбросила? Какой же я идиот, олух. Да ведь так ей идти легче. Значит, сбежала».

Достал мобильник, набрал номер Гробовщенкина.

– Станислав Иванович, – задыхаясь, закричал в трубку, – Улыбин из роддома.