Щит дьявола - Лео Кесслер

— И в чем же они заключаются, господин бригадефюрер?

Генерал-майор полиции не ответил фон Доденбургу. Вместо этого он извлек из глазницы свой стеклянный глаз. Куно с отвращением покосился на пустую, кроваво-красную глазницу генерала и с трудом сдержал рвущийся из груди возглас возмущения, когда Доннер принялся методично протирать стеклянный шарик безукоризненно чистым шелковым носовым платком.

— Здесь скапливается сукровица и гной, — просто объяснил Доннер, — поэтому мне приходится регулярно чистить свой искусственный глаз. Существуют и другие, еще менее приятные обязанности по очистке различных частей моего организма, которые мне приходится выполнять в уединении своей квартиры. По всему получается, что наполовину искусственное произведение, вышедшее из-под ножа хирурга, не способно столь же эффективно очищать самое себя, как по-настоящему здоровый человек.

Привычным движением он вставил глаз обратно в глазницу. Теперь фон Доденбургу стало наконец ясно, отчего вокруг искалеченного генерала постоянно витает неприятный специфический запах.

— Итак, на чем же я остановился, фон Доденбург?

— Вы говорили об особых заданиях, которые наметили для нас, господин бригадефюрер, — произнес фон Доденбург. Он вдруг представил, как должно выглядеть тело Доннера под его мундиром, и почувствовал инстинктивную тошноту.

— О да. — Генерал посмотрел на него. — Я хочу, чтобы вы привели город в порядок. Чтобы вы почистили его.

— Почистили город, господин бригадефюрер?

— Да, а то он в совершенно ужасном состоянии в настоящее время. Как вы, видимо, знаете, Аахен — почти на сто процентов католический город. И теперь многочисленные католические священники занимаются не чем иным, как попытками уговорить свою паству остаться в городе.

— Но я думал, что сам фюрер распорядился об эвакуации всего гражданского населения из городов, подвергающихся опасности нападения. Разве не так, господин генерал?

— Да, фюрер издал такое распоряжение. Но кому, как вы думаете, поручили осуществить эвакуацию гражданского населения из города? Ублюдкам из партии, из охранных отрядов. Именно они, включая их замечательного гауляйтера Шмеера, должны были проводить эвакуацию и нести ответственность за нее. Но Шмеер сейчас находится в полной безопасности в пятидесяти километрах от линии фронта, в Кельне! — фыркнул Доннер. — Впрочем, надеюсь, что он не засидится там долго!

Гауптштурмфюрер Шульце презрительно пожал плечами.

— Типичные «золотые фазаны», вот кто они такие, эти представители партии, — заявил он, используя распространенное солдатское выражение, которым в войсках обычно называли руководителей НСДАП. — Сейчас для них наступил миграционный период — они всегда снимаются с насиженных мест и улетают при первых же признаках настоящей опасности, бригадефюрер!

Генерал Доннер с трудом кивнул — так, точно в его шее вместо мускулов были плохо разгибающиеся стальные пружины.

— Вы правильно все описали, гауптшарфюрер, однако я все же посоветовал бы вам не болтать о подобных вещах так открыто, как вы это делаете, — иначе кто-нибудь может навсегда заткнуть вам рот.

Широкая ухмылка, освещавшая дотоле лицо Шульце, бесследно исчезла. Да, генерал Доннер был не из тех людей, с кем можно было шутить.

— В результате всего этого остатки гражданского населения Аахена, не вышедшие из города, укрылись в развалинах зданий, в убежищах и просто среди городских руин и мусора. Они заняты тем, что ждут американских солдат, которые, по их расчетам, должны вот-вот появиться в городе. Проклятые же попы собираются использовать этих людей, всю эту оставшуюся в Аахене паству для того, чтобы надавить на меня и убедить объявить Аахен открытым городом. Но, скажу я вам, фон Доденбург, подобный номер со мной, генерал-майором полиции Дегенхардтом Доннером, ни за что не пройдет! Поэтому вашей первостепенной задачей будет очистка города от гражданского населения, которое до сих пор находится здесь. Все эти люди — всего лишь бесполезные лишние рты, которых приходится так или иначе кормить.

— Но что делать, если они откажутся уходить из города, господин бригадефюрер?

Изуродованный рот Доннера скривился в каком-то дьявольском подобии улыбки.

— В моем словаре не существует такого слова, штандартенфюрер, — «отказываться». Как поступать в подобных случаях? Ответ очень простой. — Доннер сделал движение, как будто нажимал на спусковой крючок своего автомата. — Вот так, и не иначе. В конце концов, это же тотальная война—если мы действительно верим в то, о чем неустанно рассказывает наш «ядовитый карлик»[24]. Мы уже отстреливали ненужные лишние рты. которые только обременяли нас на Украине. Что же должно помешать нам сделать то же самое и в Аахене?

— Ничего, господин генерал, — ответил Куно. Его голос был слабым.

— Отлично. Это все, что я хотел сообщить вам на сегодня. Приступайте к выполнению задания, фон Доденбург!

* * *

Усыпанные мусором и обломками полуразрушенных зданий улицы города были совершенно пусты. Над развалинами по-прежнему курился свежий дымок от только что закончившихся пожаров. Единственными живыми существами, которых можно было заметить здесь, были две пожилые женщины в черном, которые пытались поживиться содержимым разрушенного угольного склада.

Гауптшарфюрер Шульце сдвинул фуражку себе на затылок и выдохнул:

— Клянусь великой блудницей Вавилонской, этот человек выглядит как сам Сатана, господа?

Штандартенфюрер фон Доденбург задумчиво кивнул. Его глаза рассматривали плакат, который появился на стенах всех немецких городов в течение последних нескольких недель. Плакат гласил: «Тише, враг подслушивает!». Надпись сопровождало графическое изображение внимательно подслушивающего американского шпиона. Однако в действительности перед глазами Куно стояло изуродованное лицо генерала Доннера.

— Возможно, ты и прав, Шульце, — произнес он наконец. — Вероятно, Доннер и в самом деле Сатана. Но он — тот Сатана, за которым я готов следовать, за которым готов идти. — В голосе офицера послышалась крепнущая уверенность. — И если генерал Доннер — сам дьявол, то я хотел бы, чтобы вся Германия сейчас была полна таких вот пропитанных истинным боевым духом дьяволов.

И Куно фон Доденбург поправил висевший у него на плече «шмайссер».

— Вперед, ребята! Пошли, посмотрим, что мы можем сделать с этим вшивым гражданским населением.

Глава четвертая

Аахен находился в агонии. Две сотни американских «летающих крепостей»[25], отбомбившись по городу и превратив еще одну его часть в совершеннейшие руины, развернулись и с сознанием хорошо выполненного долга начали возвращаться обратно на свои базы в Великобритании. Убедившись, что больше город бомбить не будут — по крайней мере, в настоящее время, — «охотники» фон Доденбурга вышли на улицы, чтобы прочесать их в поисках гражданского населения Аахена.

Когда поднятая в результате взрывов авиабомб пыль начала постепенно оседать, эсэсовцы увидели ужасающую, леденящую кровь панораму разрушенного города. Целые кварталы превратились в груды строительного мусора. Между ними зияли глубокие воронки, оставленные многотонными американскими авиабомбами. Однако больше всего поражали бойцов из боевой группы «Вотан» даже не эти груды мусора, не воронки и не разрушенные дома, а горы трупов, на которые они то и дело натыкались, передвигаясь по Аахену. Трупы были везде, воздух был до отказа наполнен сладковатым, удушливым запахом мертвечины.

— О Боже, — выдохнул гауптшарфюрер Шульце, за которым шла группа приданных ему людей, настороженно оглядывающихся по сторонам. — Это место выглядит, как чертова скотобойня.

— Я считаю, что они просто получили поделом, — желчно отозвался его давнишний приятель, одноногий шарфюрер Матц. — Этим ублюдкам следовало выполнить приказ и эвакуироваться из города. Тогда, возможно, они остались бы живы. — Здоровой ногой он отпихнул от себя оторванную взрывом человеческую голову, которая закатилась в ближайшую воронку от авиабомбы.

Его следующие слова потонули в грохоте, произведенном неожиданно обрушившейся стеной дома, в который до этого уже попало несколько авиабомб. В течение долгого времени после этого стена продолжала стоять, но сейчас, видимо, наступил предел, и она внезапно рухнула вниз, взметая вокруг себя тучи пыли. Эсэсовцы едва успели нагнуться и защитить головы от сыплющихся на них сверху кирпичей и бетонных обломков. И в то же самое мгновение прямо над их головами вдруг засвистели пули.

Шульце отреагировал моментально. Он метнул противопехотную гранату в том направлении, откуда, как ему казалось, раздавались выстрелы, и в следующее мгновение выхватил свой собственный автомат. Паля с бедра в направлении выстрелов, он приказал своим людям рассыпаться в разные стороны, чтобы выскользнуть из-под шквального огня.