Жестокий роман. После - Валерия Ангелос

собой. Ловлю горящий взгляд в отражении зеркала.

— Отвечай, — требует Марат.

Черные глаза будто в бездну затягивают. Черты лица в момент становятся еще жестче и резче. Рот кривится в животном оскале.

— Я избавилась от него, — судорожно выдыхаю и пожимаю плечами. — Разве непонятно?

Выдерживаю тяжелый взгляд, не прячу глаза.

— Зачем? — хрипло спрашивает Марат.

— Не хотела, чтобы хоть что-то напоминало о тебе.

— Блядь.

В нем столько ярости и злобы, что когда мужчина заносит кулак, кажется, он ударит меня. Но нет. Врезает по зеркалу. По моему отражению. Гладкая поверхность идет трещинами, раскалывается на части.

Зажмуриваюсь.

Я не хочу видеть свое отражение в этих рваных осколках. Не потому что это плохая примета, а потому что слишком похоже на правду, слишком сильно отзывается под сердцем.

— И как — получилось? — цедит Марат. — Забыла?

Он хватает меня за волосы и тянет прочь из ванной комнаты. Толкает на кровать. Когда пытаюсь подняться, мигом возвращает меня обратно.

— А что не так? — кривлюсь. — Тебя бесит, что я посмела избавиться от того чертового шрама, который ты на мне оставил?

— Раньше шрам тебя не напрягал.

— Ты не знаешь.

— Мы были вместе пять лет, — мрачно заключает он. — И тебя, блять, все абсолютно устраивало.

Забавно. Шрам злит его гораздо сильнее, чем мое предательство, чем показания в суде. Злит и задевает.

Я не могу удержаться от нервного смешка. Наверное, это уже просто истерика.

Буква “М” на пояснице. Несколько белесых линий. Рубцы от лезвия кинжала. Четко помню, как выглядел шрам. Благодаря умелому хирургу только в памяти тот шрам и остался.

Раздается звонок мобильного.

Марат выдает очередное ругательство и достает телефон. По пальцам мужчины тянутся бордовые ручейки крови, но он едва ли обращает на это внимание.

— Да, — холодно бросает он.

Я не слышу, что именно ему говорят. Просто вижу, как его лицо мрачнеет с каждой прошедшей секундой.

— Отъебись, — наконец, выдает Марат. — Она моя. И я буду делать с ней все, что захочу.

Кто ему звонит? Разговор идет по-английски.

— Мне похуй, чего он хочет, — криво усмехается Марат. — А я ничего не нарушал. Просто теперь игра пойдет по моим правилам. Серьезно? Ну тогда пусть он придет и рискнет ее забрать.

Мое сердце пропускает удар. Теперь я понимаю, о ком идет речь.

7

Я бросаю ей какие-то шмотки. Первое, что попадается под руку. Пусть прикроется, нам пора отсюда валить.

— Марат, зачем все это? — спрашивает тихо.

— Одевайся, — бросаю отрывисто. — Живо!

— Ты не сможешь меня заставить, — качает головой. — И вообще, так глупо. Нас найдут. Ты же сам понимаешь. Вопрос времени. Ты хоть немного представляешь, кого решил обмануть?

— Я беру свое, — отрезаю.

— Я не твоя, — аж вздергивается вся. — Пора бы тебе привыкнуть, я не вещь. Силой ты меня больше не возьмешь.

Сука. Будто дразнит. Блять. Почему бы ей просто не заткнуться? Я же все равно не отпущу. Я за волосы ее отсюда вытяну. Неужели реально не просекает?

— Дети у меня, — говорю.

— Что? Ты… — голос срывается, она закашливается, головой мотает. — Нет, ты бы не смог их так быстро найти. Это просто блеф.

— Хочешь проверить?

— Ты шантажируешь меня детьми? — сглатывает. — Моими детьми? Даже для тебя это слишком.

— Мой сын, Вика, — кривлюсь. — Ты, блядь, скрыла от меня моего сына. А теперь на полном серьезе задвигаешь какую-то поебень про шантаж?

Я не лгу. На понт не беру. Я и правда нашел детей. Забрал из того лагеря в место получше. Понадежнее. Сейчас развернется такая игра, что рисковать нельзя. Мой единственный сын должен быть в безопасности. Ну а та левая девчонка просто оказалась рядом. Тоже пришлось перевезти. Теперь о них позаботятся.

— Куда? — рычу, когда сучка встает и пытается отойти от кровати.

— Мне нужна моя сумка, — цедит.

— Зачем?

— Там расческа, — кривится. — Нужно привести волосы в порядок. Или я должна вот так из номера выйти?

— Сперва шмотки натягивай.

Глазами сверкает. Губы поджимает. Но подчиняется.

Мне не нравится то, как она смотрит на свою сумку. Но мне охуеть как много сейчас не нравится.

Царица поворачивается ко мне спиной. Точно издевается. Будто случайно выгибается и провоцирует.

Стерва. Она стерла мою метку. И это задевает сильнее всего. Врезает по нервам. Реально выбивает на раз.

Ее показания в суде. Ее новый брак. Гребаный муж. Все это полная херня. Даже то, что дрянь скрыла от меня сына цепляет не так остро.

Казалось бы, бред. Старый шрам. Пара белесых полосок. Было время, когда я сам желал его стереть. Отмотать назад, найти другой выход.

Но блять. От нее такого не ждал. Не думал, что так далеко зайдет.

Хотя все логично. Охренеть как логично. Она решила от меня избавиться. Раз и навсегда. Пошла до конца, вычеркнула любое напоминание.

Плевать. Реально — похуй. Как будто тот долбанный шрам — единственное, что нас намертво связало. Нет. Ни черта. Цепь между нами гораздо крепче любых внешних отметок. Это в крови. В самом нутре. Под ребрами. До костей пробирается. И даже глубже идет. Никакой хирург тут не справится. Никто это не вырвет. Она может все стереть. Но только с кожи. Не изнутри.

Хватит. Мне стоит поразмыслить о другом. О том, кто держит нас под прицелом. Уже сейчас берет след. Выбирает, как нанести удар.

Замес намечается крутой. Адреналин шкалит.

— Марат, ты зря все это начал.

Царица поворачивается ко мне.

Ебаный ад. Без понятия, как она умудряется, но в любых шмотках выглядит так, что член встает колом. Вроде одета. И сука — голая. А чего стоят эти движения. То, как плечами ведет, как подбородок вздергивает. Мелочь. Но пробирает в момент.

Эта ведьма всегда