Фантастические рассказы - Андрей Балабуха

Было четыре сорок. До ближайшего поезда оставалось еще больше получаса, а делать Бецу, в сущности, было здесь ровным счетом нечего. Берег довольно круто падал к воде. Бец спустился на несколько шагов и растянулся на влажной серой траве, покрывавшей склон.

Зачем он пришел сюда? Его завлекло название. И само по себе это здорово. Ведь те места, где живет человек, уже именами своими должны звать к себе. Южные плантации, вспомнил Бец, Изыскательское, Зеленый поселок... Это же сплошное назывательство. Описательство. Ничего не говорящее и ни к чему не обязывающее. "Что мне за дело, Южные это плантации или Северные? А Зеленых, Синих и Красных поселков... Вообще, - подумал он, - откуда берутся эти имена?"

Вот Разведчики открывают новую планету. Они называют ее - называют как угодно - по первому понравившемуся звукосочетанию или по имени любимой девушки третьего пилота. Так появляются Лиды и Ксении.

Приходят Пионеры, появляются карты, и все, что можно на них разглядеть, получает свои имена. По большей части это имена, принесенные с собой, имена мемориальные. Кратер Циолковского, остров Маяковского, море Эйриса это история, память, символ мира, оставленного ради этой новой земли. Но жить среди таких названий - жить в Пантеоне. В музее. Появляются и имена описательные: Южный материк, Восточный океан. Желтая степь, Горькое озеро. В этом что-то есть. Прочтя на карте: "оз. Горькое" - ты понимаешь: кто-то побывал здесь до тебя, пил эту воду. И ты уже не один.

Потом настает черед Строителей, и они тоже вносят свою лепту, вписыва в карты поселок Изыскательский, речку Буровую, мыс Шурф. Порой среди этих названий мелькнет вдруг Приют Бродяги. Это явно лучше. Есть в нем какая-то многосмысловость. Но все равно - лишь когда появится вот такая Танькина заводь, лишь тогда новый мир становится для человека по-настоящему своим. И прочтя это название на табло в вагоне, ты невольно выскочишь, хот делать этого тебе ни с какой точки зрения не надо.

Интересно, подумал Бец, как рождается такое название? Может быть, здесь проходили изыскатели, и им встретилась девчонка из соседнего отряда кареглазая, веснушчатая, только что вышедшая из воды... Может, у топографа в этот день родилась дочка, он только что узнал об этом и на радостях написал ее имя на планшете. Быть может, у безымянной еще реки построили метеостанцию, и на ней наблюдателем или оператором работала рыжая девчонка Танька. Постепенно это место стали называть Танькиной заводью. А когда мимо прошла трасса карвейра, ближайший перрон так и назвали: "Перрон Танькина заводь". Бесполезно гадать об этом. Ксения не из самых молодых планет, и вряд ли здесь сохранился еще кто-либо из первопоселенцев. А дл всех, живущих сейчас, это название так же загадочно, как для меня...

Что-то щекотало Беца за ухом - словно там ползал какой-то жучок. Бец пощупал, но никого не поймал. Тогда он приподнялся на локте и посмотрел. Над примятой его телом травой упруго вздрагивал похожий на прутик антенны стебелек. Весь он был каким-то вызывающе-дразнящим: ярко-зеленый среди седой травы, гибкий, изящный, с кокетливым султанчиком на макушке. Инстинктивно Бец протянул руку, сорвал его и пожевал кончик. Вкусом это больше всего напоминало земную подснежную клюкву - зуболомно-холодной кислотой обволокло рот, а вдыхаемый воздух словно стал свежее и ароматнее...

Бец заложил руки за голову. В небе медленно проплывали облака сверкающие горы зеленой пены, такие зеленые и такие сверкающие, что Бецу стало страшно. Такого не бывает, хотелось ему сказать. Но он-то знал, что такое бывает, есть - на Ксении. И вдруг ему захотелось махнуть на все рукой, послать на базу письмо, а самому остаться здесь, обосноваться на био- или метеостанции у Танькнной заводи, каждый день вот так валяться в траве и смотреть на зеленые облака, величественно плывущие по небу. Величественно, как стартующий на гравитре каргобот.

Через два месяца каргобот подойдет к базе и встанет на разгрузку. И наверняка окажется, что уже завтра уходит в маршрут "Эксплорер", а там вакантно место первого пилота, потому что их штатный пилот женился и у него медовый месяц, а кто-то еще в отпуску... И координатор скажет Бецу: "Что ты думаешь по этому поводу?" Скажет, как будто не знает, что Бец уже давно ждал этого.

Бец рывком встал на ноги. Если он не хочет опоздать на следующий поезд, ему пора двигаться.

Входя в рощу, он оглянулся. Вода была все такой же спокойной и прозрачной. "Ну, что ж, прощай, - подумал Бец, - прощай, Танькина заводь!"

Когда поезд и перрон уравняли скорости, пилот Хорват Бец шагнул в радушно распахнувшуюся дверь. В вагоне никого не было. Он сел в кресло и свернул его, устраиваясь поудобнее. За окном мчалась навстречу чуть всхолмленная равнина...

"И все-таки, - думал Бец, - если когда-нибудь я устану и захочу осесть, я приеду сюда и поселюсь в маленьком коттедже у Танькиной заводи. Впрочем, вернусь я вряд ли. Скорее я останусь на каком-нибудь из молодых миров, но только в том месте, которое будет называться столь же человечески. Не важно, как. Лишь бы в имени чувствовалось тепло живущих там людей. А может быть, я сам найду такое место и стану его первым жителем...

Он провел языком по губам и, прикрыв глаза, вслушался, как снова волной прокатился по рту что-то смутно напоминающий и вместе с тем ни на что не похожий, свежий, кислый, горький, сладкий вкус - вкус травы.

Танькина заводь осталась уже далеко позади, а сейчас карвейр стремительно приближал Беца к Звездолетному парку. На табло в конце вагона через каждые несколько минут вспыхивали названия:

"Ферма Кентавр", "Индустриальное", "Рыбозеро"...

Но теперь Бец был уверен: чем дольше и дальше будет уходить он отсюда, каждый гол и каждый парсек станут лишь приближать его к Танькиной заводи.

Андрей Балабуха. Путями космопроходцев

- Пошли на третий, - сказал Баркан. Он имел в виду третий виток облета. Поскольку он ни к кому в отдельности не обращался, ответа не последовало. Впрочем, ответа Баркан и не ждал. Он слегка ослабил ремни, но оборачиваться не стал: чем заняты остальные четверо, было ясно и без того. Баркан отчетливо представил их себе. Штурман Бурдо, работа которого уже практически кончилась, сидит сейчас с закрытыми глазами и мечтает. О чем? Трудно сказать. Но одно можно утверждать с точностью - мысли его не там, внизу, а на Земле, в Академии Космонавигации. Он, наверное, больше всех думает о возвращении. Оно и понятно - годы дают себя знать. И Баркану понять это гораздо легче остальных: он и сам не намного моложе... А юна троица, пожалуй и после трех месяцев полета все остается внове, мужественно вперила взгляды в экраны и ждет посадки. Сейчас они чувствуют себя героями-космопроходцами. В конечном счете именно они ведь добились организации этого перелета. Неразлучная тройка - Банах, Белин, Беляков: бортинженер, врач и связист.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});