Убитая пирамида - Кристиан Жак

Пазаир сосредоточился на прогоне скота, писец считал. При подведении итогов оказалось, что быков на одного меньше, чем значилось в заявлении владельца.

– Это недопустимо! – взревел Кадаш, его лицо налилось багрянцем. – Меня обкрадывают в собственном доме, и никто не хочет выдавать виновного!

– Ваши животные наверняка помечены.

– Разумеется!

– Вызовите людей, которые их метили.

Их было пятнадцать человек; судья допросил каждого по очереди, не дав им возможности поговорить друг с другом.

– Нашел я вашего вора, – объявил он Кадашу.

– Его имя?

– Кани.

– Я требую немедленного суда.

Пазаир согласился. В качестве присяжных он выбрал одного погонщика быков, пастушку, писца, ведавшего учетом скота, и одного из стражников имения.

Кани, и не думавший скрываться, добровольно предстал перед помостом и выдержал гневный взгляд Кадаша. Это был грузный коренастый мужчина с темной кожей, собранной в глубокие складки.

– Признаете ли вы свою вину? – спросил судья.

– Нет.

Кадаш ударил тростью по земле.

– Разбойник, еще и наглец! Пусть его накажут немедленно!

– Помолчите, – приказал судья. – Если вы будете мешать, я прерву заседание.

Лекарь раздраженно отвернулся.

– Вы клеймили быка из стада Кадаша? – спросил Пазаир.

– Да, – ответил Кани.

– Животное исчезло.

– Он убежал от меня. Вы найдете его на соседнем поле.

– Откуда такая небрежность?

– Я не погонщик быков, я садовник. Настоящая моя работа состоит в поливке небольших участков земли; целыми днями я таскаю на плечах коромысло и выливаю на растения содержимое тяжелых кувшинов. Вечером я тоже не знаю отдыха – мне надо поливать самые прихотливые растения, приводить в порядок оросительные канавы, укреплять насыпи. Если вам нужны доказательства, посмотрите на мой затылок – на нем следы двух абсцессов. Это болезнь садовника, а не погонщика быков.

– Почему вы сменили работу?

– Потому что я попался на глаза управляющему Кадаша, когда приносил овощи. Меня заставили заниматься быками и забросить сад.

Пазаир вызвал свидетелей. Была установлена правдивость показаний Кани, и суд оправдал его. В качестве возмещения по распоряжению судьи беглый бык переходил в его собственность, кроме того, Кадаш должен был выдать ему солидное количество продовольствия за потерянные рабочие дни.

Садовник поклонился судье, в его глазах Пазаир прочел глубокую благодарность.

– Принуждение крестьянина к смене вида деятельности – серьезное правонарушение, – напомнил он хозяину имения.

Кровь прилила к лицу зубного лекаря.

– Я не виноват! Я ничего не знал – пусть мой управляющий получит по заслугам.

– Вы знаете характер наказания: пятьдесят палочных ударов, лишение должности и возвращение к статусу простого крестьянина.

– Закон есть закон.

Управляющий предстал перед судом и не стал ничего отрицать; он был осужден, а приговор незамедлительно приведен в исполнение.

Когда судья Пазаир уходил из имения, Кадаш не вышел попрощаться с ним.

5

Смельчак спал у ног хозяина и видел во сне чудесный пир, а Северный Ветер, отведав свежего корма, стоял на страже у дверей конторы, где Пазаир с самой зари разбирал текущие дела. Его не удручало обилие сложностей, наоборот, он был полон решимости наверстать упущенное время, ничего не оставив без внимания.

Секретарь Ярти пришел ближе к полудню, с перекошенным лицом.

– У вас подавленный вид, – заметил Пазаир.

– Опять ссора. Моя жена невыносима; я на ней женился, чтобы она меня вкусно кормила, а она отказывается готовить! Так существовать невозможно.

– Подумываете о разводе?

– Нет, из-за дочери; я хочу, чтобы она стала танцовщицей. У жены другие планы, которые меня не устраивают. И никто из нас не собирается уступать.

– Боюсь, положение безвыходное.

– По-моему, тоже. Как ваше расследование у Кадаша? Все нормально?

– Я как раз дописываю отчет: бык найден, садовник оправдан, управляющий осужден. По-моему, лекарь тоже замешан, но этого я не могу доказать.

– Не трогайте его – у него связи.

– Обеспеченные клиенты?

– Он лечил самые достославные рты; злые языки поговаривают, что его рука не столь тверда, как прежде, и что лучше к нему не ходить, если хочешь иметь здоровые зубы.

Смельчак зарычал, хозяин успокоил его лаской. Такое поведение пса означало умеренную недоброжелательность. Он с первого взгляда невзлюбил судейского секретаря.

Пазаир наложил свою печать на папирус, где были перечислены его выводы по делу об украденном быке. Ярти любовался тонким и ровным почерком судьи; он выводил иероглифы без малейшего колебания, твердо и решительно облекая свою мысль в замысловатые знаки.

– Надеюсь, вы не стали выдвигать обвинение против Кадаша?

– Конечно, стал.

– Это опасно.

– Чего вы опасаетесь?

– Н-не знаю.

– Изъясняйтесь точнее, Ярти.

– Правосудие – дело сложное…

– Я так не считаю: по одну сторону – истина, по другую – ложь. Стоит хоть на пядь уступить последней – и правосудия больше нет.

– Вы так говорите, потому что молоды; с опытом ваши суждения станут не столь резкими.

– Надеюсь, что нет. В селении многие приводили ваш аргумент; мне кажется, он несостоятелен.

– Вы не хотите считаться с иерархией?

– А что, Кадаш превыше закона?

Ярти вздохнул.

– Вы производите впечатление человека умного и смелого, судья Пазаир; не делайте вид, что вы не понимаете.

– Если иерархия несправедлива, страна идет к своей погибели.

– Она раздавит вас, как и всех остальных; довольствуйтесь решением тех проблем, что вам поручены, и предоставьте щекотливые дела вышестоящим. Ваш предшественник был благоразумным человеком и умел избегать ловушек. Вас повысили, так не портите себе карьеру.

– Я получил это назначение благодаря своим методам; с чего бы мне их менять?

– Используйте свой шанс, не нарушая установленного порядка.

– Я не знаю другого порядка, кроме Закона.

Отчаявшись, секретарь ударил себя в грудь.

– Вы на пути к пропасти! Учтите, я вас предупреждал.

– Завтра вы отнесете мой отчет в администрацию провинции.

– Как вам будет угодно.

– Меня вот что интересует: я нисколько не сомневаюсь в вашем усердии, но неужели вы один – это весь мой персонал?

Ярти как будто засмущался.

– В некотором роде да.

– Что значат эти недомолвки?

– Есть еще некто по имени Кем…

– Его должность?

– Пристав. Его дело – производить аресты, о которых вы распорядитесь.

– Должность, на мой взгляд, немаловажная!

– Ваш предшественник никого не арестовывал; если он подозревал преступника, дело передавалось в инстанции, вооруженные получше. А поскольку в конторе Кему скучно, он патрулирует.

– А буду ли я иметь честь познакомиться с ним?

– Он заходит иногда. Не надо с ним свысока: у него отвратительный характер. Я его боюсь. Если захотите сделать ему замечание, на меня не рассчитывайте.

«Навести порядок в собственной конторе и то будет нелегко», – подумал Пазаир, заметив тем временем, что папирус кончается.

– Где вы его покупаете?

– У Бел-Трана, лучшего изготовителя папирусов в Мемфисе. У него высокие цены, но материал отменного качества и прочности. Я вам его рекомендую.

– Разрешите одно сомнение, Ярти: эта рекомендация бескорыстна?

– Да как вы могли такое подумать?

– Ладно, я ошибся.

Пазаир просмотрел последние жалобы – ничего особенно важного или срочного. Он перешел к спискам чиновников, которых должен был контролировать, и к назначениям, поданным ему на утверждение, – обычная административная работа, требующая только его печати.

Ярти сел, положив под себя согнутую левую ногу и выставив вперед правую; держа наготове палетку и засунув калам[16] за левое ухо, он чистил кисточки и наблюдал за Пазаиром.

– Вы давно работаете?

– С рассвета.

– Рановато.

– Сельская привычка.

– Привычка… ежедневная?

– Учитель говорил мне, что один день небрежения – катастрофа. Познавать можно только сердцем, при условии, что уши открыты, а разум покорен. Чтобы этого достичь, нет ничего лучше добрых привычек. В противном случае дремлющая в нас обезьяна пускается в пляс и бог покидает свое святилище.

Секретарь явно помрачнел:

– Не слишком приятное существование.

– Мы – служители правосудия.

– Кстати, мой рабочий день…

– Восемь часов, два выходных на шесть рабочих дней и два-три месяца отпуска во время различных праздников…[17] Договорились?

Секретарь кивнул. И без напоминаний судьи ему стало ясно, что над пунктуальностью придется немного поработать.

Одно короткое дело заинтересовало Пазаира. Начальник стражи, охранявшей сфинкса в Гизе, был переведен в док. Резкий поворот в карьере: очевидно, этот человек совершил серьезный проступок. Однако вопреки обыкновению вина указана не была. И при этом старший судья провинции наложил свою печать; дело было только за печатью Пазаира, поскольку солдат жил в его округе. Простая формальность, которую следовало выполнить, не раздумывая.