Убитая пирамида - Кристиан Жак

Далее необходимо было выполнить еще одно дело. Пазаир взял тонко заточенную тростниковую кисточку, макнул острие в чашечку с водой и капнул на палетку. Он прошептал молитву, которую произносил всякий писец, перед тем как приступить к работе: «Вода чернильницы для твоего ка, Имхотеп» – так принято было возносить хвалу создателю первой пирамиды, зодчему, лекарю и астроному, ставшему покровителем для каждого, кто имел дело с иероглифами.

Судья поднялся на второй этаж.

В казенной квартире давно никто не жил; предшественник Пазаира, отдававший предпочтение маленькому домику на окраине города, и думать забыл о поддержании порядка в этих комнатах, всецело оказавшихся во власти блох, мух, мышей и пауков.

Но молодой человек не отчаивался; предстоящая битва была ему по плечу. В деревне нередко приходилось тщательно вычищать жилища и изгонять непрошенных гостей.

Купив все необходимое в соседних лавках, Пазаир принялся за дело. Он протер стены и пол водой с растворенным в ней натроном, потом насыпал везде смесь угольной пыли с бебетом[14], чей сильный запах отгоняет насекомых и паразитов. Наконец, он смешал ладан, смирну, кинамон[15], мед и поставил все это куриться, чтобы в помещении приятно пахло. Эти дорогостоящие вещества он попросил отпустить ему в долг и истратил на них большую часть своего будущего жалования.

Выбившись из сил, он расстелил циновку и лег на спину. Но что-то мешало ему заснуть: то было кольцо с печатью. Он не снял его. Пастух Пепи не ошибся: у него не было выбора.

4

Солнце было уже высоко, когда судейский секретарь Ярти, тяжело ступая, подошел к конторе. Тучный, круглолицый и краснощекий, он никогда не выходил без своей именной палки, перемещавшейся в такт его шагам и снискавшей ему почет и уважение окружающих. Дородного сорокалетнего Ярти боги наградили дочерью, которая была причиной бесчисленных хлопот. Каждый день он ругался с женой из-за воспитания девочки, которой ни в коем случае не хотел идти наперекор. Дом сотрясался от их ссор, иногда весьма бурных.

К его великому удивлению, какой-то рабочий замешал толченый известняк с гипсом, чтобы добиться белизны, потом проверил качество смеси, отлив немного раствора в известняковый конус, и стал заделывать дыру в фасаде судейского дома.

– Я никаких работ не заказывал, – сердито сказал Ярти.

– А я заказывал; больше того, я сам сейчас все сделаю.

– По какому праву?

– Я – судья Пазаир.

– Но… вы так молоды!

– А вы, стало быть, мой секретарь?

– Верно.

– День давно начался.

– Да, конечно… Но меня задержали семейные неприятности.

– Что есть срочного? – спросил Пазаир, не прекращая работать.

– Жалоба одного строителя. У него были кирпичи, но не было ослов для их перевозки. Он обвиняет человека, дающего ослов внаем, что тот срывает ему стройку.

– Дело улажено.

– Каким образом?

– Я видел хозяина ослов сегодня утром. Он возместит строителю ущерб и с завтрашнего дня будет перевозить кирпичи; одним процессом меньше.

– А вы еще и… штукатур?

– Довольно бездарный любитель. Наш бюджет весьма скромен, так что в большинстве случаев придется выкручиваться самим. Дальше что?

– Вас ждут по поводу переписи поголовья скота.

– А разве писца-специалиста не достаточно?

– Хозяин имения, зубной лекарь Кадаш, убежден, что один из его служащих ворует. Он потребовал расследования; ваш предшественник оттягивал дело как мог. Честно говоря, я его понимаю. Если хотите, я найду аргументы, чтобы потянуть еще.

– Этого не потребуется. Кстати, вы умеете обращаться с веником?

И судья протянул оторопевшему секретарю сей ценный предмет.

***

Северный Ветер был не прочь снова подышать сельским воздухом; нагруженный необходимыми судье принадлежностями, осел бодро шагал вперед, а Смельчак между тем бегал вокруг и радовался, что удалось поймать несколько птах. Как обычно, Северный Ветер навострил уши, когда судья сказал, что они направляются в имение зубного лекаря Кадаша, расположенное в двух часах ходьбы к югу от Гизехского плато; осел сразу же нашел верный путь.

Пазаира с распростертыми объятиями встретил управляющий имением, который счастлив был наконец увидеть перед собой судью, сведущего и преисполненного желания разрешить загадку, отравляющую жизнь погонщикам быков. Слуги вымыли ему ноги и принесли новую набедренную повязку, взявшись почистить ту, что была на нем. Два мальчугана накормили осла и собаку. Кадашу доложили о приходе судьи, наскоро соорудили помост с красно-черной крышей, поддерживаемой колонками в форме лотоса, чтобы в его тени и расположились Кадаш, Пазаир и писец, который вел учет скота.

Когда показался хозяин имения с посохом в правой руке и в сопровождении слуг, несших за ним сандалии, опахало и кресло, музыкантши заиграли на тамбуринах и флейтах, а молодые крестьянки преподнесли ему цветы лотоса.

Кадаш был шестидесятилетним мужчиной с густыми седыми волосами, большим носом с фиолетовыми прожилками, низким лбом и выступающими скулами; он часто вытирал слезящиеся глаза. Пазаира удивили его красные руки – по всей видимости, лекарь страдал плохим кровообращением.

Кадаш взглянул на него подозрительно.

– Так это вы новый судья?

– К вашим услугам. Приятно видеть крестьян, радующихся тому, что хозяин имения благороден душой и крепко держит жезл правления.

– Вы далеко пойдете, молодой человек, если будете уважать сильных.

Зубной лекарь говорил с трудом, зато одет был великолепно. Дорогой передник, нагрудник из меха леопарда, широкое ожерелье в семь рядов голубого, белого и красного жемчуга, браслеты на запястьях – все придавало ему величия.

– Сядем, – пригласил он.

Он сел в свое кресло из крашеного дерева, Пазаир устроился на сиденье кубической формы. Перед ним и перед писцом поставили низкие столики для письменных принадлежностей.

– Согласно вашему заявлению, – напомнил судья, – вам принадлежит сто двадцать одна голова крупного скота, семьдесят овец, шестьсот коз и столько же свиней.

– Точно. По последней переписи два месяца назад одного быка не хватало! А животные у меня исключительно ценные, наименее тучного из моих быков можно обменять на льняную тунику и десять мешков овса. Я хочу, чтобы вы нашли и наказали вора.

– А вы проводили собственное расследование?

– Это не мое дело.

Судья обратился к писцу, сидящему на циновке:

– Что вы записали в своих реестрах?

– Количество предъявленных мне голов.

– Кого вы допросили?

– Никого. Мое дело записывать, а не вопросы задавать.

Пазаир понял, что больше от него ничего не добьется; в раздражении он вытащил из своей корзины пластинку из смоковницы, покрытую тонким слоем гипса, заостренную тростниковую кисточку длиной двадцать пять сантиметров и чашечку для воды, в которой он развел чернила. Когда все было готово, Кадаш дал знак главному погонщику начинать прогон скота.

Хлопнув по шее огромного головного быка, тот запустил процессию. Бык медленно подался вперед, а за ним тронулись его грузные, невозмутимые собратья.

– Не правда ли они великолепны?

– Похвалите ваших скотоводов, – посоветовал Пазаир.

– Вор, наверное, хетт или нубиец, – предположил Кадаш. – В Мемфисе слишком много иноземцев.

– А ваше имя разве не ливийского происхождения?

Зубной лекарь не стал скрывать недовольства.

– Я живу в Египте давно и принадлежу к избранному обществу – разве богатство моего имения не лучшее тому доказательство? Я лечил самых влиятельных придворных, помните об этом и знайте свое место.

Рядом с животными шли слуги. Они тащили фрукты, пучки лука-порея, корзины с латуком и сосуды с благовониями. По-видимому, это была не просто проверка учета; Кадаш хотел ослепить нового судью, продемонстрировав, насколько он богат.

Смельчак проскользнул под сиденье хозяина и смотрел на проходивших мимо животных.

– А вы из какой провинции? – поинтересовался зубной врач.

– Следствие здесь веду я.

Перед помостом шли два запряженных быка. Тот, что постарше, улегся на землю и отказывался идти дальше. «Прекрати прикидываться мертвым», – заорал погонщик. Виновник с опаской взглянул на него, но не двинулся с места.

– Ударь его, – приказал Кадаш.

– Постой, – вмешался Пазаир, спускаясь с помоста.

Судья погладил быка, дружески похлопал по могучей шее и с помощью погонщика попытался поставить его на ноги. Убедившись, что ему ничего не грозит, тот повиновался. Пазаир сел на место.

– Вы очень чувствительны, – съязвил Кадаш.

– Ненавижу насилие.

– Но ведь оно иногда необходимо. Египту приходилось сражаться с захватчиками: люди отдали жизнь за наше нынешнее благополучие. Вы же не станете их осуждать?